— Мать снова вышла замуж?
— Нет. Вырастила нас одна.
— Должно быть, удивительная женщина.
— Больше такой не встречал.
Гарнет собралась было напомнить, что пришлось вынести южанкам во время войны, но побоялась, что Маккензи снова уйдет в себя, и вместо этого проговорила:
— Надо иметь большое мужество, чтобы хозяйничать на ранчо и воспитывать троих сыновей.
— Мужеством Бог ее не обделил. Мать погибла во время набега на ранчо команчерос, когда мы с братьями сражались за Конфедерацию. Убили и жену Люка, а его сын остался жив.
Флинт замолчал, и Гарнет спросила:
— А где теперь ваши братья?
— После войны Люк решил для разнообразия послужить шерифом в Калифорнии. Потом снова женился и теперь опять пасет скот на ранчо. Туда я и направлялся, но завернул в Дос-Риос.
— Мистер Маккензи, какая разница между команчами и команчерос? Они из разных племен?
— Команчерос не индейцы, а белые, но нападают вместе с краснокожими. — В голосе Флинта послышалась такая горечь, что Гарнет стало не по себе. — Жертвами негодяев становятся приграничные ранчо. Они воруют скот, насилуют женщин, убивают детей.
Его стали захлестывать мрачные воспоминания, и Гарнет поспешила спросить:
— А что с братом Кливом?
— Я слышал, он собирался в Даллас. Но думаю, тоже объявится на ранчо. Надо помочь Люку оклеймить скот.
Флинт встал и насыпал в котелок кофейных зерен. Он явно давал понять, что разговор о его родных окончен.
— Как было бы здорово, если бы и мой брат остался жив, — печально заметила Гарнет.
— А вы давно овдовели? — вежливо поинтересовался ее спутник, не переставая ворошить угли длинной палкой в костре.
— По правде сказать, я овдовела дважды. В шестьдесят первом году вышла замуж за Бобби Джо. Тогда нам с ним было по восемнадцать лет. Но вскоре после свадьбы он ушел на войну, и больше я его не видела.
— Где его убили?
— Его не убили… Он умер… э… в результате последствий болезни.
— Какой? — Флинт с интересом ждал продолжения.
— Подхватил… м-м-м… заразную болезнь.
Его удивило колебание женщины.
— Что-нибудь кишечное? — предположил проводник.
— Гонорея, — едва слышно прошептала Гарнет.
— Не понял. Что вы сказали?
— Бобби заразился гонореей в доме с дурной репутацией. — Она быстро поднялась, отошла в угол и, повернувшись спиной к спутнику, принялась возиться с волосами.
— Ваш супруг умер от венерического заболевания! — не сдержавшись, громко воскликнул Флинт.
— Именно так, сэр. — Гарнет круто обернулась и посмотрела ему в лицо. — Почему бы вам не выйти из пещеры и не объявить об этом с вершины самой высокой горы?
— Все равно, кроме Сэма, меня никто не услышит. А он в отличие от других не разносит слухов.
— К тому же я утверждала, что мой муж умер от последствий болезни, а не от самой болезни.
— Каких последствий?
— Когда он лежал на излечении, из-за того, что его болезнь считалась заразной, ему отказывали в удобствах, — и, заметив недоумение на лице Флинта, добавила: — Не подавали к постели «утку».
— Понимаю, понимаю, миссис Скотт. Продолжайте. — Флинт явно силился сдержать смех, чем еще больше раздражал Гарнет.
— Однажды ночью во время грозы ему пришлось выходить на улицу. Вот так поступали с заразными больными! В дворовый туалет, сэр! — Она сложила на груди руки и быстро закончила: — И когда он находился в нем, туда ударила молния.
Глаза Гарнет так сверкнули, что Флинт не осмелился расхохотаться.
— Из чего же вы заключили, что ваш супруг умер от последствий гонореи?
— Разве это не очевидно? — На лице женщины появилось презрительное выражение. — Если бы не болезнь, он никогда бы не оказался в дворовом туалете и его бы не убило молнией.
Качая головой, Флинт уселся на одеяло.
— Только женщины способны обладать подобной логикой.
Воцарилось долгое молчание, казалось, длившееся целую вечность. Наконец он мрачно спросил:
— И что же, этот самый Бобби Джо заразил и вас?
Гарнет задохнулась от гнева:
— Как вы посмели это спрашивать — даже не спрашивать, только подумать? Чудовищный вопрос! В нашу брачную ночь, сэр, Бобби Джо Ренфрю был так же невинен, как и я. Он был девственником! А на следующее утро отправился исполнять свой долг, и больше я его не видела.
— Видимо, он очень спешил исполнить то, что понимал своим долгом, — согласился Флинт, поглаживая густую бороду. — А что случилось с вашим вторым мужем?
— За мистера Скотта я вышла замуж в шестьдесят пятом голу. Он умер трагически. Оказывается, несколько лет испытывал мучительные боли. Как-то раз, когда меня не было дома, мистер Скотт написал, что больше не в силах мучиться, и застрелился в своем кабинете.
