электростанции под Виттенштоком работали вовсю. На восток простирались пологие холмы Мекленбургской Швейцарии. На обочинах трассы пробивалась молодая травка. Ветер играл с пшеницей и кукурузой на огромных, социалистических размеров, полях. Небо выгибалось дугой — чем дальше на север, тем все выше и выше. Жасмин не могла сдержать свою радость от предстоящей встречи с морем, Пеерхагеном и Фальком.
Роня бросилась ей на шею, как только они с Адельтрауд вышли из машины. Теперь волосы девочки стали короче и чуть светлее. Сдержанно улыбаясь, Гюнтер Розеншток подал ей руку. Роня хотела немедленно повести ее играть в шахматы, но Адельтрауд не позволила.
— Дай ей сначала прийти в себя после дороги и отдохнуть в своей комнате.
Это была все та же небольшая комната, в которой Жасмин жила год тому назад. Ее окна выходили на Хайлигендамм, слева виднелся Кюлюнг, за которым садилось солнце.
Жасмин переоделась. Из зеркала на нее смотрела молодая женщина, бледная и слегка осунувшаяся. Она была в зелено-коричневом костюме и красных кедах на ногах, потому что в спешке забыла положить в сумку тапочки.
Вскоре на подгибающихся от страха ногах Жасмин спустилась в столовую.
Ей все время казалось, что вот-вот войдет Фальк. Она так волновалась, что чуть ли не грезила наяву. Но он появился позже, когда все уже собрались садиться за стол. Его взгляд устремился не на нее, а на Роню, которая выскочила из-за стола, подбежала к нему, чтобы поздороваться, и сообщила:
— Жасмин приехала!
И тут наконец их глаза встретились. Фальк подошел к ней, взял ее руку в свою и сказал:
— Жасмин, я очень рад, что ты приехала. Очень рад.
— Привезти ее сюда было довольно трудно, — заметила Адельтрауд, садясь за стол. — Пришлось организовать самую настоящую психическую атаку и похитить ее.
— Правда? — Фальк усмехнулся и сел напротив нее.
Правило седьмое в инструкции по соблазнению гласило: если ты действительно любишь человека, никогда не садись напротив него, потому что он может заметить твой настойчивый взгляд. А если он ответит тебе и при этом еще слегка улыбнется, весьма вероятна опасность, что ты упадешь со стула, опрокинешь прибор или горошек. Одна горошина укатилась прямо к тарелке Фалька. Остальные Жасмин собрала.
Роня украдкой хихикала.
Фальк тоже заметно нервничал. Его голос звучал взволнованно. Он что-то рассказывал о пластиковом заводе под Лейпцигом, который можно было бы купить, чтобы производить еще более дешевые детали для «Клариссы». Идея Фалька могла, в лучшем случае, увлечь его отца, но и тот, похоже, не очень заинтересовался ею. Фальк ни разу не заговорил с ней. В какой-то момент он чуть было не опрокинул свой бокал с вином и только в последнюю секунду успел подхватить его.
Жасмин хотелось одновременно смеяться и плакать, и она так крепко сжимала зубы, что почти не могла есть. Зиглинда молча убрала ее почти полную тарелку.
После ужина Роня раскапризничалась, не желая уходить к себе, но ее все равно отправили спать. Фальк тоже ушел, чтобы немного поболтать с дочерью перед сном. Через полчаса он вернулся и, улыбаясь, сказал:
— Жасмин, Роня хочет пожелать тебе спокойной ночи.
— Все будет хорошо, — заявила девочка, когда Жасмин зашла к ней. — Ты мне нравишься.
Жасмин вытерла внезапно выступившие слезы. К счастью, было темно, и Роня, скорее всего, ничего не заметила. Жасмин еще немного посидела на краешке кровати, чтобы прийти в себя. Она с удовольствием не выходила бы из комнаты, легла бы сразу же спать, а завтра рано утром уехала бы домой, но ей так хотелось еще немного побыть рядом с Фальком. Прошлым летом она рассчитывала, что они в конце концов серьезно поговорят, но теперь говорить было не о чем. Слишком поздно.
