первый взгляд не производила впечатления специалиста не только в криминальной психологии, но и вообще ни в одной из сфер человеческой деятельности, кроме разве что сексуальных утех. В тех случаях, когда никто еще не понимал, куда клонит начальство, но все чувствовали, что предстоит неприятный разговор, Марта всегда принимала удар на себя. Реализовывала неугасимое желание любой ценой оказываться в центре внимания.
— Но о нашем центре там за вчерашний день информации нет! — Марта простодушно похлопала синими глазами с длинными ресницами. — У меня поиск всю ночь работал.
— Зато есть информация о нашем сотруднике, Марта Валентиновна. Душераздирающий пост о том, как какой-то мужик на глазах у всей «пешеходки» снял малолетку и затолкал ее в подъехавший джип. Кирилл Владимирович, вчера ваша смена во сколько закончилась?
— В 18.00, — чуть хрипло пояснил Кирилл.
— А почему в 21.45 вы вызывали на себя не дежурный экипаж, а медиков?
Коллеги удивленно переглянулись.
— Я… действительно обнаружил на улице девушку в состоянии постнаркотического шока… — откашлявшись, начал Кирилл.
— Вот это и называется медвежья услуга… — Разумовский побарабанил пальцами по столу. — Вы поставили под угрозу деятельность всей службы. Смею вам напомнить, что психолог — не врач. За неоказание помощи больному его никто не посадит. А вот за совращение малолетних — вполне. Что это был за демарш, Кирилл Владимирович? Разве кто-то ставил вам вчера задачу работать на улицах? Да еще
— А я не считаю психологов, работающих в составе патрулей, низшей кастой. Я сам там два года отработал! — неожиданно для себя самого огрызнулся Кирилл.
— Превосходно, — нарочито спокойно ответил шеф, — Марта Валентиновна, я попрошу вас оказать коллеге психологическую помощь. Вводная будет у вас в кабинете. Один час. Затем оба приступаете к работе. Данные на клиентов получите в 10.30. Перед тем как приступить к изучению личных дел, внимательно перечитайте устав нашего подразделения. Это уже касается всех, — Разумовский повысил голос. — Вы слышали, что патрули перешли на круглосуточный график? Нас ждет большой объем работы. Скорее всего, даже в вашем отделе этой осенью правило «один агент — один клиент» не сработает. Готовьтесь, коллеги. Все свободны.
Разумовский встал. Приглушенно захлопали поднимающиеся сиденья, помещение наполнилось шорохом и рабочим гулом голосов.
— Пойдем, Кирюшенька, поболтаем, — сказала Марта, положила руку ему на плечо и заглянула прямо в зрачки.
Кукольно-синие глаза на секунду превратились в два бездонных озера. «Интересно, сколько все-таки ей лет?» — подумал Кирилл. Когда он пришел в «Рубикон», то сразу определил для себя Марту как женщину без возраста. И без IQ.
Первое впечатление оказалось верным. Марта, конечно, была не дурочка, но проигрывала по этому показателю всем коллегам без исключения. Выбор начальства, включившего Марту Валентиновну в группу индивидуальной коррекции, долгое время оставался для Кирилла Гольцова настоящей загадкой. Пока до него не дошло, что Разумовский держал ее здесь отнюдь не за эйнштейновский ум.
В Марте жило первозданное материнство. Она была воплощенным в женщине символом матриархата. Стоило ей взять жертву под локоток — и сопротивляться всепобеждающему обаянию и какой-то первобытной силе, исходящей от этой женщины, даже пытаться не стоило. Рука Марты как бы невзначай скользнула с плеча Кирилла на грудь, задержалась там на секунду и… «Как она это делает»? — подумал Кирилл, у которого теплый отпечаток женской руки горел где-то в области грудины. Марта уже подхватила с подлокотника соседнего кресла папку и прошла вперед. Она безумно любила короткие юбки. К коротким юбкам, кроме блузок и кофточек, как правило прилагался пиджак, не застегивавшийся на роскошной груди. Да и на менее роскошной талии тоже не застегивавшийся. Разве что на одну пуговицу — среднюю, и то только до обеда.
— Ну что, музыку включим? — обворожительно улыбнулась Марта, открыв свой кабинет и перешагнув порог.
— Нет! — Кирилл спохватился и понизил голос. — Не надо. Так поговорим.
