Марджери тоже поехала с ней. Впрочем, не было ничего удивительного в том, что уже немолодая женщина отказалась отпустить ее в Англию без настоящей компаньонки. Но в отличие от Габриелы она безумно тосковала по родине и в продолжение всего путешествия сильно волновалась. Едва корабль вошел в док, она помчалась искать наемный экипаж: нелегкая задача, поскольку именно сегодня на пристани было полно пассажиров. Но она твердила, что не потерпит никаких отказов, и потратила ровно час, чтобы это доказать… После чего всю дорогу до гостиницы Ричард немилосердно над ней подшучивал.
Габриела старалась не думать об одолевавших ее дурных предчувствиях и все время вспоминала о днях, проведенных с отцом. Совсем недавно они и не помышляли о разлуке. Не помышляли о том, что ей будет недоставать всех тех вещей, которыми должна заниматься достигшая совершеннолетия английская девушка. Ни за что на свете она не пожалела бы о чудесных годах жизни с отцом.
Мужчины присоединились к ней и Марджери за ужином, а позже остались, чтобы составить им компанию. Охр играл в карты с Марджери, которая была вне себя от радости, что наконец оказалась дома, и почти не уделяла внимания ни беседе, ни игре.
Охр был старейшим членом команды Натана. Он, как и все остальные, имел десятка два фальшивых имен. Правда, сейчас назывался настоящим, но не потрудился сообщить фамилию.
Когда он представлялся, люди думали, что «Охр» — это какой-то морской термин. Вначале Габриела придерживалась такого же мнения. Поэтому он всегда добавлял, что его имя произносится через «х». Выглядел он как восточный полудикарь и даже заплетал черные волосы в длинную косу. Все это, вместе взятое, ограждало его от любопытных расспросов. Окружающие просто предполагали, что Охр — восточное имя.
Невероятно высокий, с лицом, казалось, почти не имевшим возраста, он как-то упомянул, что его отец был американцем, часто бывавшим на Дальнем Востоке. Охр поступил матросом на американский корабль, идущий в западную часть света, с мыслью найти отца, но так и не достиг цели.
Второй член команды называл себя Жан Полем и множеством других имен, но, подружившись с Габриелой, признался по секрету, что его настоящее имя Ричард Аллен. Правда, о прошлом и своем происхождении он не распространялся, а она и не допытывалась. Ричард был ненамного старше Габриель и выделялся из остальной команды не только красотой и ростом, но и невероятной опрятностью и аккуратностью в одежде.
Его длинные волосы тоже были заплетены в косу, а лицо чисто выбрито, если не считать тонких усиков. Одежда была такой же красочной, как и у остальных, но без единого пятнышка, а высокие сапоги неизменно сияли. И никаких дешевых аляповатых украшений, только серебряное кольцо с чем-то вроде герба. Широкоплечий, стройный, с зелеными блестящими глазами, он, казалось, никогда не грустил. Белоснежные зубы то и дело сверкали в улыбке. Габриела находила его привлекательным и крайне беспечным.
Ричард постоянно пользовался французским акцентом, только очень скверным. Хорошо уже и то, что он перестал ругаться по-английски, — вечное «проклятие» Ричарда неизменно выдавало его настоящую национальность.
Как-то она спросила, почему он изображает француза, хотя для большинства пиратов было достаточно очередного, наспех придуманного имени. Ричард просто пожал плечами и объяснил, что не похож на остальных и исполнен решимости совершенствовать свою маскировку, прежде чем отказаться от нее.
Однажды он признался, что хотел бы ухаживать за ней, но побоялся, что Натан убьет его, поэтому сумел подавить свои порывы.
Габриела рассмеялась. Он был очаровательным молодым человеком, смелым и веселым, но она всегда видела в нем только друга. Но это еще не означало, что ей не нравились другие мужчины. Дело в том, что большинство были матросами, если не считать Чарлза, потому что моряки, по ее мнению, не годились в мужья. Об этом она знала не понаслышке.
Она считала, что муж должен делить с ней свою жизнь. Если же он будет отсутствовать месяцами, в кого же она превратится? В соломенную вдову? Тогда какой же смысл в браке?!
