кашеварки, не пытаясь ни обгонять ветер, ни отставать от него.
Ближе к шестикилометровой высоте подъем стал замедляться. Я взглянул на часы. С момента взлета прошло пять часов. В пятнадцать надо определять местонахождение. Но прежде придется заставить всех пообедать. Есть никому не хотелось. Побаливала голова. Легкие с трудом втягивали разреженный воздух. Начинался кислородный голод.
Но это было еще полбеды. Постепенно стал донимать холод. Горячий чай в термосах согревал на несколько минут. Потом зубы снова начинали выстукивать морзянку.
- А если залезть в спальники? - предложил Артур.
- Но как будешь работать?
- Так не с головой, только наполовину.
Я откинул брезент, чтобы достать спальные мешки. Митька с тоскующим взглядом сидел в одной стороне. Прошка - в другой. Значит, и собаке, и котенку тоже было плохо.
- Митька... - Артур погладил собаку по спине, но она не отозвалась на ласку.
Я положил перед носом кусок колбасы. Митька, вздохнув, отвернулся.
- Отдаю ему свой спальный мешок, - объявил сердобольный Артур.
- К чему такие жертвы? - отозвался Сенечка. - У меня есть запасная куртка. Давайте надевать!
Пес не сопротивлялся. Передние лапы его мы просунули в рукава, а поскольку куртка оказалась широкой, то полы зашили на спине крупными стежками. Прошку я засунул за пазуху. Котенчишка пригрелся и затих.
К вечеру газ в оболочке стал охлаждаться. Шар пошел вниз, пробил облачность, огни рисовались в форме гигантской трехпалой лапы. Так выглядела сверху Тула. Мир сразу наполнился звуками: гудками машин, звоном трамваев. Где-то слышалась музыка. В паутине освещенных улиц и переулков мы рассмотрели яркий пятак танцплощадки, услышали даже возбужденный гул толпы.
Потом медленно проплыли и заросший парк, старая кладбищенская ограда и полуразрушенная часовенка...
Сенечка высыпал балласт, уравновесил аэростат на километровой высоте и лег спать. Я передал в штаб сводку, притулился рядом. Артур остался на вахте.
На вторые сутки полета он решил приблизиться к границам стратосферы, чтобы поймать так называемые 'космические лучи'.
Над собой мы видели серебристую сферу оболочки с черным зевом аппендикса. От нее к подвесному кольцу опускались стропы. У обруча в разных концах висели два мешочка. В белом лежал шнур от клапана. В красном - от разрывной вожжи, которая необходима при посадке.
А вокруг было небо - самое красивое из всего, что мы когда-либо видели. Оно казалось слоистым, точно прозрачное желе. Светлое, как туман, - у горизонта, дальше размытая голубизна постепенно переходила в синеву, там белел овал молодой луны. Напротив жарко пылало солнце. Сетка, снасти, корзина - все было в сверкающем инее, будто деревья в морозный солнечный день.
Почувствовав, что замерзает, нервно замяукал Прошка. Теперь он уже сам просился под куртку, где ему было тепло и спокойно. Митька же в своей длиннополой одежке пока крепился.
- Надо приучать его к маске, - сказал Сенечка.
И тут Митька воспротивился. Сенечка, словно кляпом, заткнул ему пасть резиновой маской, хотел стянуть еще ремешками, но пес стал сопротивляться. Сначала хотел спрятаться в ворохе имущества, однако, когда Сенечка проявил настойчивость, Митька, словно на борцовском ковре, рывком свалил Сенечку.
- У-у, образина... Еще рычит, - обидчиво произнес Сеня, признав свое поражение.
- Ему надо показать пример, - посоветовал Артур.
Мы надели кислородные маски. Пес озадаченно поглядел на нас. Потом вильнул хвостом, подставил морду Артуру, разрешил надеть маску и задышал, шумно втягивая кислород.
Отважный Сенечка, оказывается, всерьез опасался аварии. Оболочка нагрелась и раздулась до опасных размеров. Лететь выше означало терять балласт и газ. Не выдержит шов, лопнет оболочка - и тогда ныряй с парашютом, а куда приземлимся - неизвестно.