Когда она снова спустилась вниз, Понтер Розеншток уже закурил сигару и молча попыхивал, выпуская дым. Адельтрауд накрывала стол для кофе, а Фальк сидел в кресле, закинув ногу на ногу. Тем временем он успел переодеться, и теперь на нем вместо костюма был удобный шерстяной свитер и джинсы. Если бы Адельтрауд не болтала о всяких глупостях, в гостиной, возможно, царила бы тишина. На самом деле мужчины упрекают женщин в болтливости только потому, что сами ленятся поддерживать разговор, если он им неинтересен. Молчать — неоспоримое право мужчин. Женщины не могут позволить себе подобную роскошь.
Вдруг Фальк встал и вышел на террасу. Адельтрауд вспомнила, что ей нужно разобрать письма, извинилась и вышла из комнаты.
Жасмин осталась в гостиной с Понтером Розенштоком, которому, казалось, это нисколько не мешало. Она не осмелилась прервать процесс созерцания сизых колечек дыма и сообщить, что намерена уйти спать, потому что устала. Но встать и молча выйти было бы некрасиво. И поэтому ей оставался только один выход — на террасу.
Там в темноте на ступеньках сидел Фальк. Он обернулся. Свет из гостиной отражался в его глазах. Он сделал жест рукой, приглашая ее сесть рядом. Некоторое время они молча смотрели на ночной сад, где росли розы и тихо шелестели березки. Ежик, пыхтя и фыркая, вышел на ночную охоту.
— Сегодня ровно год с тех пор, как ты была здесь, — задумчиво произнес Фальк — Через одиннадцать дней будет ровно год со дня смерти Северина. Мне не хватает его.
С этим Жасмин при всем желании не могла согласиться. Ни за кем она не скучала так мало, как за Севериной, но сказать об этом сейчас было бы бестактно.
— Да, я за ним сильно скучаю, — повторил Фальк и бросил на нее короткий взгляд. — У Северина были свои слабости, но все равно мне не хватает брата. И не только потому, что мне приходится выполнять его работу…
— Разве тебе не нравится делать такие покупки, как Лейпцигский завод пластмасс? — выдавила из себя Жасмин.
— Ради удовольствия я не стал бы его покупать. Кроме того, не подумай, что я жалуюсь. Просто я еще не привык тратить те деньги, которые зарабатываю, а их сумма неуклонно растет. Даже страшно. К сожалению, я еще не умею этим наслаждаться. Правда, приходится много работать. Три недели назад я первый раз спустил на воду «Santa Lucia», но еще ни разу не выходил на ней в море: нет времени…
Жасмин не нашлась что сказать.
— Н-да, — ничуть не смутившись, продолжал он. — Наверное, мне не на что жаловаться. Прости, я не спросил, как у тебя дела.
— Все хорошо, спасибо.
В его глазах что-то блеснуло.
— А мама думает иначе. Она говорит, что тебе в этом году досталось. И вероятно, я в этом тоже виноват.
— Не стоит об этом говорить.
— Жасмин, у меня еще не было возможности поблагодарить тебя за твою заботу, за то, что ты помогла Ахиму и Ксандре помириться. Но кажется, они все-таки не слишком хорошо понимают друг друга.
— Жаль.
— Но прежде всего я благодарен тебе за то, что ты сделала, когда приезжала Николь.
Сердце Жасмин бешено забилось. Он знает!
— Это… это не имеет к вам никакого отношения. Все, что произошло, касалось исключительно меня и Николь.
— Да ну? Но ведь…
— Фальк, я прошу тебя, ни слова больше об этом. Я надеюсь, что никогда больше не услышу имени Николь.
— Но ты же…
— Пожалуйста!
Он сжал губы, и Жасмин глубоко вздохнула. Она чувствовала, что его одолевают сомнения.
— Надеюсь, — начал Фальк спустя некоторое время, — Роня и мама не слишком давили на тебя, когда попросили приехать?
Что на это можно сказать?
