очки и вообще ее «безалаберностью и легкомыслием», проявлявшимися, по их мнению, во всем, что бы она ни делала. Марти на их «наезды» тоже отвечала не слишком почтительно — в общем, в семье вовсю процветал конфликт поколений. Но обычно ссоры все же длились недолго и заканчивались искренним примирением: Мартиника просто не умела долго сердиться на других людей, а ее домашние по-прежнему относились к ней с легким опасением и даже в пылу скандала не рисковали выводить девочку из себя.
Так продолжалось до того момента, пока бабушка, придя к Марти в гости и устроив, по своему обыкновению, «ревизию» ее комнаты, не обнаружила у внучки под подушкой очередной роман о Дракуле. Она и раньше-то не была в восторге от того, что Марти читает «всякую дурь», но обычно дело ограничивалось простым ворчанием. В этот же раз шум поднялся просто невообразимый. Бабушка кричала, что Мартиника через год заканчивает школу, что ей надо будет куда-то поступать, что ей надо учиться, а она вместо этого скатывается черт знает куда и плюет на родных, которые столько для нее сделали. Мать и дедушка пытались утихомирить разошедшуюся пожилую женщину, но тут Марти, совершенно не понимающая, почему из-за какой-то дурацкой книжонки ее обвиняют во всех смертных грехах, тоже обрела дар речи и завопила, что она свободный человек и имеет право читать все, что захочет, и никто не смеет ей указывать, на что тратить время.
— Да какой ты человек — такая же нечисть, как твой папаша!!! — рявкнула в ответ бабушка прежде, чем мать успела ее остановить.
Девушка открыла было рот для ответной колкости и так и осталась стоять молча. В доме вообще вдруг стало потрясающе тихо. Молчали все — и Марти, и трое родных ей людей. Молчали и, не мигая, смотрели друг на друга почти минуту. А потом Марти повела себя так, как и положено подростку, только что узнавшему нечто, не поддающееся немедленному осмыслению — хлопнув дверью, выбежала из квартиры и помчалась по улице, не видя ничего вокруг.
— Мама, ну что же ты наделала?! — успела она услышать полный отчаяния голос своей матери.
Глава III
В тот день она вернулась домой поздно вечером, извинилась перед всеми домашними и пообещала как следует взяться за учебу и вообще «быть хорошей девочкой». Перед ней тоже извинились и пообещали больше на нее не кричать. С ней вообще разговаривали на редкость мягко, как с тяжелобольной, и одновременно старались сделать вид, будто ничего особенного не произошло — просто рядовая ссора, какие время от времени бывают в любой, даже самой дружной семье. Мартиника приняла этот стиль общения и тоже повела себя так, словно они с бабушкой просто психанули из-за какой-нибудь ничего не значащей ерунды. О книжках — той, из-за которой вышел скандал, и других, написанных на эту же тему — никто в семье больше не упоминал.
Казалось, что все идет по-старому. Марти действительно стала больше внимания уделять школе и почти совсем отказалась от своего излюбленного «ночного образа жизни». Родственники были страшно рады и не забывали хвалить ее по любому, самому пустяковому поводу. Но на деле все понимали, что трещина в их отношениях, появившаяся во время той памятной ссоры, уже не зарастет, как ни делай вид, что ничего из ряда вон выходящего тогда не случилось.
Мартиника не сомневалась, что ее близкие поняли — она теперь знает, кем является на самом деле. Но она также прекрасно понимала, что расспрашивать их о своем происхождении бесполезно: один раз ее бабушка проговорилась, но теперь и она, и все родственники будут молчать, как партизаны. А потому девушка тайком от всех начала собственное расследование, незаметно изучив содержимое всех ящиков в комнате матери и в бабушкиной квартире. Она вряд ли сумела бы толком объяснить, что ищет: ее интересовали письма, номера телефонов, какие-нибудь мелочи, которые можно хранить в качестве сувениров — словом, что-нибудь, что могло бы дать ей хоть какую-то информацию об отце. Зачем ей это нужно, она тоже не смогла бы вразумительно ответить: просто чувствовала, что теперь, когда ей стало кое-что о нем известно, она обязана узнать и все остальное.
