пассажиры спешили покинуть вагон, однако Эраст Петрович не торопился.
У него имелась давняя (прямо сказать, не вполне мужская) привычка: не выходить из помещения, пока как следует не проверит, всё ли в порядке с внешностью и нарядом.
Взгляд в зеркало выявил неполную симметричность воротничков и легкую неаккуратность прически. Устранение непорядка заняло некоторое время. В результате Фандорин сошел с поезда самым последним, когда на перроне уже стихали радостные крики встречающих, а часть публики потянулась ко входу в вокзал.
Здание было невиданного для глухой провинции великолепия — будто сказочный дворец из арабской сказки. «Город-нувориш, — подумал Эраст Петрович, разглядывая узорчатые стены, зубцы на крыше, ажурные верхушки колонн. — Сразу пускает пыль в глаза».
Костюм у Фандорина был летний, наилегчайший, из чудесной кремовой чесучи, но даже в тени жара оказалась нестерпимой. Что же будет на солнцепеке?
Нужно было дождаться, пока разгрузят багаж.
Цивилизованному человеку следует одеваться красиво, удобно и разнообразно, но на сей раз в поездку собирались наскоро. Всё необходимое вместилось в четыре чемодана и два саквояжа, которые Маса уже вытащил на платформу. Однако колоссальный сундук с платьями и шляпками Клары следовал отдельно, в багажном отделении.
— Маса, проследи, чтобы поскорее выгрузили, — раздраженно велел Эраст Петрович.
Японец поклонился, исчез, а Эраст Петрович стал раскуривать сигару, оставшись подле вагона.
Толчея на перроне еще не закончилась. Суетились носильщики, кто-то обнимался и лобызался, кто-то разливал по бокалам шампанское, орали зазывалы городских гостиниц.
— Держи! Держи вора! — вопили где-то неподалеку.
Фандорин подавил зевок, думая: вокзалы повсюду одинаковы — самая космополитичная локация на свете. Вероятно, лет через сто весь мир превратится в один гигантский вокзал, и будет невозможно понять, в какой части планеты ты находишься.
Кто-то мчался по краю платформы — люди шарахались. Крики «держи вора!» неслись за бегущим по пятам. Заливистой трелью раскатился свисток городового.
Жилистый, юркий человек прыжками и зигзагами приближался к Фандорину. Чтобы поймать воришку, довольно было протянуть руку. Но пушки по воробьям не стреляют. Эраст Петрович равнодушно отвернулся.
Ах, какой это было ошибкой!
Поравнявшись с беспечно курящим пассажиром, вор внезапно со всей силы толкнул его в спину.
Шляпа из итальянской соломки полетела в одну сторону, сигара — в другую, а сам Фандорин, ударившись лицом и грудью о железную стенку вагона, рухнул в зазор между поездом и перроном.
Если не расшибся, то лишь потому, что с давних пор владел искусством правильного падения, не раз оберегавшим Эраста Петровича от увечий и даже спасавшим ему жизнь.
Когда падаешь, нужно превратиться в кошку: одни мышцы расслабить, другие напрячь, перераспределить центр тяжести, а главное — преобразовать вертикаль в горизонталь.
О горячий бок вагона Фандорин стукнулся, еще будучи солидным господином в превосходном костюме, а на рельсы приземлился зверем из семейства кошачьих — мягко и нешумно, на четыре лапы.
Ушибиться не ушибся, но полуослеп — из-за контраста между сиянием дня и густой тенью.
Потер глаза. Тряхнул головой.
И не столько увидел, сколько почуял справа, в подвагонном мраке, очень близко, какое-то быстрое движение.
Что-то сверкнуло там — узкое, длинное.
Кинжальный клинок, нацеленный прямо в горло.
Самый восточный город Запада
Если от сотрясения мозга и переломов Фандорина уберегла наука правильного падения, то от кинжала спас другой навык: в миг опасности отключать разум и всецело доверяться инстинктам. Не сознание, не воля, а инстинкт заставил полуоглушенного Эраста Петровича увернуться от удара.
Сталь звонко ударила о закопченную рессору.
Клинок, зажатый в черной руке, немедленно сделал боковое, рассекающее движение, от которого в тесном пространстве отпрянуть было некуда — но Фандорин и не стал этого делать. Он перехватил запястье неразличимого в темноте врага, резко вывернул. Оружие упало на шпалу.
Теперь нужно было обезопасить и вторую руку несостоявшегося убийцы. Не выпуская запястья, Эраст Петрович вытянулся, достал до места, где должен был располагаться левый локоть противника — но пальцы сжали пустой рукав. Однорукий? От неожиданности Фандорин на мгновение ослабил хватку, и неизвестный рывком высвободился. Извернулся всем телом, перекатился под колесной осью, пополз прочь на четвереньках.
Кремовый костюм был все равно загублен, поэтому Эраст Петрович тем же собачьим манером ринулся вдогонку. Ничего кроме подметок и черной полы какого-то длинного одеяния разглядеть было нельзя. Убийца, даром что пользовался только тремя конечностями, полз очень резво и успел вылезти из-под вагона прежде, чем был настигнут.
Выбравшись наружу, Фандорин снова наполовину ослеп — теперь уже от солнца. За десять или двадцать секунд, проведенных во мраке, зрачки успели расшириться.
Полусогнутый человек в черной черкеске и серой папахе улепетывал через соседнюю колею, по которой, пыхтя дымом, громыхал паровоз. Убийца проскочил перед самым его буфером, а Эрасту Петровичу пришлось остановиться. Вслед за локомотивом потянулись цистерны, конца им было не видно.
Ушел!
Пробормотав слово, недостойное уст благородного мужа, Фандорин не стал дожидаться, пока проедет длинный состав — в этом не было никакого смысла.
Обратно на платформу он вылез, похожий на черта: весь в мазуте и копоти, с непокрытой головой и растрепавшимися волосами.
— Вы не убились? — обступили его свидетели инцидента (вернее, только первой его половины). — Каков, однако, мерзавец! Сшиб человека и сбежал! Ворье совсем распоясалось! Вам надобно в медицинский пункт.
— Б-благодарю, я совершенно цел, — сквозь зубы ответил добрым самарянам Эраст Петрович, и его оставили в покое.
От багажного вагона возвращался Маса, за ним носильщик катил на тележке Кларин сундук.
— Какой вы грязный! Вы лазили под вагон, господин? — удивился японец. С интересом поглядел на кинжал, зажатый в фандоринской руке. — Красивый вакидзаси. Вы лазили за ним? А ножен там случайно не было?
— Где воришка? — спросил Эраст Петрович, озираясь.
— Какой «вориська»?
Обычно господин и слуга разговаривали на смешанном русско-японском наречии, причем каждый пользовался своим родным языком, но случалось, что некоторые слова Маса понимал не сразу.
— За которым тут все гонялись!
— А, доробо. Да, бегал какой-то. Убежал, не догнали.
Фандорин снова выругался, теперь по-японски.
— Я не знал, что его нужно поймать, — стал оправдываться Маса. — Мы же приехали в Ба-Ку не для того, чтобы ловить вокзальных вориська.
Эраст Петрович угрюмо вертел в руках кинжал — хвост удравшей ящерицы. Маса был прав: превосходное оружие из настоящей дамасской стали. Рукоятка слоновой кости, с искусным рифленым