Мать придерживалась того же мнения. Сколько раз за эти годы она твердила Габриеле, что нет никакого смысла любить мужа, который влюблен в море.
— Почему ты позволила ему расстроить себя, дорогая? — спросил Ричард, бродя по комнате.
Девушка сразу поняла, кого он имеет в виду: красавца, который встретился им на пристани. С того самого времени она пыталась выбросить его из головы. Но признаться в этом не пожелала.
— Я вовсе не расстроилась, — бросила она.
— Да ты едва не снесла ему голову!
— Вздор! Я очень испугалась. Тележка едва меня не сбила, и, если бы не он, меня могло покалечить. С его стороны было очень любезно мне помочь.
Это было откровенной ложью. Ричард ехидно вскинул бровь, отчего девушка покраснела и поскорее придумала более правдоподобную причину:
— Видишь ли, я очень нервничала с самого отплытия.
— Поднять паруса! — взвизгнула мисс Карла.
Все четверо повернулись в сторону ярко-зеленого попугая, сидевшего в небольшой деревянной клетке. Птица принадлежала Натану и вела себя как ангел, когда сидела у него на плече. Всех же остальных она считала кровными врагами.
Первый год, когда Габриела пыталась погладить или накормить попугая, приходилось отдергивать пальцы, с которых капала кровь. Но девушка оказалась настойчивой, и мисс Карла в конце концов перебежала во вражеский лагерь, так что на второй год пребывания на островах Натан подарил попугая дочери.
Словарь мисс Карлы состоял исключительно из морских терминов и проклятий, относившихся к матери Габриелы. Сама кличка птицы звучала намеренным оскорблением. Натан находил забаву в том, чтобы учить ее фразам вроде «Карла — глупая птица», «Я — старая кляча» и, что всего хуже, «Сниму панталоны за медяк».
Бедняга так смутился, когда попугай впервые прокричал «Карла — глупая птица», что немедленно понес его на берег, чтобы утопить в океане. Габриеле пришлось бежать следом, хотя она была уверена, что у него не хватит жестокости убить попугая. Позже они долго смеялись над этим.
Охр набросил носовой платок на клетку, отчего птица захлопала крыльями и укоризненно прокричала:
— Плохая девчонка, плохая девчонка!
Ричард только усмехнулся, после чего деловито спросил Габриелу:
— Нервничаешь из-за будущего замужества?
— Замужества? — растерянно переспросила девушка. — Нет, я жду не дождусь, когда смогу встретить всех этих неотразимых молодых джентльменов, которые соберутся в Лондон на сезон. И даже надеюсь влюбиться в кого-нибудь.
Габриела не кривила душой. Просто не была уверена, что снова захочет жить в Англии: слишком полюбила она острова. Кроме того, она и мысли не допускала о разлуке с отцом. И надеялась, что сумеет убедить мужа перебраться на Малые Антильские острова или хотя бы проводить там по нескольку месяцев в году.
— Понимаешь, — призналась она, — мне невыносима идея просить одолжения у человека, которого я не знаю совсем, а отец — едва-едва. Он вполне способен захлопнуть дверь перед нашими носами.
Втайне она надеялась именно на это.
— Для этого мы здесь. Постараемся, чтобы он этого не сделал, — спокойно ответил Охр.
— Вот видите! — воскликнула она. — В этом случае мы его принуждаем, а с английскими лордами это не пройдет. Вы хотя бы знаете его? Чем мой отец сумел ему помочь?
— Никогда его не встречал, — заявил Ричард.
— Я его видел. Но не знал, что он аристократ, — заметил Охр. — Всегда считал, что эти аристократишки — щеголи и фаты, которым только кулак покажи, как они рассыплются.
Она так и не поняла, шутил Охр или говорил правду, но на лице Ричарда появилось красноречиво кислое выражение. Боже, неужели ее друг — английский лорд в изгнании?!
Она пристально уставилась на него, но он только вскинул брови, вероятно, не поняв, что пробудил в ней любопытство своей реакцией на слова Охра.
