- Ну, а теперь представьте себе цивилизацию музыкантов и художников...
Карагодский наморщил лоб. Ему представился огромный пляж, окруженный лесами, по которому бродят абсолютно голые люди с хитрыми физиономиями явных бездельников и во все горло распевают песни или рисуют пальцем на песке забавные рожицы. Нечто подобное он видел года два тому назад в Гаграх, в Доме отдыха работников искусства. Ничего более фантастического в голову ему не пришло, и Карагодский снисходительно улыбнулся:
- Не могу, Иван Сергеевич. При всем желании-не могу...
Но Пан, по всей видимости, не шутил. Он продолжал совершенно серьезно:
- Я тоже не могу. А придется. Уисс пока дает больше загадок, чем разгадок. Вернее, одна загадка тащит за собой целый воз новых вопросов...
- Какое отношение имеет Уисс к инопланетным цивилизациям?
- Иные планеты? Я показал вам фокус с зеркалом, имея в виду матушку Землю. Сдается мне, люди и дельфины в этом смысле похожи на нас с вами сидим в одной комнате и не видим друг друга.
- Значит, цивилизация дельфинов?.. O-чень оригинально! Карагодский даже языком прищелкнул. На этот раз Пан, кажется, зашел чересчур далеко...
- Не знаю... Пока это еще только намеки. Путаница. В глубине души еще гложет червячок-не может быть. И все-таки... Все-таки факты завязываются в один узел, и ничего с этим не поделать. Я недаром заговорил о цивилизации музыкантов. Конечно, это грубейшее приближение, но в нем что-то есть. Вначале я думал, что цветомузыка-одно из средств общения у дельфинов, а сейчас мне кажется, что все гораздо сложнее...
- Постойте, Иван Сергеевич, я читал вашу статью о звуковидении у дельфинов, но вот о цветомузыке слышу впервые.
- Что звуковидение? Я только экспериментально доказал гипотезу, выдвинутую много лет назад. Дельфины действительно видят не только свет, но и звук - сетчатка их глаз воспринимает звуковые волны так же четко, как и световые. Точнее, ультразвуковые волны. Его естественный ультразвуковой генератор - нечто вроде прожектора, с помощью которого он 'осматривает' окружающее... Впрочем, словами этого не перескажешь. Вы сами увидите в операторском зале.
- А цветомузыка?
- Самая прямая связь. Звуку каждой частоты соответствует определенный цвет. Об этом давным-давно догадывались композиторы, в том числе и Скрябин... Так вот, глаза дельфина - аппарат, который способен не только воспринимать мир в объемных и цветных звуковых образах, но видеть нашу человеческую музыку. Видимо, дельфины мыслят цветомузыкальными образами, и в этом главная трудность нашего с нами взаимопонимания.
- Но как вы представляете себе такое мышление? Человек мыслит словом...
- Только ли? Художники мыслят цветом и объемом, музыканты сочетаниями звуков, а Скрябин...
- Давайте оставим Скрябина. Потому что он, в конце концов, как и все, в обыденной жизни мыслил словами.
- Может быть. Но если предположить, что у дельфинов является нормой вид мышления и общения, который у людей считается отклонением от нормы неважно в какую сторону, в психопатию или в гениальность, - то вполне естественно...
-Ничего естественного не вижу, Иван Сергеевич. Еще великий Павлов доказал...
- Против Павлова я ничего не имею. Тем более, что у дельфинов есть некое подобие нашей второй сигнальной системы, даже что-то вроде азбуки из 30-40 звуков, но такой 'речью' они пользуются довольно редко...
- Дорогой коллега...
- Вениамин Лазаревич, вам не кажется, что мы толчем воду в ступе? Я вам предлагаю посмотреть своими глазами и во всем самому убедиться, а вы меня терзаете пустыми разговорами и априорными опровержениями типа 'этого нет, потому что этого не может быть'. Не правда ли, странно?
