– На колени, Дженнаро, Джек! На колени!
Отец бухнулся на колени.
Я уселся на диван, потрогал рассеченную скулу.
Такого багрового режущего света я не видел ни разу в жизни.
Папа устало поднялся с колен. Почистился. Багровый сумрак стал рассеиваться.
Я услышал мамины всхлипывания.
– Идиот, – тихо сказал отец, – просто идиот. Ты думаешь, ты – храбрец? герой? Нет, ты просто идиот, не умеющий просчитывать результаты своих действий. Цена твоему геройству – грош. Ты вроде ребенка, который без родительского догляду вышел на балкон, протиснулся сквозь балконную решетку и стоит на карнизе над бездной. Он не понимает, с чем играет; у него нет страха высоты. Ему повезло: он еще ни разу не падал из кроватки, поэтому он не боится упасть с небоскреба. О, идиот, идиот! – отец печально покачал головой.
Глава вторая. Маму надо слушаться
С меня сорвали одеяло.
– О! Герой. Вставай, просыпайся… Пора, пора…
Я плохо соображал и сквозь сон слышал голос мамы:
– Я ордер спрашиваю. Меня не интересуют ваши пропуска, вы не на свой объект пришли, а вломились в мою квартиру, поэтому…
– Эй, парень, – голос грохнул над самым ухом, – ты что ли ж… дракону показывал? Ну, собирайся, дококетничался – ты ему понравился.
Голова у меня кружилась, даже и без одеяла я проваливался в мягкий нежный сон.
– Чувиха, не раздражай ребят, что ты мельтешишь в своем капотике? Ребята из подземки – баб уже год не видели, а ты тут…
– Б… да он снова дрыхнет! Мужик! Тебе же сказали: сна больше не будет. П…ц, приехали!
Резкая боль. И я открываю глаза. Вся комната залита ровным умиротворяющим белым светом. Это сияет глаз дракона. Черные тени людей в зеленой форме. Их много. Тени, черные и четкие, мама в халате, накинутом на ночную рубашку. Холод, неприютность. И страх, омерзительный, ледяной страх, подрагивающий в низу живота. Я начинаю одеваться. Я одеваюсь медленно. Стараюсь одеваться как можно спокойнее, не спешить. Ухо и пол-лица горят, из губы сочится кровь.
Мама указывает на стоящего рядом со мной здоровенного детину.
– Как его фамилия?
Человек в кепи, надвинутом на самые глаза, устало усмехается:
– Чувиха, у нас нет книги скарг та пропозиций. Потерпи… тебе же объясняют, что мы из подземки, все… Жили бы как люди, не рыпались бы – и отношение к вам было бы людское, а так…
Здоровенный детина слышит весь этот разговор и, искоса глянув на маму, с силой лупит меня по затылку, швыряет одежду на пол:
– Ты что, к девке на именины? К бабушке на блины? Собирайся!
Дрянь… Жирная дрянь… Ох, как бы я ему врезал… А что мне мешает ему врезать? Видимо, кое-что мешает, потому что едва лишь я занес руку для удара, как тут же полетел в угол, сшибленный тяжеленным кулаком. Из носа у меня полилась кровь.
Очевидно, я отрубился, отвалился на время, на короткое время меня не было в этом мире, стиснутом четырьмя стенками комнаты и залитом ровным белым светом глаза успокоившегося, блаженствующего дракона.
Детина поднял-подтянул меня за руку вверх, встряхнул как следует:
– Ну ты, тля! Ты будешь, мать твою, одеваться или будешь козики строить?
Он толкнул меня другому охраннику, тот дал мне ногой пинка – я откатился к следующему; следующий долбанул меня в грудь кулаком – слезы бессилия и обиды лились у меня из глаз. Я хрипел и даже пытался сопротивляться, но это только смешило и подзадоривало пинающих, бьющих меня.
Мама вошла в комнату.
Человек в кепи, развалясь, сидел на стуле.
– Чувиха, ну ты дозвонилась до самого 'своего'? Ага? И он сказал тебе все, что он думает по поводу твоего звонка? И объяснил тебе, что такое тайная полиция? и подземка?
– Я сама знаю, что такое подземка, – огрызнулась мама.
– Ах ты господи, – человек в кепи хмыкнул, – мы причастны к сферам… Какой-нибудь из секторских боссов насладился горячим пышным телом?..
Мама резко и сильно въехала человеку в кепи по щеке, да так, что кепи слетело у него с головы, и я, избиваемый, увидел, что верхняя половина черепа у бедняги снесена начисто, так что можно было видеть студенистую вздрагивающую массу мозга, похожую на грецкий орех.
Меня перестали бить. Охранники смотрели на мою мать. Человек поднялся со стула, поднял кепи, встряхнул и водрузил на прежнее место.
– Ччувиха, – начал он заикаться, – ты чего-то нне дддопоняла… ззато я ппонял, ккак же тты ссына-тто своего ттак воспитнула… Ммужик с ночной смены ввернется – ни сына, нни жжены… Вместо жжены ддогадываешься что? Ты, б…, сейчас узнаешь, что ттакое 'тта скудная земная жжалость, чтто дикой страстью тты зовешь…'
Я стер солоноватую кровь, текущую из носа и рта. Я сделал всего один шаг, меня качнуло – и охранники зареготали.
В этот самый момент мы все услышали голос… Откуда он шел? Откуда обрушивался на наши головы?
Охранники вздрогнули. Все – разом. И было в их вздроге что-то, что заставляло вспомнить команду 'смирнаа' на плацу лихого полковника.
Голос устало выговаривал:
– Сидоров, что там у тебя за бардак? Докладывай.
Человек в кепи нервно расстегнул зеленый комбинезон, извлек оттуда черный продоговатый ящичек и заговорил чуть искательно, но не теряя достоинства:
– Коллега координатор, выполняем распоряжение, изолируем нарушителя, зверь успокаивается.
– Ты мне дурака не валяй, по уставу он, понимаешь, взялся отбарматывать… Зверя он успокаивает. Успокоитель. Дрессировщик.
Мама села на стул и с удовольствием рассматривала перекошенные лица охранников.
Я стоял, чуть пошатываясь.
Мама подмигнула мне и сделала рукой знак, мол, стой, держись…
Детина поднял с пола мою одежду и протянул мне:
– Парень, – тихо сказал он, – ну давай, это, побыстрее… Мы ж на службе…
– Ваше дело, – продолжал сонно выговаривать голос, – изолировать. Быстро, оперативно, вежливо. Бесшумно, по возможности.
– Не прерывая сна, – видимо, не выдержав, буркнул человек в кепи.
– Сидоров, – голос не взвился в ярости, но как-то по-особенному окреп, – ты что, почитаешь за знак особой милости то, что я запомнил твою фамилию? Ну вот тебе для начала: все отделение лишается увольнительных на год. И никаких выездов! Понимаешь, вламываются, как банда хулиганов… Зверя они успокаивают. Сами и есть звери…
Человек в кепи стоял и часто моргал.
Я одевался. Охранники переминались с ноги на ногу.
Мама подмигнула Сидорову, легко поднялась и выхватила из рук человека в кепи прямоугольный ящичек.
– Коллега координатор, – заговорила она, – во-первых, я прошу прощения, что потревожила тебя среди ночи…