появилась на краю площадки, опять развернулся и замер в изящной позе, не спуская с меня глаз — прекрасный и смертельно опасный. С удовольствием всадил бы в него пулю. Терпеть не могу предубежденных псов, которые заранее видят в вас врага и заставляют лезть вон из кожи, чтобы доказать свое алиби. Нет, порядочный пес должен быть по убеждениям демократом.
К женщине присоединился мужчина. Они приблизились ко мне.
— Мистер Гудвин? — заговорила женщина. — Мистер Лидс был вынужден уехать по делам, но скоро вернется. Меня зовут Аннабель Фрей. — Она шагнула вперед с протянутой рукой, и мы поздоровались.
Я получил первую возможность проверить хоть что-то из того, что сообщила мне миссис Рэкхем, и я поставил ей пятерку за честность. Если помните, она сказала, что ее невестка — писаная красавица. Возможно, нашелся бы чудак, попытавшийся это оспорить, такой, например, которому не по душе широко расставленные глаза или такой, который предпочитает розовые щечки смуглой коже, но, что касается меня, я никогда не придираюсь к мелочам. Нужно быть щедрее. Она представила мне своего спутника, которого звали Хэммонд, и мы пожали друг другу руки. Он был плотно сбитый, средних лет, в ярко-синей рубашке, рыжевато-коричневой куртке и серых брюках — потрясающее сочетание! Иное дело я — в безукоризненном твидовом костюме от Фрэдика, молочно-белой рубашке и бордовом галстуке.
— Пожалуй, я дождусь Лидса в машине, — сообщил я им. — Слишком рискованно, когда такой хищник разгуливает на воле.
Аннабель рассмеялась.
— Дюк вовсе не на воле, он со мной. Да он и не собирался нападать на вас. Он остановился бы в трех шагах от вас, на расстоянии прыжка, и подождал бы моей команды. Вы не любите собак?
— Смотря каких. Если вы имеете в виду четвероногого друга, для которого разделяющее нас пространство — только лишь расстояние для прыжка, то по отношению к нему я пребываю в состоянии трепетной бдительности. Да, да, именно трепетной бдительности.
— Господи помилуй, — длинные пушистые ресницы взлетели над темно-синими глазами. — Вы всегда так странно выражаетесь? — Она перевела взгляд на Хэммонда. — Ты слышал, Дейна?
— Да, и полностью с ним согласен, — ответил тот, — что для тебя, впрочем, не тайна. Не боюсь признаться, так как, возможно, хоть тогда ты поймешь, на какие жертвы я иду, чтобы только быть с тобой. Когда ты открыла клетку и он выскочил наружу, я почувствовал, что волосы у меня на голове встали дыбом.
— Знаю, — презрительно фыркнула Аннабель Фрей. — И Дюк тоже знает. Пожалуй, пойду запру его. — С этими словами она повернулась и зашагала прочь, обронив что-то псу, который послушно засеменил следом, и они скрылись из вида, завернув за угол строения. Чем-то они были похожи, молодая женщина и пес, возможно, движениями — упругими и грациозными, или походкой — быстрой и немного нервной.
— Теперь мы вздохнем свободнее, — поздравил я Хэммонда, проводив парочку взглядом.
— Ничего не могу с собой поделать, — пожаловался Хэммонд чуть раздраженно, как мне показалось. — Я и так не питаю симпатий к собакам, а эти твари… — Он передернул плечами. — Я бы охотнее водил дружбу с саблезубыми тиграми.
Вскоре Аннабель вновь присоединилась к нам, съязвив что-то по поводу прически Хэммонда. Я заметил, что если у них есть свои дела, то я могу преспокойно дождаться Лидса и сам, но она не согласилась.
— Мы хотели на вас посмотреть, — ни с того ни с сего брякнула она. — Во всяком случае я, а мистер Хэммонд просто пришел за компанию. Поверьте, хоть вы и Арчи Гудвин, я не стала бы сломя голову нестись на другую сторону улицы, чтобы поглазеть на вас, но, признаюсь, мне любопытно понаблюдать, как вы работаете. Сами знаете, как легко создать дутую репутацию, и мне интересно, насколько соответствует своей славе знаменитый сыщик. Откровенно говоря, я уже настроена скептически. Вы выглядите слишком молодо, одеваетесь слишком элегантно, к тому же, если вы и впрямь опасались, что пес вас укусит, вам следовало принять какие-то меры… Ой, откуда взялась эта штука? Что вы делаете!
