церковь, был председателем нескольких филантропических и социальных благотворительных обществ, он никогда никого не убивал, если не считать военного времени, когда он защищал свою страну, он никогда…
Что толку думать об этом?
Он думал, что постарел. Как ни странно, но его физическое состояние осталось в основном таким же, как на Земле. Люди питались, испражнялись, спаривались (правда без детей), страдали от ран, чувствовали удовлетворение, кровоточили и даже умирали. Что-то изменено в них, поэтому они не стареют и не размножаются.
Что-то, но не все. Но этого достаточно. Тот, кто был беззубым на Земле, оставался беззубыми и здесь. Калл вот, так и ходит с золотым мостом во рту. Если у человека не было пальца, руки, ноги, глаза, то и здесь они не появлялись. Но был и такой закон справедливости: например, человек с ампутированными руками и ногами получал одну руку и одну ногу. А у полностью слепого на Земле здесь появлялся один глаз. Но почему-то, все — обязательно левое.
А безумные, идиоты, старики, страдающие пляской святого Витта, паралитики, золотушники, сифилитики, эпилептики и т. д. — все-все были здесь излечены. И болезней здесь нет. Те, кто потеряли глаз, руку или ногу, конечно, возмущались этим и жаловались, что это несправедливо. Но если болезнь и физические недостатки можно излечить, то почему все же существовала дискриминация больных и калек? Ответа нет. И кто говорит, что такое устройство справедливо?
Все эти мысли, конечно, были очень грустными и скучными, но Джек не мог выбросить их из головы.
Размышляя таким образом, он завернул за угол и, как каждое утро, оказался перед зданием Биржи. Биржа находилась в одном из тех громадных и фантастических зданий, которыми изобиловал город. Здание возвышалось на тысячи две футов. Для Земли оно было не таким уж и высоким, но в длину простиралось на милю, и было сделано из колоссальнейших каменных блоков. Блоки, высеченные из гранита, базальта и мрамора кто-то (явно не люди) уложил один на другой; и каждый верхний был несколько сдвинут, так что вся конструкция напоминала висящие сады Вавилона. На каждом блоке были высечены тысячи лиц и фигур. Никаких горгулий, как можно было ожидать, — просто лица, выражающие все эмоции, известные человечеству.
Фигуры и лица высекали демоны. Но ни люди, ни демоны не высекали этих блоков и не водружали их один на другой. А кто? Никто не знал. Демоны утверждали, что они нашли город уже построенным; они просто сюда переехали. Это было тогда, когда окрестности города горели, казалось, вечным огнем, и человеческие существа, вселившиеся сюда горели в этом огне, не умирая.
С каждой стороны здания стояло по статуе. Они были еще выше, чем само здание. Статуи изображали процесс превращения гада в человека или наоборот. Одни огромные разинутые пасти втягивали мощные потоки горячего воздуха, а из других с шипением и свистом холодный воздух вырывался наружу. Такие статуи были расставлены по всему городу и создавали фоновый шум его жизни.
Над огромной аркой портала здания Биржи были выбиты слова «НЕ ОСТАВЛЯЙ НАДЕЖДУ». (Надпись была вычерчена рукой человека на древнееврейском языке). Калл прошел через портал и вошел в вестибюль. Вестибюль был сто футов в ширину и триста футов в высоту; из него шел коридор длиной более чем триста ярдов. Это и был вход в Биржу.
Комната, высеченная в цельном куске камня напоминала внутренности баскетбольного мяча. Сиденья и проходы между ними начинались у основания и поднимались вверх по изгибу мяча. Сиденья продолжались по всему потолку так, что некоторые демоны, которые работали в этом помещении, вынуждены были сидеть вверх ногами. Может, эти сидения были сделаны из-за извращенного чувства юмора. Выяснить это никому еще не удавалось. Если спросить об этом у любого дьявола, то он ответит, что он всего лишь маленький дьявол и не помнит таких вещей. Короче говоря, люди — мужчины и женщины — занимали всего лишь половину здания.
Зал был полон людей. Они сидели за столами, и каждый в одной руке держал телефонную трубку, а в другой — графитный карандаш. Служащие писали на пергаменте из человеческой кожи. Кожа, конечно же, была белой или желтой, так как на темной карандаш почти не оставлял следов. Кожу использовали, потому что не было бумаги. Здесь росли только каменные деревья, а бумага из их листьев была очень плохой.
