ноября) не слишком располагала к вечерним прогулкам, но народу на улице все равно хватало, потому что была суббота. Он потрогал рукой правый карман брюк, в котором лежали деньги, с блаженным удовольствием сознавая, что может теперь отправить ко всем чертям то гнетущее чувство вины и страха, что росло в душе последние пятнадцать дней. Он осторожно прислушался к себе, и действительно – ничего не было.
Он зашагал домой.
Вопреки расхожему утверждению, будто армия способна слепить из обычного парня настоящего мужчину, существует мнение, что дело не столько в самой армии, сколько в том, как тот, кто, пройдя сквозь ее стальные жернова, сумеет выбраться назад живым и с наименьшими потерями. Мысль об уникальной возможности лично убедиться в правоте этого мнения Влада совсем не вдохновляла. Поэтому, когда незадолго до призыва выяснилось, что «школа мужества» займется кем-то другим (у него обнаружился порок сердца, который развился после перенесенной в детстве скарлатины и успешно скрывался до последнего времени), он испытал вполне справедливое чувство облегчения. В общем, если бы никакого порока не существовало, его стоило бы придумать.
Что же касалось его родителей, то они восприняли эту новость без особого энтузиазма, настроившись в ближайшие два года послабить тугую узду семейного бюджета, пока Влад будет находиться на казенном обеспечении. И уж тем более он не мог рассчитывать на получение высшего образования, ни до, ни после (а если ему так сильно приспичит иметь диплом, никто, естественно, не станет возражать, чтобы он самостоятельно прокладывал свой жизненный путь – разве не так поступают многие молодые люди в наши трудные времена, честь им и хвала?).
Так вышло, что он оказался единственным, но чересчур уж поздним их ребенком. Отец ушел на пенсию, когда Влад начал учебу в выпускном классе средней школы, а мать на пять лет раньше. Его не редко выводил из себя их до невозможности старческий вид, когда отец или мать являлись за ним в школу первые год-полтора. Он их за это просто ненавидел (особенно, если на следующий день ему кто-нибудь доверительно сообщал, что, наверное, здорово иметь такого моложавого
Став подростком, Влад серьезно забеспокоился – и, как доказала жизнь, не напрасно: рассчитывать на помощь родителей-стариков, чтобы комфортно въехать в свое взрослое будущее, ему не приходится. А поскольку ни в его характере, ни в воспитании не было заложено достаточно прочности для превращения в self made man, перспектива ближайших лет не особо баловала воображение светлыми тонами. Да и стимула не прибавляла. Такой расклад.
Первые несколько недель, после того как вопрос армии был снят, он слонялся по улицам или торчал дома, не слишком усердствуя в выборе подходящего занятия. В конце концов, тема работы перестала витать в домашней стратосфере, опустилась в атмосферу, а затем уверенно ступила на твердую землю. Оправдания отсутствием специальности (если не считать сомнительного листка, утверждавшего о наличии у него некоторого профобразования, полученного в средней школе на каких-то дерьмовых курсах раз в неделю) действовали на родителей слабо. При этом старый козел неизменно повторял, что в его время уважающие себя молодые люди из рабочих семей (да уж, их семейка на профессорскую никак не тянула – но это единственное, с чем был согласен Влад) начинали с низшей ступени ученика на заводе, получая специальность прямо на производстве, а не протирая задницу по бурсам, как и он сам. «Ага, – ухмылялся Влад про себя, – и делали потрясающую карьеру за тридцать лет от простого рабочего до старшего рабочего. Чтобы затем передать портянки по наследству… только меня твой гребаный завод что-то не очень заводит, старый ты мудак».
Через неделю в дело активно включилась мать. И следующим утром он топал в свой первый Крестовый поход на поиски работы – с паспортом и аттестатом о среднем образовании в кармане и исчерпывающими инструкциями типа: на самых нужных ему дверях обязательно должна висеть табличка ОТДЕЛ КАДРОВ.
