– Я боюсь, Ганс! Я чертовски боюсь!
– И я тоже. И все другие, но нами не должен править страх.
Он придвинулся к столу и перелистнул некоторые папки. Через минуту придет молодой человек из ЦРУ, чтобы уничтожить все эти документы.
– Мне кажется, что вам лучше послать Джулиана и Кори сегодня вечером в подземное убежище, сразу же, как только они соберут вещи. А мы что–нибудь придумаем для прессы.
– Разберемся, когда прибудем, мы всегда успеем.
– Ганс? – голос Президента стал мягче, чем у ребенка,– если… если бы вы были Богом… Вы бы уничтожили этот мир?
Мгновение Ганс молчал. Потом:
– Полагаю… Я бы подождал и посмотрел. Если бы я был Богом, я имею в виду.
– Подождал и посмотрел на что?
– Кто победит. Хорошие парни или плохие.
– А между ними есть какая–нибудь разница?
Хэннен умолк. Попытался говорить, но понял, что не может.
– Я вызову лифт,– сказал он и вышел из Ситуационной Комнаты.
Президент разжал ладони. Падающий сверху свет сверкнул на запонках, украшенных печатью Президента США, которые он всегда носил.
– У меня все в порядке,– сказал он про себя,– все системы работают.
Что–то сломалось у него внутри, и он чуть не заплакал. Ему хотелось домой, но дом был далеко–далеко от его кресла.
– Сэр? – позвал его Хэннен.
Двигаясь медленно и скованно, как старик, Президент встал и вышел навстречу будущему.
Глава 2. Сестра Ужас
Она почувствовала, как кто–то ударил по ее картонной коробке, и схватила, а затем прижала к себе поплотнее свою брезентовую сумку. Она устала и хотела покоя. Девушке нужен сон красоты, подумала она и снова закрыла глаза.
– Я сказал, пошла вон!
Руки схватили ее за лодыжки и грубо выволокли из коробки на мостовую. Когда ее вытащили, она негодующе закричала и начала бешено лягаться.
– Ты, сукин сын, негодяй, оставь меня в покое, негодяй!
– Глянь на нее, какое дерьмо! – сказала одна из двух фигур, стоявших над ней, освещенных красным неоновым светом от вьетнамского ресторанчика напротив Западной Тридцать Шестой улицы.
– Это женщина!
Другой человек, который держал ее за лодыжки выше грязных брезентовых спортивных туфель и вытащил ее наружу, прорычал хриплым голосом:
– Женщина или нет, а я расшибу ей задницу.
Она села. Брезентовая сумка со всеми столь дорогими ей принадлежностями плотно прижата к ее груди. В красном потоке неона на скуластом крепком лице видны глубокие морщины и уличная грязь. Глаза, запавшие в фиолетовые провалы бледного водянисто–голубого цвета, светятся страхом и злобой. На голове голубая шапочка, которую она днем раньше нашла в опрокинувшемся мусорном ящике. Одежда состояла из грязной серой с набивным рисунком блузы с короткими рукавами и мешковатой пары мужских коричневых брюк с заплатами на коленях. Это была ширококостная плотная женщина, живот и бедра выпирали из грубой ткани брюк; одежда, как и брезентовая хозяйственная сумка, попала к ней от доброго служителя Армии Спасения. Из–под шапочки на плечи неряшливо падали коричневые волосы с проседью, часть из них была обкромсана то тут, то там, где удалось достать ножницами. В сумке лежали в неописуемом сочетании предметы: катушка рыболовной лески, проеденный молью ярко–оранжевый свитер, пара ковбойских сапог со сломанными каблуками, ржавый церковный поднос, бумажные стаканчики и пластмассовые тарелки, годичной давности журнал “Космополит”, кусок цепочки, несколько упаковок фруктовой жвачки и другие вещи, о которых она уже и позабыла, были в той сумке. Пока двое мужчин разглядывали ее, один из них угрожающе, она сжимала сумку все крепче. Ее левый глаз и скула были ободранные и вздувшиеся, а ребра болели в том месте, которым ей пришлось считать ступени лестницы по милости одной разгневанной женщины из христианского приюта три дня назад. Она приземлилась на площадке, вернулась назад по лестнице и вышибла у той женщины пару зубов точным свинцовым ударом правой.
– Ты залезла в мою коробку,– сказал мужчина с грубым голосом.
Он был высоким и костлявым, на нем только голубые джинсы, грудь блестит от пота. На лице – борода, глаза мутные. Второй мужчина – ниже ростом и тяжелее, в потной рубашке и зеленых армейских штанах, карманы которых набиты сигаретными окурками. У него жирные темные волосы, и он все время чешется в паху. Первый мужчина толкнул ее в бок носком ботинка, и от боли в ребрах она сморщилась.
– Ты глухая, сука? Я сказал, что ты залезла в мою сраную коробку!
Картонная коробка, в которой она спала, лежала на боку посреди целого острова смердящих мусорных мешков – результат забастовки мусорщиков,– на две с лишним недели забивших улицы Манхеттена и стоки. В удушающей, почти сорокаградусной днем и тридцатипятиградусной ночью, жаре мешки раздувались и лопались. Для крыс наступили праздничные дни, горы мусора лежали неубранными, перекрывая на некоторых улицах движение.
Она невидяще глядела на двух мужчин, содержимое половины бутылки “Красного кинжала” рассасывалось в ее желудке. Последним, что она ела, были остатки куриных костей и поскребыши из консервной банки.
– А?
– Моя коробка,– заорал бородатый прямо ей в лицо. – Это мое место. Ты сумасшедшая или как?
– У нее нет мозгов,– сказал другой,– она ненормальная, и все тут.
– И угрюмая, как черт. Эй, что там у тебя в сумке? Дай–ка посмотреть.
Он ухватился за сумку и дернул, но женщина испустила протяжный вопль и отказалась отдать, глаза у нее широко раскрылись от страха.
– У тебя там какие–то деньги? Что–нибудь выпить? Дай сюда, сука!
Человек почти вырвал сумку у нее из рук, но она захныкала и повисла на ней. Красным светом сверкнуло украшение на ее шее – маленькое дешевое распятие, прикрепленное к ожерелью из сцепленных полированных камешков.
– Э! – сказал второй. – Смотри–ка! Я ее знаю. Я видел, как она побиралась на Сорок Второй улице. Она думает, что такая уж чертовски святая, всегда проповедует людям. Ее зовут Сестра Ужас.
– А–а? А может, мы тогда заложим эту безделушку? – он потянулся, чтобы сорвать с ее шеи распятие, но она резко отвела голову в сторону. Мужчина схватил ее за затылок, зарычал и приготовился ударить ее другой рукой.
– Пожалуйста! – стала умолять она, готовая заплакать. – Пожалуйста, не бейте меня. У меня для есть вас кое–что другое! – Она стала рыться в сумке.
– Давай сюда, и проваливай! Мне бы расшибить твою башку за то, что спала в моей коробке,– он отпустил ее голову, но кулак держал наготове.
Пока она искала, она все время издавала слабые всхлипывающие звуки.
– Тут у меня кое–что есть,– бормотала она,– где–то тут.
– Выкладывай давай,– он подтолкнул ее ладонью. – И тогда, быть может, я не отвешу тебе по заднице.
Ее рука ухватила то, что она искала.
– Нашла,– сказала она. – Ага, вот оно.
– Ну, давай сюда!
– Хорошо,– ответила женщина; всхлипывание прекратилось и голос ее стал тверд, как железо. Одним незаметным плавным движением она вытащила бритву, со щелчком раскрыла ее, взмахом руки крепко
