Ты думаешь, так говорят друзья, а? Может, чаю выпьем?
— Я сначала книгу дочитаю, — постаралась отшутиться Анна.
— Всю, что ль? Нифига себе! Это же сколько читать надо, год? Может, чай сначала? У меня конфетка есть!
И с этими словами надоедливый попутчик встал с лежанки и подсунул леденец — как раз между Каменским и глазами девушки. В ответ на это Анна повернулась к нему задом.
Мужики завели беседу о чем-то своем, но спустя минут пятнадцать снова раздалось:
— Зеленые штанишки! Чай пить не надумала?
— Ни разу.
— Как тебя зовут-то?
— Анна, — буркнула студентка только для того, чтоб ее не дразнили «штанишками».
— Ну, Анна, когда мы выпьем чаю? — сразу обратился к ней сосед.
— А может, поедим? — спросил второй.
«Достали! — подумала девушка. — Еще клеить начнут! Хоть переходи в другой вагон!»
Она боролась с назойливыми приглашениями как могла долго — отнекивалась, игнорировала, даже притворялась, что уснула. Бесполезно. В довершении всего ей захотелось есть и — как назло — чайку. Пришлось спуститься вниз.
Два настойчивых соседа оказались нефтяниками. Они ехали на смену в Уренгой. Их путь начался не сегодня, так что мужики уже успели выпить, съесть и обсудить все, что могли. Новый собеседник был необходим скучающим добытчикам энергии, поэтому на девушку немедленно накинулись с расспросами: откуда, кто такая, зачем едешь, есть ли муж, а если нет, то скоро ли появится? «Прикинусь занудой! — решила Анна. — Сразу заскучают и отвяжутся». Поэтому в ответ на вопрос «Куда едешь?» студентка ответила названием конференции и, что еще ужаснее, — полным заголовком своего сообщения.
— А, историк! — вынес вердикт один из нефтяников.
— Батюшки! — охнула девушка. — Ведь мне же говорили: нельзя сознаваться, где я учусь! Сейчас начнутся расспросы про Филиппенко!
Вверху мелькнул розовый носок, исчез, а вслед за ним возникла голова дородной дамы:
— Филиппенко? Здесь что, говорят про Филиппенко? Я тоже хочу про него говорить! Он предлагает очень интересную теорию!
Правило второе Анна соблюсти сумела. Соврала, что Филиппенко не читала, ничего о нем не знает и суждений о его теориях, слава богу, не имеет. Разумеется, ворчливых обвинений в косности и узком кругозоре Анне избежать не удалось, но это лучше, чем ввязываться в дискуссию не на жизнь, а на смерть до самого Уренгоя. Когда голова на верхней полке исчезла — вероятно, ее обладательница снова погрузилась в мир грез и гламура, — мужики резонно заявили:
— Если ты историк, расскажи-ка нам историю!
— Какую?
— Да любую. Из каких-нибудь веков.
— Нам все равно, мы ничего не знаем!
— Ничего не учили.
— А если учили — забыли.
Анна, чуть поколебавшись, начала им рассказывать биографию Петра Первого.
Впоследствии этот вечер Анна не раз вспоминала с радостью. Нефтяники слушали ее с неподдельным интересом. Они сопереживали царю, который ребенком стал свидетелем Стрелецкого бунта, сочувствовали ему, когда он прятался от Софьи за стенами монастыря, когда терпел конфузию под Нарвой, хоронил детей одного за другим. Ухмылялись над ходившей по рукам Мартой Скавронской. Когда стемнело, в купе зашел пьяный дембель, взволнованно прослушал рассказ Анны про то, как Петр, стоя по пояс в ледяной воде, спасал людей с тонущего корабля, после чего заболел и умер, а затем потребовал у нефтяников сказать ему адрес его родителей в Когалыме. Дембель заявил, что за время службы забыл, где живет.
«У медиков существует клятва Гиппократа — обязательно прийти на помощь человеку, если он болеет, — подумала Анна. — Почему не сделать клятву Геродота — просвещать по истории всех, кто об этом попросит?»
