гноища своего и скорбными звуками (в беседе с друзьями) голоса своего, также при внимательном проникновении во все обстоятельства жизни и в психологию его, вселяет в душу учащегося дары терпения, смирения и великого упования на Бога. И учащийся, изучая Священное Писание Нового Завета и слушая призыв апостольский «к терпению», «смирению», «надежде на Бога» (Иак. 4,6; Петр. 1,3; Рим. 12,12) непроизвольно вспоминает ветхозаветного терпеливца (Иак. 5,11), чтобы увидеть в нем пример стяжания указанных Апостолами добродетелей и вновь духовно укрепиться и умудриться им.
А вот пророк Давид, сколько принадлежащий к далекому прошлому, столько же и к настоящему по внутреннему смыслу и значению своего псалмопения. Живая, взволнованная, трепетная жизнь в Боге, постоянное хождение пред Ним, вот чем дышат его псалмы, покоряя нас и своим покаянным духом, и своей живой связью с Богом.
На наших богослужениях мы молимся молитвенными вздохами и покаянными чувствами псалмов Давида, слушая кафизмы, шестопсалмия, антифоны и проч., находя в них созвучия с нашим духовным состоянием. Как когда–то за самого Давида, так и теперь за нас те же самые священные слова молитвенно изливают пред Богом и нашу скорбь за грехи наши, и тяжкий вопль о помиловании.
Изучая на уроках Священного Писания псалмы Давида, нельзя не увязывать это изучение с выяснением значения их в Богослужении в нашей Православной Церкви.
Затем изучение Священного Писания следует увязывать и с самой жизнью учащихся. Призывы Спасителя к духовной жизни, Его заповеди, пример жизни, все это дано нам не для теоретико–богословского исследования христианства, как исторического факта, а дано для того, чтобы мы, изучая Евангельское благовестие, превращали его «внутри себя» в реальный факт сегодняшнего дня. Христианство не доктрина (теория), а жизнь, и горе нам, превращающим его в доктрину. Иисус Христос сказал: «Я путь, истина и жизнь» (Ин. 14,6) и тем предуказал практическую «лестницу» нашего спасения (Мф. 5,21).
Встать на путь Христов значит начать двигаться по пути спасения. По мере продвижения вперед в борьбе со своими страстями все шире открывается «истина» спасения во Христе, открывается в самом факте начавшегося обновления и возрождения нашей души, пока, наконец, не откроется эта истина во всей полноте, как блаженная «жизнь» в Боге, в полноте любви к Нему и человеку. Если бы все мы нашли в себе силы не умом только, а всем своим существом понять эту «лестницу» нашего спасения и загореться желанием подниматься по ней, и то мы иначе относились бы к изучению богословия и особенно Священного Писания. Каждый текст непременно потрясал бы нас истиной о нас же самих, глубоко входил бы в душу, как «письмо Христово» (2 Кор. 3,3), написанное для каждого из нас[19].
Так относились к каждому стиху Священного Писания святые отцы. Многие из них, прочитав или услышав тот или иной текст Священного Писания и приложив его к себе, тотчас же радикально изменяли течение своей жизни согласно содержанию этого текста. Так поступили преподобный Антоний Великий, блаженный Августин, Ориген и многие другие.
Что требуется главнейшим образом от нас при изучении Священного Писания? Необходимо вникать в смысл каждого текста не только для постижения сокрытой в нем истины, но и для применения его к себе, к своей жизни.
Так, изучая заповеди Блаженства, следует определить сначала, насколько близка или удалена наша жизнь от этой «лестницы» христианских добродетелей. Но этого мало. Каждый человек имеет индивидуальные черты ума и характера, а отсюда и свой путь спасения. Ведь одному из нас близко чувство постоянного покаяния и плача о своей греховности (подобно преп. Ефрему Сирину), другому ревность о истине и правде Христовой (святители Василий Великий, Григорий Богослов и другие), третьему кротость и незлобие сердца (преподобный Серафим Саровский), четвертому милость и дела благотворения (Филарет Милостивый), пятому мужество и терпеливость в несении невзгод и лишений (праведный Иов), шестому миротворчество (преподобный Сергий Радонежский) и проч.
Анализируя заповеди Блаженств, каждый в одной из них находит себя, свой характер и свой христианский путь, но находит не как достигнутый идеал, а всего лишь как призыв к достижению этого идеала. Увидев самого себя в заповедях Блаженств, учащийся должен затем сделать решающий шаг; набраться с помощью Божией решимости двигаться по тому пути спасения, который открылся для него.
