V. Полночный разговор
Подобно тому, как этот Богом забытый маленький городок, окруженный водами реки, тихим островом живет в моем сердце, так и среди бурных потоков страстей моей юности, обращенных только к ней, к Офелии, выдается островок тихого воспоминания — один разговор, который я подслушал однажды ночью.
Часами напролет, как обычно, мечтая о своей возлюбленной, однажды я услышал, что барон открывает дверь своего кабинета какому-то посетителю; по голосу я узнал капеллана.
Он приходил иногда довольно поздно: они с бароном были старыми друзьями. До глубокой полночи за стаканом вина вели они беседы о разных философских предметах, обсуждали мое воспитание, иными словами, занимались вещами, которые в то время меня совсем не интересовали.
Барон не разрешал мне посещать школу.
«Наши школы, как колдовские кухни, в которых рассудок развивают до тех пор, пока сердце не умирает от жажды. Если цель успешно достигнута, человек получает аттестат зрелости», — говорил он обыкновенно.
Поэтому барон всегда давал мне читать книги, заботливо отобранные из своей библиотеки, после чего он расспрашивал меня, узнавая, удовлетворил ли я свою любознательность, но никогда не проверял, прочитал ли я их в действительности.
«В памяти останется только то, что угодно твоему Духу, — была его любимая поговорка, — так как только это приносит радость. Школьные учителя подобны укротителям зверей: одни думают, что совершенно необходимо, чтобы львы прыгали сквозь обруч. Другие настойчиво внушают детям, что благословенный Ганнибал потерял свой левый глаз в Понтийских болотах. Одни превращают царя зверей в циркового клоуна, другие делают из божьего цветка букетик петрушки». Подобный разговор оба господина вели и сейчас, потому что я услышал, как капеллан произнес:
— Я бы не решился позволить ребенку развиваться, как судно без руля. Я думаю, что он может потерпеть крушение.
— А не терпит ли крушение большинство остальных людей? — вскричал барон, взволнованный этими словами. — Если судить с высшей точки зрения, разве не терпит крушение тот, кто после послушной юности на школьной скамье становится, ну, скажем, праведником, женится, чтобы передать детям свою телесную субстанцию, а затем заболевает и умирает. Неужели вы думаете, что его душа создала себе столь сложный аппарат, как человеческое тело, только для этой цели?
— К чему мы придем, если все будут рассуждать так, как Вы? — возразил капеллан.
— К самому блаженному и прекрасному состоянию человечества, которое только можно себе вообразить, где каждый был бы неповторимым, и совершенно непохожим на других кристаллом, думающим и чувствующим в особых цветах и образах, любящим и ненавидящим следуя исключительно лишь желанию своего Духа. Тезис о равенстве людей, должно быть, выдумал сам сатана — враг различий и красок.
— Так Вы все же верите в дьявола, барон? Ведь Вы всегда это отрицали! — Я верю в дьявола так же, как я верю в смертоносную силу северного ветра. Кто может указать мне место во всей Вселенной, где рождается холод? Там должен восседать на троне дьявол. Холод преследует жар, потому что он сам хочет согреться. Дьявол хочет прийти к Богу, ледяная смерть — к огню жизни… Таков первоисточник всех странствий… Должен ли где-то быть абсолютный ноль? Пока его еще не нашли. И его никогда не найдут, так же, как никогда не найдут абсолютный магнитный северный полюс. Растягивает ли или сжимает притяжение северного полюса стержневой магнит, независимо от этого он всегда противолежит южному магнитному полюсу. Пространство, разделяющее полюса, где происходят эти феномены, может быть то меньшим, то большим, но полюса никогда не соприкасаются, иначе стержень должен был бы стать кольцом. И перестал бы быть стержневым магнитом. Если исток одного или другого полюса искать в сфере конечного, это превратится в бесконечное странствие.