За три дня он побывал за множеством дверей с заветной табличкой, но лишь за одной ему сказали, что подходящая для него вакансия, возможно, появится через месяц. На четвертый отец ткнул Влада носом в объявление в газете для желающих найти работу, которую специально купил перед этим (ну, вы знаете, одна из тех, что лучше годятся под естественные человеческие нужды, тогда от них появляется хоть какой- то толк). В объявлении шла речь о крупном наборе торговых агентов «по продаже товаров народного потребления», а также сообщалось, что возраст и образование значения не имеют.
Старики разве что не писали кипятком от нетерпения, когда он отправится на собеседование по указанному адресу без телефона. Похоже, что отсутствие требований к возрасту и образованию для них звучало так же, как: «Мы готовы взять кого угодно и платить деньги за то, что вы просто есть, потому что мы отличные ребята. Гы-гы…» Однако Влад, при всей своей относительной ограниченности кругозора, никак не разделял их восторгов, быстро смекнув, что за подобными зазываниями кроется либо полная фигня, либо люди, которые любят
Главная проблема заключалась в том, что он сам не знал, чего хочет. Не имел ни малейшего понятия.
На следующий день он попросту соврал, что был на кастинге и ему отказали. Гы-гы-гы. Тогда старик с неохотой, но все же сказал, что так и быть, он готов пойти против собственных принципов и замолвить за него словечко на бывшем месте работы, «где его еще хорошо помнят и уважают». Влад внезапно разозлился и прямо дал понять, что вовсе не думает лопнуть от гордости, получив завидный шанс примерить старые отцовские портянки. В результате все закончилось грандиозной ссорой.
Но деньги, конечно, были нужны – с этим Влад поспорить не мог, в особенности, когда вопрос семейной экономики неизбежно сужался до его личных интересов. Господи, ну не такой же он идиот!
Спустя пару дней, шатаясь по городу, он случайно обратил внимание на большие железные ворота, на которых был прикреплен липкой лентой лист бумаги.
СРОЧНО ТРЕБУЕТСЯ МОЙЩИК АВТОМОБИЛЕЙ
Ворота, принадлежавшие станции техобслуживания, в этот момент открылись, пропуская темно- серебристую «Ауди-80». Влад подошел к сторожу (с охранником этого деда невозможно было спутать) и спросил:
– С кем здесь можно переговорить о работе автомойщика?
Тот отправил его прямиком к директору автосервиса, которого Влад без труда выделил среди трех человек, стоявших у крайнего подъемника.
В помещении, напоминавшем нечто среднее между обычным заводским цехом и – как показалось Владу – крайне запущенным многоместным гаражом, воняло незнакомой смесью краски, бензина, моторного масла и еще чего-то такого, что вызвало у него ассоциацию с грудой старых автомобильных покрышек, тонущих в ржавом болоте. Что-то лязгало и надсадно жужжало (уже на следующий день Влад был совершенно уверен, что всегда знал название хреновины, издающей этот мерзостный звук, от которого у него ползли мурашки по всему телу).
Директор, задал ему несколько стандартных вопросов, при этом не прекращая следить за действиями рабочих и обмениваться репликами со своим помощником, и сказал, что эта работа в самый раз для парня, который ничего не умеет. И еще сказал, что зарплата мойщика у них от выработки, поэтому если Влад рассчитывает околачивать груши, вместо того чтобы угождать клиентам, пусть проваливает сразу. На самом деле все это выдавалось короткими порциями в паузах между воем «болгарок», рокотом подъемников и его собственными выкриками.
Дебютный выход Влада должен был состояться на следующее утро. Простота, с которой ему сообщили о его первой в жизни работе, настолько его обескуражила, что Влад переспросил, действительно ли он правильно понял, и, получив утвердительный ответ, едва удержался, чтобы не сделать это снова.
Дома он сообщил родителям о своих скромных успехах (испытывая при этом некое мрачноватое удовлетворение). Мать была на седьмом небе, а отец воспринял молча и только уже вечером проворчал в усы, что раз уж Влад станет отираться на СТО, то, не будь дураком, должен приглядываться к настоящему ремеслу, возле рихтовщиков или мотористов, а не носиться весь день с гофрированным членом.
