деревянных обломках в ледяной воде, прежде чем его подобрали в одну из шлюпок. Потом, в ходе расследования катастрофы, на вопрос комиссии - 'Как вы покинули судно?' - он ответит - 'Никак, судно покинуло меня...' Крепко охватив Мэри за талию, я целенаправленно протискивался сквозь толпу, пока не очутился прямо перед Лайтоллером.
- Сэр, - слегка поклонился я, - вы позволите этой леди сесть в шлюпку?
- Конечно. - окинув мою спутницу острым взглядом, ответил тот, Более того, я настаиваю на этом.
- О, благодарю вас, сэр! - неподдельно возликовав, воскликнул я, - Вы даже не представляете, насколько я вам обязан...
- Не стоит благодарности, я всего лишь делаю свое дело. - невозмутимо пожал массивными плечами Лайтоллер, протягивая Мэри руку в белой перчатке, чтобы подсадить ее в шлюпку, - Прошу вас, мисс!
- Что? - округлив глаза, Мэри первела взгляд с руки офицера на меня, - А как... Как же ты!?
- Я остаюсь. - мило улыбнулся я ей в ответ, - Пока остаюсь...
- Нет. - она отрицательно встряхнула головой, - Да нет же! Я не пойду без тебя...
- Ну послушай, - начал было я, в некотором замешательстве, - я же не...
- Я не пойду без тебя! - хрипло и страшно закричала Мэри, безумно вращая глазами, и намертво вцепившись в полы моего бушлата, - Нет! Нет! Не-е-ет!...
Тут вмешался наблюдавший за этой сценой твердокаменный Лайтоллер, сказав то, что я никак от него не ожидал:
- Вот что, сэр. Вы, я вижу, ранены. Можете сесть в шлюпку.
Я вконец растерялся, и лихорадочно соображая, что предпринять, промямлил:
- Простите... Но мне надо здесь... Еще помочь кое-кому.
Офицер воззрился на меня в искреннем удивлении:
- Как знаете, конечно. Но я бы посоветовал вам хорошенько подумать, и присмотреть за мисс.
Оценив благоразумный совет, я кивнул и отвел окаменевшую Мэри в сторонку, где зайдя за шлюпбалку, повернул лицом к себе. Она была бледна, как смерть, часто и порывисто дышала, затравленно глядя полными боли и слез глазами.
- Успокойся, очень тебя прошу. - я через силу улыбнулся, - Посмотри мне в глаза. Вот так... А теперь подумай и скажи - неужели ты всерьез считаешь, что я так хочу умереть? Теперь, когда у меня есть ты! Я что, так похож на сумасшедшего?
- Я... Я не знаю... - простонала она чуть слышно, - Ну почему мы не можем вместе... Я не понимаю... Я ничего не понимаю!
- И не надо. Пока ненадо. - мне удалось беспечно рассмеяться, Запомни одно - я встречу тебя на причале в Нью-Йорке. Я буду там раньше тебя!
- Как это?
- Ты же знаешь, что я не простой человек. Можешь считать меня волшебником - ты же говорила, что веришь в чудеса.
- Да, но...
- А мне ты веришь? Веришь, что встречу тебя на причале?
- Верю... - эхом отозвалась она, тут же выдохнув, - И не верю!
- Я тебе клянусь! А теперь - ты спокойно пойдешь и сядешь в шлюпку, договорились?
- Поклянись всеми святыми, что это правда... - прошептала Мэри, глядя так, что я почти утонул в ее глазах, чувствуя, как воля моя плавится, подобно воску, что еще немного, и я, послав к бесу все и всех, кинусь за ней хоть на край вселенной, - Клянись же!
- Клянусь. - послушно пробубнил я, внутренне сжав себя в кулак, Клянусь всеми святыми, что не оставлю тебя никогда. Это будет скоро. А теперь - иди!
Она медленно попятилась, не сводя с меня глаз и не выпуская руки, пока ее тонкие, но цепкие пальцы не выскользнули из моих, и наши руки опустились.
Проследив, как она села, и 65-ти местная шлюпка, заполненная едва-ли на половину, пошла вниз, я не оглядываясь, пошел прочь, ища какого-нибудь тихого места. С палуб, в адрес тех, кто садился в шлюпки, раздавались шутки и веселые голоса - 'Всего хорошего, встретимся за завтраком!' и тому подобное. Какие- то остряки, узнав, что при столкновении, с айсберга на бак обрушилась целая лавина снега, договаривались сыгрть в снежки завтра утром. Во вторую шлюпку, вместо рассчетных 40-ка, село всего 12 человек...