Поначалу «раскопки», проводимые девушкой в мамином письменном столе, результатов не дали. Мартиника нашла множество писем и других бумаг, но ни к ней, ни к ее отцу они не имели абсолютно никакого отношения. А вот нижний ящик в бабушкином столе, всегда запертый на ключ, как оказалось, запирался не зря. Выбрав момент, когда бабушки с дедом не было дома, Марти наведалась к ним «в гости», вооруженная шпильками, кривыми гвоздями и другими необходимыми для взлома замков «инструментами». Ей пришлось немало повозиться с ящиком, но это того стоило — открыв, наконец, бабушкин тайник, она обнаружила там толстенную пачку квитанций. Сложены они были в строгом порядке, от самых старых до совсем недавних, и означать могли только одно: кто-то уже много лет постоянно присылал ее семье денежные переводы из других городов. Суммы были разными, иногда побольше, иногда поменьше, но во всех случаях весьма щедрыми. Сроки, когда они приходили, строго не соблюдались: некоторые переводы следовали друг за другом с интервалом в две-три недели, а некоторых, судя по датам на квитанциях, мать ждала по полгода и больше. Названий городов, откуда она получала деньги, было несколько, но чаще всего повторялись три из них — Адлер, Воркута и Ленинград.
Аккуратно уложив квитанции на место, Мартиника вернулась домой и, полистав толстый потрепанный атлас, убедилась, что знания географии ее не подвели — все три города находились очень далеко друг от друга. Несколько минут девушка раздумывала, куда лучше ехать в первую очередь, но потом все же решила не торопиться и попробовать поискать еще какие-нибудь зацепки. С этой целью дома были перерыты стенной шкаф и антресоли и найдены потерянные в разное время туфля и двуцветный карандаш, а также спрятанный от матери в третьем классе дневник. Больше никаких подозрительных находок дома не обнаружилось, и Марти, готовая расплакаться от досады, принялась убирать произведенный ею разгром. До прихода матери с работы оставалось не больше получаса, когда девушка вдруг сообразила — письма и другие бумаги можно прятать в книгах! Первым ее порывом было броситься к книжным полкам и начать перетряхивать все тома по очереди, но она удержалась и заставила себя еще немного подумать. В какую книгу лучше всего положить секретную бумажку? Уж наверное, не в первую попавшуюся, а в ту, которую точно никому не захочется взять почитать. А таких книжек у них в доме было не так уж много: пара каких-то древних учебников по химии, еще более древний сборник чьих-то философских работ и оставшийся от советского прошлого первый том «Истории КПСС». С него-то Марти и начала очередной поиск.
Она несколько раз перелистала плотные, слегка пожелтевшие страницы, прежде чем заметила зажатый в середине книги крошечный кусочек бумаги, на котором были написаны десять цифр. Первые три были взяты в скобки — без всякого сомнения, это был телефонный номер. Мартиника бросилась в свою комнату и достала из-под стола дорогой ежедневник в кожаном переплете: чей-то подарок на прошлый Новый год, которым она никогда не пользовалась. Что, впрочем, не помешало ей запомнить, что на первой странице ежедневника был список телефонных кодов всех больших городов. Так и есть — в скобках значился код Санкт-Петербурга, бывшего Ленинграда, одного из городов, откуда ей посылали деньги!
Можно ли было после этого удержаться и не набрать найденный номер? Терпения у Марти хватило только на то, чтобы не звонить по межгороду из собственной квартиры. Она торопливо набросила плащ, выскочила на улицу и уже через пару минут стояла перед дверью своей подруги Светланы:
— Привет, дико извиняюсь, можно от тебя позвонить? В другой город, но, естественно, я за это заплачу. Честное слово, очень нужно!
Света, с первого класса привыкшая слушаться Мартинику, не стала задавать лишних вопросов. Она даже оставила ее в коридоре одну, выйдя в комнату и закрыв за собой дверь. Хотя Чернышева и подозревала, что одноклассница наверняка притаилась за этой дверью, чтобы подслушать с кем это ее гостье так срочно понадобилось созвониться. Но ей было все равно. Она не думала о том, как будет объясняться со Светой и что будет делать, если телефон окажется вовсе не отцовским, а чьим-нибудь еще или если там, куда она позвонит, вообще никто не возьмет трубку. Главное — попробовать набрать этот номер, а дальше поглядим: в тот момент Марти рассуждала примерно так.
К телефону в Петербурге действительно долго не подходили. Мартиника выждала не меньше десяти гудков и собралась перезвонить, когда в трубке, наконец, послышался приятный молодой мужской голос:
— Я слушаю, говорите.