Но здесь слышатся возражения: «Свой путь я уже давно знаю, однако, решимости до сих пор почему–то не имею». И другое возражение: «А я до сих пор еще не могу определить своего пути, мне все кажется, что надо преуспевать вообще в добродетелях, то есть, двигаться со ступеньки на ступеньку по всей лестнице заповедей Блаженств».
То и другое возражение свидетельствуют об отсутствии серьезного отношения студента к жизни, отсутствия чувства ответственности его перед Богом, Церковью, народом, признавшим каждого из нас как христианина и служителя Церкви.
Верно то, что заповеди Блаженств можно понимать как учение о движении со ступеньки на ступеньку во всех добродетелях, но началось ли, однако, это движение, вошло ли нам глубоко в сердце, например: первая ступень ступень покаяния, нищеты духовной, смирения? В этом весь вопрос. Всякое начало половина дела. Поэтому лишь бы начать совершенствоваться в той добродетели, которая ближе душе каждого. И тогда через эту добродетель будут близки душе и все остальные. Дух человека един и неделим, и он не может, будучи, например, милосердным, не быть в то же время кротким и смиренным.
Каждая добродетель таит в себе все остальные. И нарушение одной из них есть нарушение всех (Иак. 2,10).
Отметим, что при множестве грехов, гнездящихся в человеческом сердце, у каждого человека в числе этих грехов есть какой–либо основной, ведущий один из семи смертных: или чревоугодие, или тщеславие, или какой–либо «собственной похоти» (Иак. 1,14; Иез. 33,136). Хотя и трудно, но его можно найти, чтобы отсюда начать борьбу с греховностью своей природы. Этот центральный грех также вытекает из индивидуальных особенностей каждого человека, как и та добродетель, чрез которую призывается он положить начало своему спасению. До тех пор, пока человек не найдет эти два начала (основной грех и исходную добродетель), он обречен блуждать, как в темном лесу, за все хватаясь, ничего не доводя до конца и не видя перспективы в этих метаниях от одной добродетели к другой, от борьбы с одним грехом и началом борьбы с другим.
Вот почему заповеди Блаженств можно понимать и как учение о спасающей добродетели, то есть той, которая наиболее близка душе каждого, чтобы через нее постичь и все остальные, и как, следовательно, учение о борьбе с пороками нашей души.
Спрашивается, почему мы не спасаемся, если пути ко спасению для нас открыты и благодатные средства ко спасению предлагаются Церковью? Это происходит потому, что дело спасения мы, к сожалению, считаем второстепенным делом, то есть, таким, которым можно заняться когда–нибудь позже, например, по окончании школы, на приходе, а когда будем на приходе, будем откладывать на старческие годы, то есть, на край могилы. А сейчас нам, по нашим воззрениям, некогда заниматься спасением, нам сейчас впору лишь учиться, то есть, обогащаться богословскими знаниями, которые потом будем уж применять к жизни личной и служебной.
Так инстинктивно думают многие, допуская тем роковую ошибку. Не потом, а сейчас в процессе усвоения на школьной скамье христианской истины мы должны христианизироваться, проникаться не только умом, но всем существом этой истиной, чтобы тем самым изменяться со дня на день к лучшему, улучшить свои отношения друг к другу, приобретать духовную свободу и радость жизни в Господе. И этим облегчить себе и самую учебу. Поэтому при изучении богословия, и в частности Священного Писания, будем впитывать в себя, как пчела с цветков нектар, духовную мудрость и благодатную силу с каждого текста, будем духовно расти на каждом из них.
В то время, когда в церковной истории шла великая борьба (время Вселенских Соборов), параллельно в тиши Палестинской пустыни развивалась другая жизнь, жизнь аскетическая.
Изучая науки по истории Церкви, следует обращать внимание не только на внешние факты, даты, города, смену действующих и борющихся на церковной арене сил и лиц, но и на внутреннюю, сокровенную, духовно–благодатную жизнь Церкви.
Так, шумный и тревожный IV–й век в истории Церкви, с одной стороны, дал официальное признание христианства, как несокрушимой Божией силы, дал и 1 и II Вселенские Соборы, как отражение упорной борьбы и победы Церкви над ересями, закрепив соборность как орган высшей церковной власти и голос Вселенской Православной Церкви. С другой стороны, он же заложил и основы подвижничества в тишине