У радиостанций я запросил пеленги. Мы находились километрах в тридцати юго-восточнее Пензы.
Мы забрались на девять тысяч метров. Аэростат перемахнул высоту Эвереста. Барометр показывал 230 миллиметров ртутного столба. Красная ниточка термометра примерзла к цифре 43,3° ниже нуля. Оболочка выдержала. Артур закончил замеры и кивнул Сенечке. С облегчением пилот потянул за белый конец клапанной стропы, стравливая газ. У земли все же уютней, чем в далеких небесах. По дороге вниз сняли кислородные маски, не забыли и Митьку. А Прошка, оказывается, все это время крепко спал.
Уравновесились на трех тысячах. Теперь можно было потрапезничать. В одном из термосов у нас хранился куриный бульон. Однако второе сублимированное мясо в целлофановых пакетах - успело превратиться в булыжник. Пришлось размачивать его в горячем чае и сосать, как леденцы.
...Холодный фронт рассеялся в районе Элисты. Наконец открылась земля, испятнанная кое-где прямоугольниками вспаханных полей. Паутинками разбегались редкие дороги, речки. Селений в степи было мало. Чаще встречались чабанские кибитки. Белыми облачками перекатывались овечьи отары.
Аэростат висел, отражая солнечные лучи серебристыми боками. И все же он плыл, если верить дымке внизу под нами, лениво отползающей назад. Рассчитывать курс было ни к чему, поскольку приметные ориентиры, обозначенные на карте-десятикилометровке, были видны километров на двадцать вперед.
Мы опустились на спальники, собрались подремать, однако сон не шел. С ним у нас вообще не ладилось. Маленькое неудобство - и спать невозможно! Думали: намаемся в тесной своей корзине, научимся спать и сидя и стоя. Не научились.
На горизонте показалась дельта Волги. Множество рукавов разбегалось в стороны, завязало в камышовых зарослях. По дымке вдали можно было предположить, что там лежал большой город - Астрахань. Мы пролетали восточнее. Под нами плыли солончаки с проплешинами оранжевых песков. Ни одной живой души, ни одного домика. Но не так уж далеко темнела железная дорога Астрахань - Гурьев. Прикинул нашу скорость. Навигационная линейка показала сто километров в час. Так когда-то летал незабвенный 'кукурузник' По-2. Если приземляться, то надо здесь. Дальше будет поздно. В плавнях и камышах мы сгинем наверняка. Не успеют нас отыскать и вытащить. Запросил метеосводку. Ответ не обрадовал. На всех высотах дул северный ветер, порывающийся смениться на западный. Протянул Артуру карту с помеченным курсом:
- Несет в Каспий...
Арик так увлекся своими метеорологическими делами, что поначалу не понял серьезности положения.
- Ну и пусть несет, - сказал он.
- Ты что - рехнулся? Это же море! Если что - нас не спасут парашюты, а надувной лодки нет!
Теперь до Артура дошло. Лицо его вытянулось.
- У меня такие любопытные наблюдения идут, - проговорил он с огорчением.
Я тоже не очень-то стремился обрывать полет. Хотелось дожать до конца, пока есть балласт и силы. Конечно, полет над Каспием мог стать гибельным. Ну а вдруг повезет?!
- Давай Семена спросим, - Артур наклонился над дремавшим Сеней.
- Меня не надо спрашивать, - он вдруг открыл глаза. - Я как вы.
- Мы - за!
- А вот начальство будет против.
Как раз в этот момент запиликала станция. Вызывали нас. В штабе, где следили за курсом, тоже увидели, что нас несет в Каспийское море. По всем наставлениям, которых придерживались раньше аэронавты, над морем летать запрещалось. Наставлениям надо верить - они писались кровью. Двое итальянцев рискнули перелететь Средиземное море. Их шар попал в потоки, особенно сильные над водой. Аэронавты боролись как могли, то сбрасывая груз, то стравливая газ. Но стропы не выдержали перегрузок. Гондола оборвалась и скрылась в волнах...
Радистка штаба упорно вызывала меня. Она просила, требовала отозваться. Но я медлил. Артур обвел нас взглядом:
- Так летим или нет?
- Летим! - Я кинулся к рации, отозвался.
