машину, - вспомнить, что ли, юные годы? - в <Авангарде> я тянул на первый взрослый - рвануть кросс до автобусной остановки? - дыхания, пожалуй, хватит, - а скорости? - сейчас разверзнутся хляби!..>
К Заборскому возвращалась его привычная ироническая трезвость. Да нет, пожалуй, жгучая досада, такая, что впору заплакать. Обманула Ира. Безжалостно обманула та, которую он только что любовно представлял на месте своей дочери. Конечно, раз она с дружками устраивает здесь тайные пиршества, ей никак не желательно, чтобы дом сносили. Но выдумать ради этого целый фантастический сюжет, явиться к главному архитектору! Ах, скверная девчонка, врунья, дрянь, дрянь... Купился, старый дурак, - вот тебе!
Он решительно повернулся уходить, но помешкал, вспомнив о предательской лестнице. Что ж, отступать некуда... Заборский сделал шаг и замер. За спиной тихонько звякнуло. Еще раз, еще... Похоже, что две стоящие рядом бутылки ударяются боками. Подземные толчки? Да нет, он бы почувствовал.
Вадим Алексеевич снова поглядел в сторону печи, разрисованной по белому тысячами затейливых синих фигурок. Понятно, рядом с печью никого не было. Плотно закрытую чугунную дверцу покрывал слой пыли. Больше не звенели бутылки; зато наступил черед иных, еще более загадочных звуков. Казалось, что дом кряхтит и почесывается, пронизанный некими токами в преддверии разгула стихий. Шелестело, скреблось, шуршало и взвизгивало то в одном конце зала, то в другом, то за стенкой, то под самыми ногами...
Заворчав, электрически полыхнуло небо. Что-то мягко упало в печи и завозилось, тряся изнутри дверцу. Главный архитектор пятился, боясь оказаться спиной к залу. За ним проскрежетало и громко щелкнуло...
Вадим Алексеевич обернулся прыжком, лицо его исказилось. Дверь в конце коридорчика, через которую он вошел сюда, не прикрыв ее, стояла захлопнутая. Издав нечто вроде короткого храпа, Заборский рванул на себя ручку - но дверь, лишенная замка, держалась крепко, словно взятая на ключ.
И тогда главный архитектор города побежал - не чувствуя ног, ринулся обратно мимо перегородок, наискось через шепчущий, бормочущий пустой зал к лишенному стекол окну.
Он успел еще услышать, как визжит на несмазанных петлях, отворяясь, заслонка печи.
Если бы в окрестных домах оставались жители и кто-нибудь из них выглянул полюбоваться вечерней грозой - он увидел бы незабываемое зрелище. Сквозь оконную раму во втором этаже особняка вымахнул, не удержавшись затем на ногах, мужчина в отличном светлом костюме, с лицом перепачканным и обезумевшим. А если бы наблюдатель еще и знал в подробностях историю <Поисков контакта> - он, безусловно, отметил бы, что беглец воспользовался именно тем окном, в котором лет тридцать пять назад, спасаясь от ночного ужаса, собственным телом высадил стекла нынешний помощник прокурора республики Петр Приходько.
VI
<Директору ...го областного краеведческого
музея доктору сельскохозяйственных наук
Гордейчуку Я. М.
от лаборанта отдела зоологии и палеонтологии
Нестеренко Б. Г.
3 а я в л е н и е
Прошу освободить меня от занимаемой должности по собственному
желанию>.
Все. Остается лишь поставить число и подпись. Два дня он мучился, прежде чем принять это решение; но теперь оно бесповоротно. Мама, конечно, расстроится: ей так нравилось, что Богдан <Пошел в науку>. Но ничего. Она поймет, что сын больше не может оставаться там, где его жестоко оскорбили...
- Нестеренко, на ковер!
Не сразу обернувшись на голос беспечной секретарши Леночки, он подумал, что так даже лучше. Старик и рта не успеет раскрыть, чтобы выложить порцию обидных слов, - а тут Богдан хлоп ему на стол бумагу! Это будет хорошая пощечина. Пусть не считает себя всесильным... Богдан быстро подписался, черкнул дату и, взяв листок, вышел вслед за Леной. На секунду ему стало жаль расставаться со своим отделом, с привычной за два года работы большой темноватой комнатой; с товарищами в застиранных синих халатах - каждый колдует за своим столом; да и стола родного стало жаль, такого обжитого, где он и писал, и рисовал, и препарировал... Поборов себя, Богдан твердо закрыл дверь.