Марти судорожно вздохнула — что именно сказать предполагаемому отцу, она так и не решила. Думала, надо сперва дозвониться, а там найдет, о чем говорить. Но молчать тоже было нельзя — трубку на том конце вот-вот повесят!
— Позовите, пожалуйста, Олега, — пробормотала она дрожащим голосом, запоздало сообразив, что отчество у нее вполне может быть не настоящим, и отца, возможно, зовут не Олег, а как-нибудь по-другому.
— Это я, — в один миг развеял ее страхи голос на другом конце провода.
— А… здравствуйте! — выдавила из себя девушка. — Извините, пожалуйста. Я не знаю, правильный ли у меня телефон. Мне нужен Олег, который в восемьдесят первом году жил в Свердловске. И был там знаком с Галиной Чернышевой.
«А еще сделал ей ребенка, а потом оказался вампиром», — добавила она про себя.
— Да, это я, — снова ответили в трубке. Марти показалось, что голос ее собеседника едва заметно напрягся.
— Вы знаете, — неуверенно продолжила она, — кажется, я ваша дочь…
Неделю спустя она, одетая в свое лучшее платье и броско накрашенная, в нетерпении бегала по вокзальной платформе, поминутно поглядывая на часы и поправляя завязанный на шее яркий оранжевый платок, по которому ее должен был узнать долгожданный гость из Петербурга. До прибытия поезда оставалось еще сорок минут, но Мартиника, конечно, не утерпела и заявилась на вокзал заранее. Был холодный весенний вечер, небо стремительно темнело, на платформу приходили все новые встречающие, а она все пыталась справиться с собственным страхом. И, заодно, придумать, что именно скажет отцу, когда впервые его увидит.
Однако никаких приветственных речей ей говорить не пришлось: Марти еще шла вдоль вагонов подошедшего, наконец, поезда и заглядывала в его окна, когда на ее плечо вдруг опустилась чья-то ледяная рука — холод чувствовался даже сквозь куртку и платье.
— Так это ты? — раздался у нее над ухом уже знакомый голос. — Ты — Марти?
Девушка вздрогнула и обернулась. Мужчина, стоящий у нее за спиной, выглядел на удивление молодо: на вид ему можно было дать не больше двадцати лет. А должно было быть где-то за тридцать, если не больше. И он был на нее похож, то есть, правильнее было бы сказать, что это она была похожа на него. Не чертами лица и даже не бледностью, а чем-то другим, неуловимым. Что ж, если раньше Мартиника не была уверена в том, что к ней едет именно ее отец, то теперь эти мысли исчезли окончательно. Так же, как и сомнения в том, кем он является на самом деле.
— Ну, пошли куда-нибудь? — предложил мужчина, поправляя висящую на плече небольшую спортивную сумку. — Где никто не помешает?
— Ммм, — задумалась Мартиника, — в парк, может быть?
Взгляд отца стал укоризненным:
— А куда-нибудь, где потеплее, нельзя? Или в этом городе за шестнадцать лет все кафе позакрывали?
— Ну… на вокзале должен быть буфет, — не очень уверенно предположила девушка.
— Ясно, — вздохнул ее спутник и решительно направился к выходу с платформы, увлекая Марти за собой. — Придется самому искать что-нибудь приличное…
«Приличным местом», по мнению петербургского гостя, оказалась довольно дорогая кофейня, в которой школьнице Мартинике, естественно, бывать никогда не приходилось. Там было полутемно, играла негромкая музыка, а столики стояли далеко друг от друга, так что посетители действительно могли, не опасаясь чужих любопытных ушей, обсудить все свои самые секретные дела.
— Что будешь пить? — Олег вытащил кошелек и принялся искать глазами официантку.
— Кофе, если можно, — растерялась Марти — ее, конечно, не раз угощали мальчишки-поклонники, но обычно это были купленные в школьной столовой пирожки или, в лучшем случае, порция мороженого.
— А чокаться мы с тобой тоже кофе будем? — насмешливо поинтересовался ее отец и галантно улыбнулся подошедшей официантке. — Пожалуйста, два эспрессо, два бокала красного и какое-нибудь пирожное — на ваше усмотрение, — после чего он снова повернулся к дочери. — Давай начнем с главного. Я правильно понял — ты все про меня знаешь? Я имею в виду —