Анна любила просвещение. Она осуждала ученых, которые пишут монографии исключительно для специалистов. Знания должны принадлежать народу! Анна не могла смириться с мыслью, что кто-то может прожить жизнь, так и не узнав, в чем различия между феодом и аллодом, в каком году состоялась битва при Гавгамелах и кто взял Измаил. Прав был Ницше, написав однажды фразу: «Счастье женщины — делиться». Всех своих друзей Анна заставила прочесть свои курсовые работы. Неудивительно, что идеи популяризации привели ее в школу. Студентка зашла в ту, что находилась поблизости от ее дома, спросила у директора: «Нужны учителя?», и была немедленно принята: от радости ей едва ли не бросились на шею. После возращения с конференции молодой учительнице («Педагогический стаж пятнадцать минут», — пошутил завуч) предстояло приступать к трудовой деятельности.
Увлекшись, Анна рассказала нефтяникам о письме от Прошки к Софье. Нефтяники, разумеется, удивились. Даже дама с верхней полки забыла книжку про олигархов и выслушала историю того, как англичане подменили Петра Первого от начала до конца. Шумевшая по соседству компания дембелей неожиданно затихла, и несколько бритых голов высунулись из-за перегородки. Отправившийся за чаем дедок так и не дошел до бойлера. Даже проводница на несколько минут задержалась возле купе. Вот какое впечатление произвел на аудиторию рассказ про то, как ненавистные англичане подменили русского государя!
В порыве все той же тяги к просветительству перед отъездом на конференцию Анна разместила в интернете сообщение о найденном в архиве новом историческом источнике. Историк спит — служба идет. Она едет в поезде, а люди в это время узнают новые данные из отечественной истории.
Уснула Анна в тот вечер в поезде на верхней полке совершенно счастливой.
За четыре года учебы в университете Анна успела посетить немало конференций и круглых столов, поработать в архивах и библиотеках в разных городах своей необъятной родины. Она пила чай на кафедрах истории России в Кирове, Ростове, Волгограде, выяснила, чем удобнее и вкуснее питаться в Москве, стала специалистом по столовым Челябинска, знала, где находится самое дешевое кафе в Казани и могла составить карту бесплатных туалетов Невского проспекта в Санкт-Петербурге.
С Петербургом был связан самый экстремальный эпизод научных приключений Анны. Приехав туда однажды, Анна обнаружила, что в месте, где она хотела ночевать — гостинице «ТЭЦ-7» на Кожевенной линии, — мест нет. Считая себя в некотором роде наследницей Петра, владелицей его прошлого, а значит, и настоящего, она приняла довольно смелое решение. Сдала вещи в камеру хранения Московского вокзала, оставила только полотенце и всю взятую с собой плотную одежду. С вещами в рюкзаке пошла в Музей истории Петербурга, то есть в Петропавловскую крепость: вход для студентов там бесплатный. Так как красть в унылых казематах было нечего, смотрители за ними не следили. То, что кто-то может задержаться там до закрытия, в голову им тоже не приходило. Притаившись за дверью одной из камер, «наследница» Петра Первого спокойно дождалась закрытия музея. При свете карманного фонарика она съела припасенный заранее скромный ужин, а затем, свалив шмотки на железную кровать, устроила лежанку. Ночь прошла не слишком комфортно, зато за постой не взяли ни копейки. Утром Анна надела под платье купальник, спокойно покинула крепость, вместо утреннего душа и зарядки искупалась в Кронверкском проливе и высохла по пути до центра. На углу Невского и Садовой улицы она заприметила кафе, в туалете которого можно было переодеться. Теперь до любимой библиотеки с интереснейшим рукописным отделом было рукой подать.
Анна приехала за день до начала конференции. На перроне ее встретил аспирант, представился: «Японско-вьетнамские связи девятого века», взял вещи и бодро пошел к общежитию, где жили участники.
В общежитии Анне понравилось: скрипучая кровать и прогнившие трубы ее не испугали, отсутствие соседей обрадовало, а температура воздуха, почему-то более низкая, чем на улице, стала обстоятельством неприятным, но терпимым. Анна согрелась чтением монографии А. Б. Каменского и не заметила, как