Кожу на Биржу поставляли различные агенты. Биржа не задавала никаких вопросов, а со своими поставщиками расплачивалась странными товарами. Иногда Власти ловили поставщиков. Тогда возникал дефицит пергамента, и это длилось, пока кожевники не набирали и не обучали новых рабочих. Власти могли покончить с этим раз и навсегда, если бы только захотели. Но они не применяли магию, а натравливали на поставщиков людей и демонов. Кожевников до смерти забивали камнями на улицах, либо ловили и пытали, а потом разрывали на части.
Люди у телефонов делали заметки и подзывали курьеров. Курьеры бегом поднимались по проходу, брали записки и спускались к основанию помещения. Посередине основания возвышалась платформа, окруженная широким проходом. Вокруг платформы за каменными столами сидели служащие и отвечали на телефонные звонки. Если они находили сообщение важным, то передавали его другому курьеру, и тот относил его президенту. Президент сидел на огромном диоритовом кресле в центре платформы.
Этот своеобразный трон был простым и массивным, в то же время его можно было повернуть простым толчком ноги, хотя межу троном, который весил тонны две, и платформой, на которой он стоял, не было заметно никакого просвета. Или между ними было слишком малое трение, или же внизу был спрятан механизм. Все попытки поднять трон кончались неудачей, а трон продолжал поворачиваться так же легко; и если оттолкнуться посильней, то мог вращаться довольно долго.
Президент был крупным мужчиной. Он уверял, что физически ему семьдесят лет, но по хронологии ему было все тысяча семьсот. Это, конечно, относилось к адскому времени, которое трудно было вообще назвать временем. Голова и лицо президента заросли длинными седыми волосами. Его седая борода спадала на костлявые колени, в эту бороду он заворачивался как в плащ. Он называл себя Анжело — довольно странное имя для жителя Ада. Ходила молва, что президент знал самого Данте, который тоже был жителем этого города.
Ад был смесью различных, порой даже противоречивых слухов. И кому как не Каллу этого было не знать. Когда Калл вошел в зал, его встретил шум голосов и звонки сотен телефонов. Так как согласно песочным часам у входа он опоздал, то поспешил занять свое место. Но, взглянув на лица людей, сидящих в зале, Калл в ужасе замер. Все мужчины, за исключением президента, были чисто выбриты. Ни у кого не было усов.
Джек почувствовал себя униженным и предательски обманутым. Почему ни один из его так называемых друзей, не сказал ему, что усы уже не в моде? Тоже, нашлись друзья! Да они хотят погубить его! Теперь он не просто опоздал, а стал общим посмешищем. При этом он не мог ничего сделать. Повернуться и побежать домой сбривать вышедшие из моды усы, но тогда он опоздает еще больше, и это совсем не понравится президенту. Более того, над таким поступком будут смеяться еще больше. Опустив голову, с горящими щеками, Калл поднялся по проходу и проскользнул на свое место за столом.
Его телефон зазвонил так, как будто человек на другом конце провода хотел сообщить сногсшибательное известие. Возможно, что так оно и есть. Калл снял трубку.
— Алло! Кто говорит? Что хорошего?
Голос на другом конце говорил на ломаном еврейском со скандинавской певучестью.
— Агент Свен Ялмар говорит. В секторе я ХХБ-8Н/Б.
Калл припомнил огромную карту, висящую в соседней комнате. Он знал, где находится Свен. Примерно знал, потому что карта города несколько изменилась после последнего расширения. Джек ожидал, что телефонная линия будет неисправна после землетрясения, но все было в порядке.
— Будь спокоен, кое-что действительно хорошее у меня, — заверил Свен. — Сколько падших ангелов может поместиться на острие иглы?
— Ты тупой остряк, — обрезал его Калл. — Не знаешь что ли, что мы здесь заняты делом? Ты что, звонишь только ради своих тупых шуток? Не трать рабочее время!
— Что? Время? Где? Здесь? Ну и клоун ты! Нет, агент Калл, звоню я не для того, что бы выслушивать твои оскорбления, у меня действительно кое-что горяченькое. По крайней мере, я так думаю.
— Ты так думаешь! Лучше подтверди это фактами, а то я живо доложу, что ты попусту тратишь мое