- Нет, Иван Сергеевич, 'наглядные доказательства'- еще не все. Карагодский неприязненно покосился на зеркальную ширму.-Показать можно все, что угодно. Поразить воображение и так далее. Но я бы не стал приступать к экспериментам подобного рода без прочной теоретической базы. А вот здесь-то вы хромаете, дорогой мой, хромаете,-убежденно закончил академик и для большей вескости постучал ладонью о трость, хотя спроси его сейчас, в чем именно хромает
Пан, - он бы не смог сказать, он просто не мог принять этого фанатизма, этой школярской увлеченности, этой юношеской его убежденности. Внутри колыхалось что-то темное, неназванное, и это 'что-то' было похоже на элементарную зависть... Глухо звякнул корабельный видеофон. Пан подбежал к аппарату, включил- на экране появилось взволнованное лицо Нины:
- Иван Сергеевич, скорее, Уисс...
Она заметила Карагодского в кресле, осеклась, смутилась и вопросительно посмотрела на Пана.
- Говорите, Ниночка, говорите. Что там у вас стряслось? Вениамин Лазаревич уже почти в курсе дела.
- Да, собственно, ничего особенного не случилось. Просто вас вызввает Уисс. Он очень торжественный и загадочный, передает в основном в синих и лиловых тонах. Мы подошли к какому-то острову, и Уисс просит остаться здесь на ночь.
- Почему на .ночь?
- Не знаю. Он вызывает вас.
- Хорошо. Сейчас мы с Вениамином Лазаревичем придем.
Карагодский без особой охоты поднялся с уютного кресла, медленно оправил костюм, пригладил пышную эйнштейновскую шевелюру и водрузил на орлиный нос свои великолепные очки. Мир вокруг привычно затуманился, потерял свою резкую угловатость, и вместе с туманом вернулось чувство успокоенности и уверенности в здравой основе вещей.
- Иван Сергеевич, один последний вопрос: если это не такая уж большая тайна, то куда мы все-таки плывем?
- Это не тайна.
Пан, наконец, нашел свои бумаги.
- Это не тайна, Вениамин Лазаревич. Я просто не знаю. Нас ведет Уисс.
Пан снял с дверной ручки галстук и, небрежно сунув его в карман, открыл перед академиком дверь.
Нет, это был поистине корабль сумасшедших.
5. ЛЕНТА-СЕАНС
Центральная лаборатори, или, как величал ее Пан, 'операторская', располагалась на полубаке. В хорошую погоду боковые стены и потолок убирали, и лаборатория превращалась в площадку, защищенную от встречного ветра и взлетающих из-под форштевня брызг только плавной дугой передней стенки.
Сейчас былн убраны только боковины, а потолок, в толще которого по ме-льчайшим капиллярам пульсировала цветная жидкость, прев ратился в желто-зеленый светофильтр, придававший всему помещению странный и не совсем реальный
оттенок.
Впрочем, ослепительную улыбку Гоши, молоденького капитана 'Дельфина', не могли погасить никакие светофильтры. Он небрежно бросил под козырек два пальца и лихо отрапортовал Пану:
- Шеф, в се нормально. Координаты - 36 градусов 0 минут северной широты и 25 градусов 42 минуты восточной долготы. Лоцман требует отдать швартовы у этого каменного зуба. ЖДУ приказаний.
Первую неделю плавания - первого самостоятельного плавания после окончания мореходного училища - Гоша провел в неприступном одиночестве на капитанском мостике. Белоснежный нейлон его новенького кителя вспыхивал там с восходом солнца м гас на закате.
Однако гордое одиночество скоро приелось общительному капитану. Его немногочисленная команда - штурман-ра диет, механик и два матроса почему-то сама знала что ей делать, штормы проходили стороной, приборы, словно издеваясь, начисто отметали даже возможность непредвиденной опасности.
Позади осталась ленивая зыбь Черного моря, узкое горло Босфора и радужным утренним маревом встало Мраморное море, проутюженное аквалетами, а они шли и шли, минуя большие шумные порты, в стороне от праздничной сутолоки обжитых морских трасс.