Видите там, на стене, картину? Это «Тайная вечеря» Леонардо да Винчи. Там на людей перенесено то, о чем я только что говорил в отношении магнита и воспитания посредством души. У каждого юноши «Тайной вечери» есть миссия, которая вверена его душе, выраженная в символическом жесте руки и постановке пальцев. У всех в действии лишь правая рука. Либо они оперлись ею о стол, край которого разделен на шестнадцать частей, что соответствует шестнадцати буквам старого римского алфавита, либо соединили ее с левой рукой. Только у одного Иуды Искариота в действии левая рука, а правая — скрыта! Иоанн Богослов, которому Иисус предрек, что он «пребудет» (и апостолы поняли это как то, что он не умрет), сложил обе руки. Это означает: он — магнит, который больше не существует, который пребывает в кольце вечности. Он больше не странник. Все это тесно связано с положением пальцев. Они хранят в себе глубочайшие мистерии религий.
На Востоке такое положение пальцев есть у всех статуй Богов, но его можно обнаружить также и на картинах почти всех наших великих средневековых мастеров.
В роду баронов фон Йохеров из уст в уста передается легенда о том, что основатель нашего рода — фонарщик Христофор Йохер — пришел с Востока и принес оттуда секретный метод, как с помощью особой жестикуляции пальцев вызвать призрак мертвого и заставить его служить, выполняя различные поручения.
Документ, который хранится у меня, свидетельствует, что он был членом древнего Ордена, называемого «Ши-Киай», что значит «переплавление трупа». Затем в другом месте он назван «Киэу-Киай», что значит «переплавление меча».
В документе говорится о том, что может для ваших ушей прозвучать странно. С помощью искусства духовно оживлять руки и пальцы, некоторые члены Ордена могли сделать так, что после смерти их трупы исчезали из могилы. Другие же превращали свои трупы в мечи, уже будучи похороненными в земле.
Не удивляет ли Вас, Ваше преподобие, поразительное сходство с Воскресением Христовым? В особенности, если Вы сопоставите между собой загадочные жесты рук у средневековых фигур и древних азиатских статуэток?
Я услышал, что капеллан забеспокоился и принялся быстрыми шагами ходить по комнате. Эатем он внезапно остановился и сдавленным голосом вскричал:
— То, что Вы мне тут говорите, напоминает мне, господин барон, масонство, и я как католический священник не могу принять это без возражений. То, что Вы называете разрушительным северным ветром, это для меня масонство и все, что с ним связано. Мне, конечно, известно, и мы довольно часто говорили на эту тему, что все великие художники и люди искусства входили в тайные союзы, называемые цехами, и что они извещали друг друга, находясь в различных странах, по своим каналам, с помощью тайных знаков и, чаще всего, через конфигурацию пальцев и ладоней у персонажей своих полотен, или через расположение облаков, или через подбор цветов. Церковь достаточно часто давала им заказы для выполнения работ на священные сюжеты, но прежде брала с них обещание, что они откажутся от изображений этих знаков. Но они всегда обходили эти запреты. Церкви порой ставится в вину, будто она утверждает, хотя и не открыто, что всякое искусство — от дьявола. И разве это так уж не понятно верующему католику? Откуда нам знать, не обладали ли эти художники каким-то секретом, направленным против церкви?
Мне известно письмо одного великого старого мастера, в котором он открыто пишет своему испанскому другу о существовании тайного союза…
— Я тоже знаком с этим письмом, — вставил барон оживленно. — Мастер пишет там следующее… — точно я не помню его слов…: «Пойди к человеку по имени Х и проси его коленопреклоненно, чтобы он дал мне хотя бы один единственный намек, чтобы я узнал, наконец, как обращаться с этой тайной дальше. Я не хочу до конца жизни оставаться только художником». Ну, и что из этого следует, дорогой капеллан? А то, что этот знаменитый художник, как бы глубоко внешне ни был посвящен в тайну, в действительности слепец. То, что он — франк-масон, означает для меня следующее: он был подручным на заводе каменщиков и имел отношение толь ко к внешней стороне строительства, хотя и принадлежал к цеху, в чем нет никаких сомнений. Но Вы были совершенно правы, когда говорили, что все архитекторы, художники, скульпторы, ювелиры и чеканщики тех времен были масонами. И отсюда следует: они могли знать только внешнюю сторону обрядов и понимали их только в нравственном смысле. Они были лишь инструментами невидимой силы, которую Вы как католик ошибочно принимаете за мастера «Левой руки». Они использовались как инструменты только для одной цели: сберечь определенную тайну потустороннего в символической форме