Войдя в кабинет директора, он увидел там своего завотделом, Павловского. Рыхловатый, рано облысевший, Роман Викторович скромно сидел в углу, и вид у него был такой, точно Павловского внезапно разбудили и он еще не успел прийти в себя. Более того - растерянность читалась в поведении Якова Матвеевича. Директор явно не знал, как начать разговор.
Походив взад-вперед с папиросой и зачем-то поправив стеклянную поилку кенаря, Яков Матвеевич наконец выдавил из себя:
- Такие дела, брат... Получается, что мы с тобой опять должны вернуться к старой теме, к твоим домовикам!
- А я не хочу к ней больше возвращаться! - удивившись собственной смелости, громко сказал Богдан. Против ожидания, Яков Матвеевич лишь дернул седой бровью и примирительно ответил:
- Ладно, ладно! Знаешь, кто старое помянет... - Он взял со стола бумагу, протянул ее мятежному лаборанту. - Вот... Как снег на голову заинтересовались твоими зверушками серьезные люди. То есть не именно твоими и не благодаря тебе, но чем-то очень похожим. Почитай-ка...
Это было письмо, отпечатанное на машинке; обычный лист, не казенный бланк, но подпись внушала легкий трепет: <П. К. Приходько, помощник прокурора республики>. Высокопоставленный юрист писал, что к нему на прием явилась школьница, специально приехавшая из областного центра, откуда был родом сам Приходько. Девочка, оказывается, знает понаслышке о некоем детском приключении прокурора, а именно о том, как лет тридцать пять тому назад в старом нежилом доме Приходько столкнулся с весьма странными и скорее всего неизвестными науке ночными животными. Школьница и ее друзья, как бы приняв эстафету от сверстников юриста, <опекают> этот дом, так и оставшийся незаселенным. По ее сообщению, неведомые существа продолжают тем или иным образом обнаруживать свое присутствие. Поскольку особняк в самом близком будущем подлежит сносу, Приходько просит сотрудников краеведческого музея произвести тщательное обследование. Адрес: улица академика Грабовского, 34.
В груди Богдана точно лопнула глухая перегородка, мешавшая сердцу биться свободно. Слезы навернулись на глаза. И даже директор вдруг показался не столь уж неприятным: ну, погорячился человек, с кем не бывает... Лаборант незаметно скомкал за спиной свое заявление.
...То был вторник; а в пятницу они с Романом Викторовичем, руководившим <экспедицией>, выехали на улицу Грабовского. Всей исследовательской техники был у них потрепанный УАЗ-469 - музей никакой поисковой аппаратурой не располагал. Правда, Богдан заикнулся, что надо бы-де попросить у военных прибор инфракрасного видения; но Роман Викторович объяснил, что на согласование и получение допуска к такому прибору уйдет не один месяц, а до сноса особняка осталось не больше недели...
Лаборант заранее разыскал по телефону Иру Гребенникову (разумеется, это она ездила в столицу к Приходько). Когда <уазик> вкатился во двор тридцать четвертого номера, там уже ожидала небольшая группа ребят, среди которых Богдан как-то сразу выделил щуплую девчушку в линялых джинсах и голубой ветровке. Поразили ее глаза - непрозрачные, пугающе темные, особенно по контрасту с бескровным некрасивым личиком. Были в них недетская тоска и страстное ожидание... чего? Разгадки чуда?.. Остальные выглядели вполне буднично: щекастая румяная вертушка, которую товарищи именовали Натахой; робкий Виталий, из числа тех стремительно растущих, хрупких ребят, которым всегда коротки рукава и брюки; подозрительно глядящий исподлобья, надутый, капризного вида бутуз, по имени Олег.
Богдан, конечно, ожидал, что их посвятит в тайны дома черноглазая Ира, но на деле случилось иначе. Его и Павловского буквально потащила за собой шустрая Натаха. От нее не отставал верный паж Виталик; Олег плелся по пятам, делая вид, что все ему трын-трава, но на самом деле сгорая от любопытства; и лишь зачинщица держалась поодаль. На все, что делали зоологи, она поглядывала даже с некоторой неприязнью... И уж наверняка с великим недоверием.
Однако больше всего поразило Богдана поведение Романа Викторовича. Шеф бродил по особняку