— Не он первый, — посочувствовал Флинт. — Во время войны я видел много мужчин с развороченными животами, которые приставляли пистолет к собственному виску. Куда он был ранен?
— Источник его боли находился в пальце ноги.
— Его ранили в палец? — Глаза Флинта от изумления полезли на лоб.
— Это была не рана. Мистер Скотт страдал подагрой.
— Подагрой! Сколько же ему стукнуло?
— Мистер Скотт был моим школьным учителем. Ему исполнилось пятьдесят пять, когда…
— Пятьдесят пять! Не так уж много, чтобы стреляться из-за боли в пальце.
— Я не договорила. Ему исполнилось пятьдесят пять, когда он стал моим наставником. Мне тогда было восемь.
— Вам восемь, а ему пятьдесят пять… — С устным счетом Флинт был явно не в ладах. — Значит, во время свадьбы жениху подходило к семидесяти. — Он встал и швырнул палку в огонь.
— Шестьдесят девять, — сухо поправила Гарнет и уставилась в костер, где, подобно ее гневу, ярким пламенем вспыхнула палка. — Но что это за допрос, мистер Маккензи? Мне вовсе не нравится чувствовать себя подследственной.
— Извините. Но, пожалуйста, продолжайте. Сколько лет вы были за ним замужем?
— Два года… Он умер в шестьдесят седьмом… Только не пытайтесь говорить о нем неуважительно. Мистер Скотт был достойным джентльменом и дал мне образование.
— А у него было имя?
— Фредерик. Фредерик Скотт. Но я привыкла звать его мистером Скоттом, потому что…
— Потому что он учил вас в школе, когда вам было всего восемь лет.
— Будьте добры, сэр, извольте не ухмыляться!
— А вы не отыгрывайтесь на моей шкуре. Не я тому виной, что вам попадались мужья не бог весть какие.
Гарнет устало опустилась на одеяло.
— Я всегда знала, что они не из тех мужчин, о которых слагают романтические баллады, но разве вы слышали хоть одно слово жалобы?
— Нет, и восхищаюсь вашей преданностью, вдовушка Скотт.
Он плюхнулся рядом с ней, и в его глазах Гарнет заметила опасный блеск.
— Скажите-ка, рыжая, не мистер ли Скотт преподал вам урок о том, в какую растерянность приходят мужчины при виде обнаженной женщины.
— Урок?
— Ну да, тот самый, что вы вознамерились проверить на команчах?
— Я же вам говорила, что этому научила меня мама. — Черт побери, этот бородач совершенно сбивал ее с толку. Она примирительно махнула рукой: — Мистер Маккензи, я готова принять ваши объяснения, почему вы лишили жизни двух заблудших дикарей, если вы, в свою очередь, примете мои — с какой целью я прибегла к тем средствам, которыми была вынуждена воспользоваться там, на поляне.
В глазах мужчины вспыхнула насмешка:
— Рад бы, да не могу. Вы очень привлекательная женщина, миссис Скотт.
Его неподдельная искренность заставила Гарнет поднять глаза, и на секунду их взгляды встретились.
— Принимаю ваш комплимент, сэр. — Слова прозвучали не громче шепота.
— А что, рыжая, настоящего мужчину вам приходилось знать?
У Гарнет бешено заколотилось сердце.
— Не понимаю, о чем вы, сэр.
— А мне кажется, понимаете.
— Ваша дерзость оскорбительна.
— Будьте со мной откровенны, эта мысль приходила вам в голову? — Его голос чуть охрип, приведя в смятение ее чувства.
— Ну так что из того? — попыталась защититься Гарнет. — Каждый способен вообразить что угодно.
— И вы, быть может, вообразили, что я вас обнимаю и целую?
Боже праведный! Ко всем его неприятным качествам он еще способен читать чужие мысли! Или ее чувства написаны у нее на лице? Нужно держать себя в руках и не поддаваться исходящей от Флинта соблазнительной притягательности.
— Вы что же, мистер Маккензи, считаете, что я отождествляю вас с мужчиной из мечты?
— А почему бы, рыжая, и нет? Полагаю, вы думаете обо мне с нашей первой встречи.
Явно настало время переходить в атаку. Иначе — ей это было ясно как Божий день — она неминуемо окажется в объятиях этого бородача.
— Быть может, и так, мистер Маккензи.
— Вот видите, — ухмыльнулся он. — Кстати, не пора ли перестать называть меня мистером Маккензи? А то я чувствую себя каким-то чопорным банкиром или по крайней мере школьным учителем. Зовите меня Флинтом.
Гарнет мило улыбнулась и застенчиво поблагодарила:
— Спасибо, Флинт. И раз уж мы теперь накоротке, позвольте вам признаться, что я действительно представляла, как вы меня целуете. Дело в том, что Бобби Джо еще не начинал бриться, когда мы с ним расстались, а у мистера Скотта, кроме как под носом, вообще не росли на лице волосы. Поэтому я часто задавала себе вопрос, какие ощущения вызывает поцелуй с бородатым мужчиной. Раньше я представляла бороду шелковистой или
