Пол покрывал полуметровый слой ила.
За этой комнатой виднелись другие. В наушниках звучали счастливые голоса:
– Это стол.
– Это символы из серии Казумеля, правильно?
– Арт, посмотри-ка сюда.
– Наверно, там есть еще.
– Здесь. Вот здесь.
В комнате, расположенной с северной стороны, Линда высоко подняла вверх лампу, освещая барельеф с изображением трех куракуанцев. Трифон осторожно прикоснулся к лицу одной фигуры, провел пальцами по подбородку, по линии губ. Куракуанцы были теплокровными, двуногими, покрытыми мехом существами. В них есть что-то от рептилий. В общем, аллигаторы, но с лицами. Фигуры были в одежде. Рядом стояло четвероногое животное.
– Генри. – Она поманила его.
Фигуры просто великолепны. Они излучали мощь и достоинство.
– Это боги? – спросил он.
– Кто же еще? – ответил Трифон.
– Не совсем, – поправила Линда. – Вот это Тельмон – создательница. – Она указала на центральную фигуру. – Великая Мать. А это две ее ипостаси – Разум и Чувство.
– Великая Мать? – казалось, Генри удивлен. На закате цивилизации куракуанцы поклонялись богам- мужчинам.
– Матриархат у них не редкость, – ответила Линда.
Трифон делал фотоснимки, и Линда, позируя, встала рядом со статуей.
– Хотя бы для масштаба. Если нам когда-нибудь удастся более или менее хорошо изучить Нижний Храм, – продолжила она, – бьюсь об заклад, мы обнаружим, что там тоже был матриархат. Более того, вполне возможно, в той эпохе мы тоже найдем Тельмон.
По персональному каналу Якоби зазвучал голос Карсона.
– Генри, здесь есть нечто, что тебе стоит посмотреть.
Карсон ждал его в самой большой комнате. Он стоял рядом с барельефом и махал рукой. Генри подплыл поближе, и Карсон поднял лампу. Еще куракуанские фигуры, каждая в отдельной рамке.
– Их двенадцать, – сказал он многозначительно. – Как христианских апостолов.
– Мистическое число.
Генри медленно двинулся вдоль комнаты. Фигуры были изумительной работы. От одних откололись куски, другие пострадали от времени. И все же это были куракуанские боги во всем божественном величии. В руках боги держали вилы, копья и свитки. И в самом конце шеренги стояло устрашающее существо с лицом, наполовину прикрытым капюшоном.
– Смерть, – определила Линда.
«Всегда одно и то же, – подумал Генри. – Здесь, в Вавилоне и в Нью-Йорке. Все изображают ее одинаково».
– А что это? Вы знаете?
Линда сияла.
– Это история Талла – освободителя. Здесь, – она показала на первую картину, – Талл принимает чашу с вином от Тельмон. Это вино сделало его простым смертным. А тут он идет за плугом.
Куракуанская мифология не была специальностью Генри, но Талла он знал.
– Христос, – сказал он. – Озирис. Прометей.
– Да. Вот он посещает оружейную мастерскую. – Она скользила вдоль фризов, останавливаясь перед каждым. – И сцены битвы.
– Тут не все сходится, – сказал Карсон. – Миф возник позже этого периода, ведь так?
– Мы не совсем в этом уверены, Фрэнк, – ответила Линда. – Или, может быть, это место вовсе не такое древнее, как мы думаем. Но все это не так важно по сравнению с тем, что здесь есть полный набор сцен.
– Замечательно, – сказал Генри. – Пусть их повесят в Западном Крыле и поместят под ними наши имена.
Кто-то спросил, что на них изображено.
– Здесь, – начала Линда. – Все начинается здесь. Талл младенец, и он взирает сверху на мир.
– Это шар, – заметил Арт. – Они знали, что планета круглая.
– Эти знания несколько раз терялись и вновь возникали в истории. Так или иначе, Талл позавидовал людям, живущим в этом мире.
– Куракуанцам.
– Да.
– Почему?
– Почему – не ясно. Куракуанцы явно считали такое поведение бессмертного бога вполне нормальным, но никак его не объясняли. По крайней мере, в тех записях, которые нам удалось найти.
– Вот здесь он, предположительно, говорит о своей привязанности к миру смертных. Он просит у своей матери дара стать человеком. Посмотрите на его распростертые руки.
– А тут, – она была теперь за спиной Генри, – тут он учитель. А вот его настигают в битве. Рука поднята. Лицо свирепое. Его правая рука сломана. – Иначе в ней было бы оружие, – продолжала Линда. – Он находился в сложной ситуации. Боги сделали его смертным, но не лишили божественных свойств. Он ощущал страдания врагов. Провидел будущее. Знал, что в этой битве его ждет смерть и знал, как он умрет.
Напоминающее крокодила изображение бога-героя было не лишено благородства. На одном фризе он размышляет о смертности в присутствии одетой в черное Смерти.
– В конце концов, – продолжила Линда, – он просит, чтобы его снова сделали богом. Посмотрите на руки, сложенные в умоляющем жесте.
Генри кивнул.
– Видимо, ему это позволили?
– Тельмон предоставила ему самому принимать решение. «Я соглашусь с твоим решением. Но ты уже сделал выбор. Иди своим путем, и тебя будут любить, пока нога человека ступает по этой земле». Она, конечно, не говорила слов «человек» и «земля», а пользовалась куракуанскими эквивалентами. – Линда осветила последнее изображение. – Тут он уже принял решение и в последний раз взялся за оружие.
– После смерти мать поместила его среди звезд. – Она повернулась к Генри. – В этом смысл мифа. Смерть неизбежна. Даже боги умирают. Подобно скандинавским богиням. Добровольные объятия со смертью – для иных признак настоящей божественности.
Темная фигура в черных одеждах внушала смутное беспокойство.
– В ней есть что-то знакомое, – заметил Генри.
Карсон покачал головой.
– Мне она просто напоминает Черного Жнеца.
– Нет. – Он уже видел это раньше. Где же? – Это не куракуанец, так ведь?
Арт осветил фигуру.
– Что ты сказал?
– Это не житель Куракуа. Посмотри на него.
– Вроде нет, – согласилась Линда. – А какое это имеет значение?
– Может, и никакого, – сказал он. – Но присмотрись повнимательнее. Что это тебе напоминает?
У Карсона захватило дух.
– Статуя на Япете, – определил он. – Это один из Монументов.
«Дорогой Фил,
Сегодня мы нашли полный набор фресок «Подвиги Талла». Я добавила описание архитектурных деталей и прорисовки восьми клинописей с надписями на линейном письме «С» по Казумелю. Нам очень
