Он тяжело вздохнул.
— Дорогой мой Канетон, в наше время все аэродромы находятся под тщательным наблюдением, а для того, чтобы долететь из Бретани до Лихтенштейна, маленький самолет не годится. К тому же все хорошие пилоты, как правило, до отвращения честные, а что касается плохих, — тут Мерлен снова пожал плечами, — то такие люди, как Маганхард, с плохими не летают.
Что и говорить, аргументы у него были убедительные. Я кивнул.
— Где я смогу забрать машину? Только не взятую напрокат и не краденую.
— Полиция не конфисковала парижские машины Маганхарда. Они даже не знают, что у меня есть ключи. Что вы предпочитаете — «фиат-президент» или «ситроен-DC»?
— «Ситроен», если только он не яркого цвета.
— Черный. На такой никто не обратит внимания.
Я вновь кивнул.
— Вы поедете с нами?
— Нет, но я встречу вас в Лихтенштейне. — Он улыбнулся девушке в халате с изображением Резни при Глен-ко[9] и краем рта спросил: — Вам понадобится телохранитель?
— Если не исключена вероятность перестрелок, то да: я не профессионал. Я слышал, что Ален и Бернар по-прежнему лучшие в этом деле, а сразу после них идет американец Ловелл. Могу я рассчитывать на кого-нибудь из них?
— Вы знаете этих людей? — Судя по всему, он никак не ожидал, что я назову имена трех лучших телохранителей Европы.
— Анри, не забывайте, что у меня тоже есть клиенты, и кое-кому из них вовсе не улыбается получить пулю в спину. — Разумеется, я немного преувеличивал, но у меня и в самом деле были клиенты, которых вполне могли подстрелить, хотя большинство из них — и не без оснований — не ценили свою жизнь во столько, во сколько обходится хороший телохранитель. Тем не менее надо всегда стараться быть в курсе.
— Я совсем забыл, — кивнул он. — Надо полагать, вы познакомились с Аденом и Бернаром во время войны?
Так оно и было. В частях Сопротивления, действовавших на юге Франции, оба считались отличными бойцами и после окончания войны не захотели расстаться с оружием. Я слышал, что они всегда работают вместе и порой занимаются куда более серьезными делами, чем охрана клиентов. Но если бы Ален и Бернар выступили на моей стороне, я был бы готов опустить моральную сторону этого вопроса.
— Боюсь, что я не смогу на них выйти, — сказал Мерлен. — Но могу нанять Ловелла. Вы его знаете?
— Лично мы никогда не встречались. Кажется, он работал на американскую службу безопасности?
Надо сказать, что в Америке понятие «служба безопасности» не означает того же, что под этим подразумевается в Европе. В Штатах эти ребята специализируются на охране президентов и их семей. Все это говорило о том, что Ловелл был профессионалом, но тогда почему он ушел в отставку? Что ж, не исключено, что некоторые не любят работать на организацию.
— Я договорюсь, чтобы он встретился с вами в Кемпере, — сказал Мерлен.
— Если мы начинаем оттуда. Кстати, вы не могли бы устроить так, чтобы и машину подогнали туда же? Я могу доехать до Лихтенштейна за сутки, но за день до этого не хочу садиться за руль.
— Устрою.
Фанфаристы затрубили вновь, созывая манекенщиц под арку.
Мерлен с любопытством посмотрел на меня.
— Канетон, похоже, вы беретесь за эту работу, — с довольным видом заметил он. — Знаете, почему?
— Из-за двенадцати тысяч франков, вот почему, — ворчливо ответил я и, поймал себя на том, что произнес это быстрее, чем следовало, продолжил уже чуть медленнее: — При условии, что восемь тысяч я получу авансом и вдвое больше, если попаду за решетку.
Мерлен согласно кивнул.
— И еще. Вы адвокат Маганхарда. Дайте мне слово, что он никого не изнасиловал и едет в Лихтенштейн, чтобы спасти свои деньги, а не прикарманить чьи-то еще.
Он улыбнулся ленивой кошачьей улыбкой. — Стало быть, Канетон моралист и теперь хочет выступать только на стороне закона и справедливости, да?
— Мне кажется, — резко сказал я, — что, когда вы познакомились со мной на войне, я сражался за правое дело!
— С точки зрения морали война — штука простая… Но я даю слово, что Маганхард не насильник и не пытается украсть чужие деньги. Когда вы с ним познакомитесь, то сами в этом убедитесь.
Фанфаристы протрубили какую-то сложную тему. Из арки потоком хлынули манекенщицы в вечерних туалетах, включая и злополучный номер 37.
Мерлен заерзал, пытаясь поудобнее устроиться на маленьком жестком сиденье.
— Позже я позвоню вам в отель. А сейчас мы снова враги. Voici[10] .
И он указал на номер 37.
На мой неискушенный взгляд, модель № 37 — «Prin-temps de la Vie» представляла собой обыкновенный кусок бутылочно-зеленого шелка, обернутый вокруг манекенщицы с таким расчетом, что получалось множество горизонтальных складок наверху и вертикальных — внизу, плюс короткий шлейф сзади. Тем не менее я понял, что имел в виду Анри, говоря о возрасте женщин, которым бы понравилось такое платье, — под этими пышными складками можно было скрыть любые недостатки фигуры. Единственная мысль, которая возникала при виде этой модели, — достаточно ли вы богаты, чтобы позволить себе столько шелка?
Наклонившись к Мерлену, я прошептал:
— Гораздо лучше, чем все, что мог придумать «Ле Мэтр».
— La mode n'existe qu'a Paris[11], — твердо заявил он. — Если модель хороша, значит, она украдена. — В руке он держал фотографию, то и дело сравнивая ее с платьем на манекенщице.
Она прекрасно понимала, что он делает, и, проходя мимо нас, замедлила шаг, пытаясь нашарить у талии карман или пояс, куда можно было засунуть руки. Не знаю, зачем манекенщицы так делают: если в жизни девушка засовывает руки за пояс, ее запросто можно принять за шлюху.
— Это платье от «Ле Мэтр»! — взорвался Мерлен. — Это… c'est un vol! Votre Hopkins, il est un larron, un espion…[12].
Я перестал слушать, поскольку теперь знал, чем все это кончится.
Когда он наконец выговорился, я тихо сказал:
— Согласен, кое-какое сходство есть. Но есть и различия. — Честно говоря, я бы затруднился определить, какие именно, но только не Мерлен.
— Очень незначительные! Это платье от «Ле Мэтр». Ваш Хопкинс занимается этим уже много лет подряд, но сегодня Анри Мерлен схватил его за руку!
— Не думаю, что Хопкинс сдастся без борьбы, — задумчиво сказал я.
— Тогда мы будем бороться. — Он встал и решительно зашагал вдоль ряда. Манекенщица повернулась и засеменила по дорожке, держась на одном уровне с ним. Я подмигнул ей, она — мне. Девушка оставила попытки найти пояс или карман и просто положила руку себе на бедро, отчего не перестала выглядеть шлюхой, только теперь более дешевой.
Хопкинс и Мерлен стояли в дверях, делая вид, что не замечают друг друга.
Я улыбнулся обоим и повернулся к Мерлену:
— Прошу прощенья, Анри, я должен дать совет моему клиенту.
— Посоветуйте ему разбогатеть к завтрашнему утру или этой же ночью перерезать себе горло. Я вам позвоню. — И, улыбнувшись на прощание, он быстро вышел.