Порой случается, что я выхватываю пистолет без свойственной мне ловкости, но на сей раз он прыгнул в руку, как чертик из коробки. Я держал его дулом кверху. Хэммонд издал какой-то сдавленный звук и отшатнулся.
Я ухмыльнулся.
— Пустяки, решил пустить пыль в глаза. Понравилось? Хотите попробовать еще разок? Науськайте его на меня из-за того же куста, и готов биться об заклад на любую сумму до двадцати пяти центов, что ему до меня не добраться. — Я засунул пистолет в кобуру. — Вы готовы?
Она заморгала.
— Вы и в самом деле способны на такое?
Хэммонд вдруг хихикнул. Такой представительный, солидный, похожий даже на банкира, и надо же — такой конфуз; но что случилось, то случилось: он хихикнул.
— Не шути с ним, Аннабель, — сказал он. — Он может.
— Конечно, — присовокупил я, — при этом вы окажетесь на одной линии, а мне не доводилось прежде стрелять по нападающим псам, так что мы оба с вами рискуем. Мне только не по нутру ваш скептицизм. Ну да ладно, сейчас проверим.
Ошибка! А все мой дурацкий характер. Я готов был лягнуть себя за эту промашку. Просто для человека моего возраста совершенно естественно и приятно наслаждаться общением с женщиной ее возраста независимо от того, девица ли она, жена или вдова, но у меня должно было хватить здравого смысла, чтобы понять, во что я могу вляпаться. Стоило ей только ввернуть, что она хотела понаблюдать за моей работой, как я уже разинул варежку и заглотал наживку целиком, вместе с крючком. В итоге я битый час строил из себя умника и притворялся, что мне позарез надо раскрыть, кто отравил собаку Лидса, когда на самом деле мне было глубоко на это наплевать. Не подумайте, что я заступаюсь за отравителей собак, просто мне было не до них.
Вскоре появился Лидс, который прикатил в видавшем виды фургончике с кузовом, переоборудованном под большую проволочную клетку, и мы вчетвером отправились смотреть псарню и округу. Лидс вводил меня в курс дела, а я задавал умные вопросы и делал пометки в блокноте. Потом мы перекочевали в дом, где принялись обсуждать использованный яд, способ отравления, возможных подозреваемых и так далее. Я даже притомился. Мне ведь приходилось играть роль, и не только из-за того, чтобы ни у кого не возникло подозрений по поводу истинной цели моего приезда, но еще и потому, что Аннабель была слишком хорошенькая, чтобы я мог стерпеть ее скептический настрой. Самое смешное, что отравленный пес даже не издох. Он жил и здравствовал. Я же так пыхтел и старался, словно для нас с Ниро Вульфом это было самое крупное дело за весь год, так что Лидс просто так, за здорово живешь, заполучил детективной работы на добрых полсотни долларов. Никого мы, естественно, на чистую воду не вывели, но вы бы только послушали, какие меткие вопросы я задавал!
Когда Аннабель и Хэммонд оставили нас, чтобы вернуться в Берчвейл, я расспросил Кэлвина Лидса о Хэммонде, который, вообразите себе, и в самом деле оказался банкиром. Да еще каким — вице-президентом Кредитной компании Метрополитен, который занимался всеми финансовыми делами миссис Рэкхем после смерти ее первого мужа. Когда я съехидничал, что, похоже, Хэммонд собирается заняться также, и всерьез, и невесткой миссис Рэкхем, Лидс пробурчал, что ничего такого не замечал. Я спросил, кто еще ожидается за ужином.
— Вы и я, — ответил Лидс. Он не спеша потягивал виски из высокого стакана. Мы сидели в небольшой гостиной в его домике, в которой не было ничего примечательного, кроме бесчисленных фотографий собак на стенах. На улице Лидс передвигался с живостью и энергией, которые составили бы честь многим людям вдвое моложе его; теперь же он расслабленно возлежал на кушетке. Он напомнил мне одну из собак, которую мы видели во время экскурсии: та псина нежилась на солнышке у дверцы своей клетки.
— Вы и я, — сказал Лидс, — а также моя кузина, ее муж, миссис Фрей, с которой вы уже познакомились, Хэммонд и еще один политический деятель, всего семеро…
— Что за политический деятель?
— Оливер А.Пирс.
— Я на короткой ноге с целой кучей политиканов, но о таком не слыхал.
— Только не говорите ему об этом, — буркнул Лидс. — Хотя в свои тридцать четыре он добрался лишь до законодательного собрания, но все же он потерял несколько лет из-за войны, как и многие другие молодые люди. Дайте ему шанс. Один, больше не надо.
