нашел.
Терри сидела со стаканом в руках и оцепенело смотрела в стену, на плакат, где Кинг-Конг на крыше «Эмпайр Стейт» сжатой в огромный кулак волосатой лапой сбивал вертолеты, расстреливавшие его из пулеметов.
— Вам нравится наша квартира? — спросила Мэри Кейт.
Паркс разложил на поцарапанном кофейном столике расписание занятий и показывал Джо отмеченные фломастером курсы.
— А доктор Эзелл читает нам европейскую литературу. Она в этом семестре считается самым тяжелым предметом.
— Серьезно? С Эзеллом, надо думать, легче не становится?
— Черт, конечно, нет. Ему следовало давным-давно уйти на покой. Он как путался в собственных лекциях, так и путается. В прошлый раз, например, он вдруг принялся задавать вопросы совершенно к другому циклу.
Джо хмыкнул.
— Хочешь сэндвич?
— Нет, спасибо, — Кеннет бросил быстрый взгляд на Терри и Мэри, заговоривших, наконец, о чем-то своем. Терри все шире раскрывала глаза. — Итак, — решительно объявил он, снова глядя на Джо, — ты надумал вернуться.
— Да, надумал. Надо! Хочется добиться чего-то большего. То есть, работа у меня, конечно, не хуже любой другой, честное слово. Бывает, такое услышишь — обхохочешься, да и чаевые очень приличные. Но я не хочу всю жизнь просидеть за баранкой, как будто я к ней прикован. Надо расти. А для этого надо сделать первый шаг.
— И ты решил получить диплом. Тебе ведь осталось всего два семестра?
— Три.
— Хуже нет, — проговорил Паркс, — чем начать и бросить. Что у тебя тогда стряслось? Рухнул в финансовую пропасть?
— Да. Нет. Не знаю. Я подумал, что смогу зарабатывать, не бросая занятий, и сел в галошу. Не был готов к тому, как придется жить. Стал хуже учиться, потом просто утратил интерес к учебе. — Мэри Кейт что-то сказала ему, но он не услышал и кивнул ей, словно говоря: «Подожди минутку, и я тебя выслушаю». Терри зачарованно наблюдала за ними. — Я не был готов учиться и работать. И сломался.
— Похоже, мне в этом отношении повезло. Спасибо отцу Терри, у нас никаких проблем…
Терри подтолкнула мужа в бок. Кеннет посмотрел на нее, потом на Мэри Кейт.
Мэри Кейт смотрела прямо в лицо Джо.
— Так как мы решили назвать нашего малыша? — вновь спросила она.
Терри пояснила:
— Мэри мне все рассказала. Я думаю, это прекрасно. Просто замечательно, — она говорила тихо, с придыханием, словно ей было трудно дышать. Что-то здесь не то, подумал Джо и спросил:
— Что?
Мэри Кейт молча смотрела на него. Терри усмехнулась ему в лицо, показав крупные лошадиные зубы.
— Я беременна, — наконец сказала Мэри Кейт и повернулась к Терри. — Он ничего не знал. Это сюрприз.
— Ей-богу, сногсшибательный сюрприз! — воскликнул Паркс, хлопая Джо по спине. — Ну и ну. Это надо отметить! Все наполните стаканы. Ну, Джо, поехали — за вас. Тебе надо набираться сил, чтобы вскрывать упаковки с пеленками. За будущую маму! Джо, ладно тебе, перестань!
— И сколько уже? — спросила Терри. — Вот здорово! Правда, Кенни?
— Чуть меньше месяца, — ответила Мэри Кейт, не спуская глаз с Джо. Тот, глядя в свой стакан, медленно закипал.
— Ребенок, — повторяла Терри, словно завороженная этим словом. — Ребенок. Мы тоже когда- нибудь решимся завести ребенка, верно, Кенни? Когда-нибудь, когда закончим учебу.
Кеннет поднес стакан к губам.
— А как же, — ответил он. — Черт! Ребенок! Это вам не жук начихал.
Терри разливалась соловьем о милых малютках, лежащих в колыбельках среди резиновых утят и розовых погремушек. Мэри Кейт не мигая смотрела на мужа.
— Это, — очень тихо вымолвил Джо, — конец всему.
Паркс не расслышал и наклонился поближе:
— Что ты сказал, приятель?
Джо не мог дольше сдерживать ярость; злость вскипела в нем, желчь гейзером ударила из желудка в горло. Волна бешенства захлестнула его, и он вдруг вскочил, сверкая глазами. Стакан с вином вылетел из его руки и с треском, напоминающим пистолетный выстрел, вдребезги разбился о стену. Густое, как кровь, вино выплеснулось и ручейками потекло вниз, собираясь в овальную лужицу на полу.
Захмелевшая Терри взвизгнула, как от пощечины, и замерла, едва заметно покачиваясь.
Джо стоял, вперив взгляд в кровавое пятно. Его руки висели как плети, словно он разом лишился всех мышц. Швырнув стакан о стену, он исчерпал свои силы. Даже голос у него стал слабым, обморочным:
— Я… я напачкал… Надо убрать.
Мгновение назад в нем, согревая, давая силы идти вперед, теплилась свеча. Теперь же кто-то вдруг задул ее; Джо казалось, что он слышит едкий запах дыма, поднимающегося от фитиля. Он тупо глядел на осколки стекла и лужицу вина у стены до тех пор, пока Мэри Кейт не исчезла на кухне и не вернулась с ведром и бумажными полотенцами.
Паркс старался улыбаться. Улыбка получалась кривая и неловкая. Недоумение в глазах придавало ему испуганный и смущенный вид, словно он вышел на сцену, не зная, какую пьесу играют. Он взял жену за руку и поднялся.
— Нам пора, — проговорил он извиняющимся тоном. — Джо, обязательно позвони мне, хорошо? Насчет занятий. Договорились?
Джо кивнул.
Терри сказала Мэри Кейт:
— По-моему, это чудесно. Надеюсь, Джо не слишком огорчился.
— Доброй ночи, — сказал Паркс, подталкивая жену к выходу, и Мэри Кейт закрыла за гостями дверь.
Она прислонилась спиной к стене и смотрела, как Джо кивает в ответ на последний вопрос Кеннета.
— Месяц? — спросил он наконец, не глядя ей в лицо и внимательно изучая красные капли, медленно сползавшие по стене. — Целый месяц, а ты молчала?
— Я не знала, как…
Джо впился в Мэри горящими глазами. Из-за его плеча на нее так же сердито смотрел Кинг-Конг.
— Этого не может быть. Разве что ты врала мне, будто принимаешь таблетки. Ты мне врала, сознайся. Черт подери!
— Нет, — тихо проговорила она. — Я не врала.
— Теперь это не имеет значения! — Джо снова разозлился. Он сделал шаг вперед, и Мэри Кейт, холодея от ужаса, поняла, что попала в ловушку между ним и стеной. Джо срывался не в первый раз. Однажды после жаркого телефонного спора с ее отцом из-за денег он вырвал телефонный провод из стены и грохнул аппарат об пол, а потом смел лампу со стола и начал громить квартиру, и тогда Мэри Кейт ушла из дома и два или три дня бродила по городу, покуда полицейский не нашел ее в парке. Она всегда боялась бурных проявлений мужнина гнева, хотя он ни разу не поднимал на нее руку. Сейчас его воспаленные глаза злобно блестели.
— Я хочу знать, — громко сказал он прерывающимся голосом, — когда именно ты решила, что у нас будет ребенок?! Я хочу знать, когда ты решила забыть обо всем, что я вколачивал в твою дурацкую башку!