Однако, спустя некоторое время, когда судно все ощутимее стало зарываться носом в воду, и наклон палубы стал заметен невооруженным глазом, последние оптимисты из пассажиров поняли, что шутить не приходится. Приглашения занимать места в шлюпках дважды повторять уже не требовалось, напротив - я, стоя на заднем конце верхней палубы, молчаливо наблюдал, как некоторых, излишне активных субъектов, офицеры, размахивая пистолетами, отгоняют от переполненных шлюпок. Прогремело несколько выстрелов в воздух, но всеобщая паника, понемногу вступала в свои права.
К чести экипажа, впрочем, замечу, что почти весь он оставался на своих постах до самого конца, проявив подлинный героизм. При спуске шлюпок на палубах не было никого из машинной команды лайнера. В полузатопленном трюме они из последних сил обеспечивали работу динамо-машин и насосов, чтобы дать возможность спаститсь тем, кто был наверху. Весь машинный персонал пошел ко дну вместе с пароходом, а в целом из судового экипажа уцелела лишь одна четверть.
... Когда около двух часов ночи от борта отошли последние шлюпки, а на накренившейся палубе стало трудно стоять, я, вдруг запоздало осознав, что оставаться на судне далее опасно, скинул с себя оцепенение, и вызвав скуттер, быстрым шагом направился к ближайшей дымовой трубе. Всем, кто еще оставался на палубах, было явно не до меня, и убедившись, что за мной никто не наблюдает, я стремительно взобрался по стальным скобам лестницы на огибавшую макушку задней дымовой трубы узкую кольцевую площадку. Через минуту скуттер опустился рядом со мной, зависнув в воздухе на антигравитационном генераторе. Я, не мешкая, запрыгнул на его сиденье, и пристягнувшись, взмыл в ночное небо. Но покидать место трагедии я не торопился, и отдалившись на километр, стал свидетелем зрелища, которое запомнил на всю жизнь.
Агония огромного судна завершалась. Плавучий дворец, сияя в ночи яркими огнями, все глубже и глубже уходил носом в пучину. Но даже в той его части, что уже находилась под водой, в окнах кают и на прогулочных палубах продолжал гореть свет, и сквозь слой воды мерцало призрачное сияние. Нос погружался, а корма поднималась все выше. Когда наклон корпуса достиг 45-ти градусов, все огни в салонах неожиданно погасли и судно исчезло во тьме. Потом, на мгновение, свет вспыхнул вновь, чтобы погаснуть навсегда. Одновременно из чрева судна донесся шум, похожий на раскаты грома - это срывались с фундаментов котлы и машины, и рушились, круша переборки, вниз, в сторону носа. Секунд пятнадцать- двадцать за многие мили было слышно, как падают тяжелые механизмы...
Когда грохот затих, 'Титаник' на какое-то время застыл в почти вертикальном положении, как черная башня, возвышающаяся над зеркалом воды на добрые полста метров. Вдруг, отвесно стоящая корма слегка повернулась влево и стала клониться, пока не замерла под углом градусов 70 к поверхности океана - киль, не выдержав страшной тяжести поднявшейся в воздух кормы, лопнул, и корпус разломился. Вода вокруг клокотала и пенилась. Это было ужасно и одновременно величественно...
Корма, с мощным шипением вытесняемого изнутри воздуха, быстро погружалась, и минуту спустя океан сомкнулся над кормовым флагштоком. Таймер показывал 2 часа 20 минут ночи.
Но именно сейчас, когда 'Титаник' скрылся под водой, трагедия достигла кульминации. Душераздирающие вопли сотен тех людей, что оставили лайнер в его последние минуты, и теперь боролись за жизнь в ледяной воде, слились в единый жуткий стон из ожившей преисподней. Призывы о помощи и призывы к Богу долго неслись над черной гладью океана, но время шло, пронизывающий холод сковывал тела несчастных, крики становились все слабее, пока не смолкли совсем...
И я приложил к этому руку! Даже для моих закаленных нервов все это было уже слишком, и пробежавшись по пульту скуттера дрожащими от холода и страшых впечатлений руками, я покинул 1912 год.
Глава 6
Субдаймон
Брюссель. Европейская Федерация.
Штаб-квартира Координационного
Совета ФСТК. Октябрь 2281 г.
- Джон! Тебя зовет шеф! - выпалил Рон Стюарт, вбежавший в зал скуттерного ангара, едва я успел материализоваться и перевести дух, выслушивая поздравления с успехом от поджидавших меня других членов нашей группы, - Джон, они хотят видеть тебя немедленно!
