сноровисто. Виден у людей опыт, приобретенный во многих походах. Если грузят подводу, то так плотно, что ничего с нее не упадет и на самом крутом повороте. Если чистят оружие, то до зеркального блеска, так его отполируют, что ни винтовка, ни автомат, ни пулемет никогда в бою не откажут. Если переобувается человек, то с таким старанием, без единой складочки обернет портянкой ногу, что в сапоге ей и тепло и просторно. Если укладывает вещи в мешок, то пару белья отправит вниз, а сухари, кусок сальца положит сверху, да еще и надрежет сальце.
Но не все в Лесограде и его окрестностях готовились в поход. Мы не могли взять с собой обитателей гражданского лагеря. Поэтому мирных жителей пришлось эвакуировать в глубь леса. Помогли им сделать там временные землянки и шалаши, замаскировали все подходы, предварительно отвезли туда двухнедельный запас продуктов.
Не шел с нами, хотя и поднялся из своей 'слободы', и 5-й батальон, или, как его еще называли, отряд имени Кирова. Ему предстояло выполнить сложную и ответственную задачу. Во-первых, заменить мелкими заслонами те взводы и роты выступающих в поход батальонов, которые держат сейчас оборону по окраинам леса, у дорог. Во-вторых, после нашего отхода за Стырь оттянуть эти заслоны, впустить фашистов в лес и как следует их здесь помытарить, увлекая из стороны в сторону и не допуская к временному гражданскому лагерю. В-третьих, кировцы должны выслать к железной дороге Ковель - Сарны мелкие, по принятой у нас терминологии, 'москитные' группы минеров для подрыва проходящих поездов. В-четвертых, батальону приказано поддерживать со штабом соединения радиосвязь и сообщать обо всем, что будет происходить в районе междуречья.
Нелегкие выпали на долю батальона деда! Но 5-й - это один из лучших, в нем много закаленных ветеранов-черниговцев. Командир батальона Николай Николенко - опытный боевой офицер, комиссар Иван Караваев - отличный политработник. Не сомневаюсь, что кировцы свою задачу выполнят.
Сначала мы хотели освободить батальон от выходов на минирование, направив к дороге Ковель - Сарны людей из какого-нибудь другого подразделения, но кировцы запротестовали.
- Нам по лесу лазить, а кто-то на нашем участке будет себе эшелоны набирать! Где же справедливость?! - говорил Караваев. - Мы по числу подорванных эшелонов и так отстали! Вот у первого дело уже к сотне идет... Нет, нет, мы и на дороге, и в лесу справимся. Эшелоны счет любят!
Пришлось уступить...
В середине дня Дружинин поехал взглянуть, как готовятся к выходу на марш поляки, а я отправился в госпиталь к раненым. Медики кончали погрузку имущества, но раненые были еще в палатах. Захожу прежде всего к героям недавних оборонительных боев.
На крайнем топчане лежит комсомолец Миша Страхолет. Это совсем еще молоденький паренек с худеньким, наивным, почти детским лицом. Он проявил настоящее мужество, когда бандеровцы подошли к селу Серхов.
Был там у нас только один взвод с приданным ему отделением пулеметчиков. Бульбаши наступали в составе 'куреня', то есть батальона. Почти по десятку бандитов приходилось на каждого нашего бойца. Но отдать им село - значило пропустить их на дорогу, ведущую к центральному лагерю. Партизаны заняли оборону.
Миша со своим 'дегтярем' окопался на высотке у школы. Он хладнокровно бил по цепям подбиравшихся к селу националистов. Меняя диск, пулеметчик чуть приподнялся, и в ту же секунду пуля навылет пробила ему грудь. Говорят, что сначала Миша очень испугался и с ужасом глядел на залившую его кровь. Но после перевязки сразу повеселел, снова взялся за пулемет и продолжал расстреливать бандитов.
Перевязала Страхолета медицинская сестра Аня Гапонова, которую потом ранило в обе ноги. Придя в себя, Аня взяла карабин и тоже начала стрелять по наступавшим. С такой же самоотверженностью сражались в Серхове все партизаны взвода Василия Азаренко, пока не подоспел к ним на выручку кавалерийский эскадрон.