— Тогда садись на мое место, за стол, а я кофе сварю.
Музыки Гольцов давеча наслушался на работе до одури. Она непрерывно лилась из приманки, подстраиваясь под тембр его голоса. Кстати, наркологи, у которых жаргонное словечко «приманка» никак не увязывалось с понятием врачебной этики, упорно называли генератор помех талисманом.
Из восьми сотрудников Отдела индивидуальной коррекции музыкальным слухом и приятным голосом обладали все восемь. Это было одним из обязательных условий. Но играл вместе с Санькой Седловым на студенческих вечерах только его бывший однокурсник Кирилл Гольцов. Клиент Саша был аудиалом и воспринимал мир скорее в звучании, чем в красках и ощущениях, на чем и погорел. К тому времени, когда Кирилл и два оперативника вошли в квартиру, Саша с воткнутым в уши плеером сидел у себя дома в полной отключке, смотрел перед собой невидящими глазами и готов был уже скончаться от передоза звукового наркотика, который сладким ядом капал и капал в уши музыканта. Кирилл провозился с Санькой несколько часов, прежде чем с рук на руки передал бригаде наркологов. Оперативники занялись плеером. Клиентов обычно программировали на повторный добровольный визит, и Кирилл даже думать не хотел о том, что будет врать Саньке Седлову в глаза, когда тот неожиданно для себя запишется к нему на прием через несколько дней.
Кирилл стряхнул неприятные воспоминания и поднял глаза. А Марта-то его спровоцировала!
— Ты получила вводную на меня еще вчера, Марта? — спросил он.
— Ну конечно, — тут же подтвердила она, — какой ты… Взял и сразу догадался! Но все равно, Кирюшенька, ум чувствам не помеха.
Марта уже колдовала около кофеварки, аппарат шипел и булькал, распространяя по кабинету дразнящий запах.
— Мне Разумовский вчера около одиннадцати позвонил и все по электронке сбросил. Переживаешь? — доверчиво спросила она и поставила на стол кружку кофе. — Пей. Очень вкусный: сладкий и много сливок. М-м-м… — она облизнулась и мечтательно подняла глаза к потолку, как будто там был написан благословенный рецепт приготовления этого божественного напитка. Кирилл терпеть не мог сладкий кофе. Он всегда пил его без молока. И уж тем более без сливок. Но от того, как Марта облизнулась, ему вдруг ужасно захотелось горячего, тягуче-сладкого и жирного месива, которое она называла «кофе». Он протянул руку. Он почти вожделел эту гадость. Вот… В этом вся Марта.
— А ты как думаешь? — риторически спросил Кирилл и с неподдельным удовольствием отхлебнул из кружки. — Мы ж с ним вместе учились.
— А ты не переживай, — посоветовала Марта. — Что он тебе: кум, сват, брат? Мало ли кто с кем девчонок в институте на гитарные переборы подманивал.
Кирилл невольно улыбнулся и сделал еще глоток. Здесь, в кабинете у Марты, все еще ощущая на груди тепло женской руки, он мог выхлебать содержимое кружки целиком и добавки попросить.
— Ищи причину. Ты же психолог, — вдруг серьезно сказала Марта, — тебя вчера на утреннем разводе не узнать было. И совсем тут дело не в твоем музыканте, на которого ты вводную позже прочитал! И девочка эта… Ну чего ты к ней полез пьяный? Приехала бы бригада, увезла незаметно.
— Марусь, она там два часа стояла! Под дождем. Одна на пешеходке. Парни какие-то рядом терлись. Если бы я чуть раньше внимание обратил…
— Кирюш! — чуть поморщившись, перебила собеседница. — Тебе кофе не нравится?
— Очень нравится, Марта, — серьезно сказал Кирилл.
— Тогда почему ты меня совсем не слушаешь? Я так старалась! Ищи причину. Мне можешь не говорить. Для себя хотя бы найди, договорились?
Марта приблизилась, уселась в кресло для клиентов и навалилась грудью на стол:
— Какой ты, Кирилл, все-таки симпатичный, — игриво протянула она, подперев щеку одной рукой, а другой поправляя бретельку лифчика прямо сквозь ткань блузки. — Все четыре года, что ты здесь работаешь, я думаю: закрутить с тобой служебный роман или нет…
