баскетбольных кроссовок с белыми шнурками и черные трико. Его обнаженная грудь была покрыта густыми волосами, как рождественская открытка, а на голове у него была маленькая круглая купальная шапочка.
— Можешь начинать, — сказал он.
— Сколько поз вы хотите?
— Около ста.
— Серьезно? Это обойдется вам недешево… Вы хотите делать что-нибудь конкретное или просто позировать?
— Я полагаюсь на твое вдохновение.
— О' кей. Тогда просто ходите вокруг. Ведите себя естественно.
Щелкая аппаратом, я продумывал основные вопросы, которые мог бы задать ему; мне было интересно, был ли он банкротом, или лунатиком, или у него были столкновения с законом, как у многих жителей столицей в эти дни. Этот сумасшедший латиноамериканец неуклюже бродил среди мебели в своих апартаментах, принимая нарциссические позы, будто он уже восхищался снимками этого огромного великолепного мужчины.
Через какое-то время после этих движений в тишине — он потеет, я гоняюсь за ним, щелкая фотоаппаратом, словно профессор с сачком для бабочек, — он схватил свою выпивку, рухнул в белое, покрытое блестящей кожей кресло, и сказал:
— Возможно, ты способен мне помочь.
— Я тоже так думаю, М-р Пондорозо.
— Зови меня Микки.
— Как скажете, — сказал я ему, делая непоколебимый вид, и перезаряжая свой аппарат.
— Дело вот в чем, мне нужно закончить исследование для своей организации о пути британского народа середины ХХ столетия.
— Отлично, — произнес я, думая, как бы скорее добраться до сотни, и щелкая его сидящего, с животом, вываливающимся избалетных трико.
— Я исследовал англичан, — продолжил он, — но у меня очень мало интересных идей насчет них.
— Как долго вы их исследовали?
— Недель шесть, думаю; я знаю, это не очень долгий срок. Но даже за это время я не увидел никаких перспектив.
Микки П. вопрошающе глядел на меня в промежутках между глотками.
— Даже погода неправильная, только взгляни в окно, — сказал он, — Английское лето должно быть холодным.
Я понял, что он имел в виду. Старое солнце Сахары неожиданно вылезло на небо и перепекло нас в совершенно другую форму, отличающуюся от обычной сырой мягкотелой массы.
— Попробуйте задавать мне вопросы, — проговорил я.
— Ну, давай возьмем две главные политические партии, — начал он, и я сразу понял, что он подготавливается к большой речи.
— Нет, благодарю, — выпалил я, — я не хочу быть задействованным ни в той, ни в другой.
Его лицо немного вытянулось.
— Они тебя не интересуют, в этом все дело?
— А как же иначе?
— Но ведь ваши судьбы разрабатываются по их инициативе…
Я сфотографировал его небритое лицо ужасным крупным планом.
— Если кто-либо, — перебил я его, — и разрабатывает мою судьбу, так это уж точно не эти парламентские чуваки.
— Ты не должен презирать политиков, — возразил он мне. — Кому-то ведь надо заниматься домашним хозяйством.
Здесь я отпустил свой Роллейфлекс, и начал бережно выбирать слова.
— Если бы они занимались лишь домашним хозяйством и прекратили бы играть в Уинстона Черчилля и Великую Армаду, так как время оловянных солдатиков прошло, тогда бы их никто не презирал. Их бы просто не было заметно.
М-р Пондорозо улыбнулся.
— Я думаю, сказал он, — это бы подошло политикам.
— Я надеюсь, — ответил я.
— Тогда что ты скажешь о Бомбе? — спросил М-р П. — Что ты будешь делать с этим?
Все понятно, я связался с настоящим зомби.
— Послушайте. Никто во всем мире моложе двадцати лет ни капельки не заинтересован в этой вашей бомбе.
— Ага, — оживился чудак-дипломат, его лицо при этом стало хитрым. — Вы, может и не заинтересованы — я имею в виду, здесь, в Европе, — но как насчет молодых людей в Советском Союзе и в США?
— Молодые люди в Советском Союзе и в США, — процедил я ему сквозь зубы, — не дадут и маленького куска кошачьего дерьма за эту вашу бомбу.
— Полегче, сынок. Откуда ты знаешь?
— Мужик, это же только вы, взрослые, хотите уничтожить друг друга, и я должен сказать, говоря, как так называемый подросток — мневас вовсе не жаль. Разве что в процессе уничтожения друг друга вы убьете несколько миллионов нас, невинных ребятишек.
М-р П. чуть раздражен.
— Но ты же не был в Америке, не так ли? — прокричал он, — или в России, где ты мог бы поговорить с молодыми людьми!
— А зачем мне ехать туда, мистер? Необязательно путешествовать, чтобы узнать, каково быть молодым — когда угодно и где угодно. Поверьте мне, мистер Пондорозо, молодежь интернациональна, как и старики. Мы все очень любим жизнь.
Я не знал, сказал ли я сейчас чушь, или думает ли так же хоть кто-нибудь кроме меня во всей Вселенной. Однако, как бы там ни было, я верил в это, основываясь на своих собственных наблюдениях и разговорах со своим старым Папашей.
М-р П., казалось, разочаровался во мне. Потом лицо его немного просветлело, он вопрошающе поднял брови и сказал:
— Это оставляет нам лишь одну английскую тему, но очень важную… (при этих словах чудила в балетных трико поднялся и отдал честь)… И это Ее Величество Королева Британии!
Я вздохнул.
— Нет, пожалуйста, только не это, — сказал я ему очень вежливо, но уверенно. — На самом деле мы очень, очень, очень устали от этой темы. Я даже не имею на этот счет никаких соображений из-за полного отсутствия интереса.
М-р Пондорозо выглядел так, будто он провел бесполезно все утро. Он поднялся, и его гимнастическая форма немного приспустилась, показав складку волосатого брюха оливкового цвета. Он пробормотал:
— Значит, ты немного можешь рассказать мне о Британии и позиции, которую она занимает.
— Только то, — сказал я, — что ее позиция в данный момент — это поиск своей позиции.
Он не стал с этим спорить, поэтому, улыбнувшись мне, он ушел, чтобы вернуть себе респектабельный вид. Я поставил пластинку на его новехонькую стереосистему, выбрав Билли Х., от которой я тащусь даже больше, чем от Эллы. Но только когда я усталый и унылый, как в данный момент: от встречи с Сюз, тяжелой работы с Роллейфлексом и потом от этой идиотской беседы. А Леди Дэй столько выстрадал в своей жизни, что ты забываешь все свои невзгоды, и вскоре я вновь был весел, как котенок.
— Хотел бы я иметь эту пластинку, — сказал я, когда появился М-р П.
— Бери, пожалуйста, — просиял он.
— Подождите, пока вы получите счет за те снимки, что я нащелкал, прежде чем дарить мне подарки, — предупредил я его.
Он ответил мне, что было довольно мило с его стороны, тем, что положил пластику обратно в конверт и впихнул ее мне под мышку, как будто письмо в почтовый ящик.