Комсомолка Аня Гапонова лежит сейчас неподалеку от Страхолета и дремлет. Этой красивой, скромной, смелой девушке нет и восемнадцати лет, а в партизанах она уже второй год. Пришла к нам в Климовских лесах вместе с подругой, тоже ставшей хорошей медицинской сестрой. Анин отец во время гражданской войны партизанил в отрядах Николая Щорса, дрался с петлюровцами, предшественниками сегодняшних бандеровцев и бульбашей.
Аня дремлет, а Миша Страхолет, воспользовавшись моим приходом, спешит пожаловаться на врачей:
- Товарищ генерал Алексей Федорович! Они меня в тыл хотят сплавить... Что я там не видел, на Большой земле? Или у нас госпиталя нет? Я на Большую землю после войны поеду...
- После войны, Миша, никакой Большой земли не будет. И Малой не будет. Вся советская земля - одна, и без фашистов! А насчет отправки в тыл давай так решим... Самолетов пока нет, погода их к нам не пускает. А к приемке первого же самолета ты постарайся выздороветь! Тогда и спорить с врачами не придется. Идет?
Миша соглашается. Обхожу раненых, разговариваю с ними, потом спрашиваю главного хирурга Тимофея Константиновича Гнедаша, получила ли медсанчасть из хозяйственной роты двух дойных коров.
- Да! И хороших подобрали, - отвечает Гнедаш. - Каждая литров по пятнадцать дает. На всех-то раненых этого, конечно, маловато.
- Ничего не поделаешь, доктор. Больше брать с собой нельзя. За Стырью еще вам достанем. Да и население будет приносить молоко. Вот увидите!
После госпиталя побывал у артиллеристов и разведчиков. Все в порядке. Люди кончали обедать. Возвращаюсь к себе, чтобы тоже поесть горяченького. Наверно, в ближайшие дни питаться будем всухомятку.
Когда я, окончательно собравшись в путь, вышел из хаты, возле штаба и ближайших землянок уже хлопотали минеры. Навстречу попался высокий, кудрявый, вечно улыбающийся Володя Павлов, москвич, до войны студент, а теперь один из самых знаменитых наших подрывников.
- У вашей хатки, Алексей Федорович, хочу заложить посерьезней, с двойным зарядом. Жилище командира нам дороже всего! - говорит Павлов.
- Не надо двойную! Она так грохнет, что от жилища ничего не останется... И об экономии тола забыл, что ли? Поставь что-нибудь помельче.
- Можно и помельче. У меня широкий ассортимент! - усмехается Володя.
Этот парень уже столько подорвал эшелонов, столько исковеркал паровозов и вагонов, что его, как я шутя любил говорить, не примут после войны обратно в институт инженеров железнодорожного транспорта, где он раньше учился.
У нагруженных подвод стоит с пустым мешком в руках старшина штаба Семен Михайлович Тихоновский и манит к себе козочку Зойку. По дороге на Волынь, когда мы стояли на реке Уборть, партизаны поймали в лесу двух новорожденных диких косуль, козленка и козочку, стали выкармливать, приучать к людям. Козленок все-таки убежал, а козочка, названная Зойкой, быстро одомашнилась, привыкла к нам и стала Любимицей комендантской роты.
Вот посаженная в мешок Зойка привычно высунула наружу голову через сделанную для этого прорезь и с высоты телеги Тихоновского смело поглядывает по сторонам.
Зойка погрузилась, минеры работают, значит - конец сборам, значит можно выступать.
С западной стороны по-прежнему время от времени доносятся глухие разрывы.
* * *
Ровно в 16.00 колонна двинулась по узкой лесной дороге. Впереди идет 7-й батальон Федора Ильича Лысенко, этот же батальон выслал головную походную заставу. Разведка выступила еще раньше.
Командир 7-го батальона по довоенной своей профессии - педагог, историк. Но всякий, кто не знает этого, увидев энергичную, подтянутую фигуру Лысенко, его хорошо подогнанное обмундирование, услышав, как четко и сжато отдает он приказы, обязательно подумает: военная косточка, кадровик! Война быстро меняет людей. Батальон у Лысенко боевой, закаленный, тоже из тех, что сформированы еще на Черниговщине. Федор Ильич - член нашего подпольного обкома.
Начал накрапывать нудный мелкий осенний дождь. Это и хорошо, и плохо. Плохо, что мокро, зябко, труднее двигаться, но зато нет в небе самолетов. Наша колонна растянулась на три километра, но скоро к ней должно еще пристроиться подразделение соседнего партизанского отряда.
