— Ладно, — всхлипнув, сказала Маринка и сразу перестала плакать.
— Сядь на это кресло пока. Оно мягкое… — И Антон ринулся с места и исчез.
А Маринка поплелась к большому кожаному креслу, куда ей показал Антон. Оно стояло возле вешалки.
Если говорить начистоту, о доме Марина не думала. Дома-то ее никто бранить не станет. Но она боялась идти обратно через Ленинградский проспект. Уж такого страха натерпелась она, когда бежала сюда, что твердо знала — теперь нипочем не будет переходить улицу без взрослых.
А что за тем окном?
— Брата, стало быть, ждать осталась? — нараспев спросила у Маринки гардеробщица, которая стояла за коричневым заборчиком возле вешалки.
— Он мне не брат, — возразила Маринка.
— А кто же?
— Просто он из нашей школы.
— Брат не брат, ждать-то его будешь?
— Буду.
— Тогда раздевайся — вспотеешь! Потом выйдешь на улицу, простудишься.
Маринка обрадовалась. В пальто и правда жарковато. И шарф вокруг шеи. И теплая шапка. К тому же ранец оттягивает плечи.
Хорошо, что тетя гардеробщица догадалась, все это взяла у нее на вешалку, а взамен дала номерок.
Номерок Маринка спрятала, поправила косички, обдернула черный передник. Поудобнее уселась в мягком кресле.
А вокруг, оказывается, было очень интересно!
Смотри в оба глаза, слушай в оба уха, не зевай.
Маринка так и делала: смотрела, слушала и старалась ничего не прозевать.
Входная дверь то и дело распахивалась. Разные люди входили сюда, в просторный вестибюль с широкими четырехугольными колоннами. И всех, точно магнитом, притягивало маленькое оконце, над которым висела табличка: «Регистратура».
Вот вошел военный. В руках чемоданчик. Быстро снял шинель, фуражку, отдал на вешалку и, словно боясь потерять драгоценные минуты, заспешил к оконцу, чтобы потом скрыться за боковой дверью, куда недавно убежал и Антон.
Маринка наблюдала и соображала: значит, без окошка никуда нельзя, а плавают, наверно, где-то там, за теми дверями.
Снова хлопнула тяжелая входная дверь. Пропустила женщину с девочкой. Девочка маленькая, в белой мохнатой курточке. Краснощекая, кругленькая, этакий кубарик!
Помогая ей раздеваться, женщина торопила:
— Скорей, скорей, Лена! Скорей…
Раздевшись, девочка побежала, вернее, покатилась к тому же окошку, где регистратура. Встала на цыпочки, подтянулась, еле достала рукой, подавая свой пропуск.
«И она будет плавать? — удивилась Маринка. — Ведь меньше меня…»
А девочка, взяв жетон, быстро побежала теперь к боковым дверям. Значит, тоже будет плавать…
Рядом остановились двое. Они спустились сверху по большой лестнице, устланной ковровой дорожкой. Оба в легких спортивных брюках, в белых майках. На ногах только подошвы с ремешками. Сандалии не сандалии, а что-то в этом роде. У каждого на груди на длинном шнурке болтается свисток.
Они остановились и стали разговаривать. Говорили совсем о непонятном.
— Классный был заплыв!
— Кролем — ну, подумаешь…
— Он и баттерфляем шел не хуже.
— Не отработан баттерфляй.
— Уж это ты брось!
— Видал я, как он баттерфляем…
«Учителя по плаванию, может быть?» — подумала Маринка. И не ошиблась, между прочим, — это разговаривали два тренера.
К одному из них подошла девочка. Школьница. Видно, старшеклассница. Она, залившись румянцем, спросила:
— Можно записаться в спортивную школу?
Тренер оглядел ее:
— А сколько лет тебе?
— Тринадцать, — ответила девочка.
— Многовато.
— Но я умею плавать, — настойчиво сказала девочка, — я училась плавать.
— Где?
— В городе Фрунзе. У нас там тоже есть бассейн.
— А теперь будешь жить в Москве?
— Папу сюда перевели. Мой папа военный.
— Хорошо, — сказал тренер. — Пойдешь в воду. Надо посмотреть, как плаваешь.
Девочка повеселела, заулыбалась и бегом кинулась туда, куда кивнул тренер. Он вслед ей крикнул:
— А мыло? Мочалка? Все остальное?
— Есть, есть, все тут! — Девочка подняла прозрачный мешочек, в котором просвечивало что-то пестрое.
Как ни интересно глядеть по сторонам, но все-таки Маринка начала томиться. Минуты летели за минутами. И сколько этих минут уже пролетело — не сосчитаешь! У нее даже ноги устали сидеть. Она поднялась с кресла и вопросительно глянула на гардеробщицу. Та улыбнулась девочке и поняла ее:
— Ладно, ладно, сходи разомнись. По той лестнице иди. Там наверху у нас красиво. А брату я скажу, где ты.
— Он мне не брат… — снова поправила гардеробщицу Маринка.
Но, в общем, ей было приятно, что Антона Черных считают ее братом. Как там ни говори, а хорошо, если есть старший брат. За таким было бы как за каменной стеной…
Робея, Маринка стала медленно подниматься по красной бархатной дорожке, а снизу ее подбодрял голос гардеробщицы:
— Иди, иди, не бойся, у нас разрешается!
Правда, красиво было у них здесь, наверху. Красиво и богато! Опять колонны, колонны, колонны… А возле каждой — стеклянный шкаф. А в каждом шкафу наставлено видимо-невидимо удивительных вещей. И не просто удивительных, а прямо редкостных вещей!
Ого, какие хрустальные вазы! Да они ростом с нее, с Марину. А может, и повыше! А серебряные блюда! На таких, наверно, в сказках царям и царицам могли подавать жареных лебедей и медовые пряники. А чаши в узорчатых оправах! И вообще всякое-разное было в этих стеклянных шкафах. Глаза разбегались смотреть. И не разглядишь — так много! Будто в музее каком-нибудь.
Маринка сперва удивилась — зачем это тут, в бассейне? Но, читая надписи, поняла: вазы, чаши, кубки — все это награды, все это призы, полученные спортсменами на соревнованиях, спартакиадах, олимпиадах… Одни — за плавание, другие — за прыжки в воду, третьи еще за что-то. И удивляться нечего, что все это здесь. А где же еще такому находиться?
Зал был весь в окнах. И слева — окна. И справа — окна. И за Маринкиной спиной, и прямо перед нею.
