Они были выше таких вещей.
Во имя Каина, - кипел от злости Айден, невысказанные мысли снова и снова вызывали в нём ярость. – Проклятое эльдарское высокомерие! Оно было причиной столь немыслимых страданий и неравенства. Даже циклический и якобы уравнивающий всех Путь Эльдара не мог сгладить этого. Так как Нэвир были мерилом эстетических норм, они задавали тон каким данир лучше следовать, и это точно не был данир воина! Хотя теперь Нэвир были отстранены от реальной военной власти на Каэлоре, им всё ещё удавалось удерживать моральное и эстетическое превосходство, и, учитывая характер эльдар, в конечном счёте, это было более важным.
Айден глубоко вздохнул, стараясь взять свои мысли под контроль. Ничто не должно испортить Переход Айони. Он не позволит сорвать церемонию и не предоставит Нэвир новых доказательств вульгарности Дома Тейрту. Всё шло так хорошо, пока этот проклятый Паук Варпа не появился в святыне и не запятнал изящество церемонии смертью и напоминанием о Династических Войнах.
Он кивнул кортежу, подавая сигнал, что всё находится под контролем, и повернулся лицом к алтарю. Он перекинул волосы с одного плеча на другое, как и должно быть, и затем опустился на колени, усмиряя свой разум в благоговейной медитации. Он начала читать молитву очищения едва слышным шёпотом, подготавливая путь для перехода дамашир Айони внутрь Флюир-герна. Над пострадавшими хранителями святыни он проведёт ритуал лично, как он много раз делал это и прежде над павшими воинами.
Едва ему удалось успокоиться, как он увидел, что у подножия алтаря лежала маленькая табличка, словно она была помещена туда как жертва в начале церемонии. Это был маленький металлический диск, и он слабо светился в полумраке святыни. Нахмурив лоб из-за того, что предмет нарушил его сосредоточенность, Айден склонил голову на одну сторону, чтобы яснее рассмотреть небольшой символ. Мгновение спустя он вскочил на ноги и выдернул длинный, тяжёлый меч из ножен позади себя. Он кричал с возобновленной яростью, размахивая по большой дуге над головой широким, сверкающим клинком, который крушил дюжины тонких, блестящих призрачных паутинок и разбивал их в пыль. Казалось, клинок вибрировал от пропущенной по нему разрушительной энергии, словно питаясь кровавыми желаниями своего хозяина.
Ниже в главном проходе, Морфрэн с расширенными от волнения глазами наблюдал за разрушительной вспышкой гнева Айдена внутри святыни. Он наблюдал за большим мечом почти с чувственным наслаждением, узнав в нём Дамашир-дра, Убийцу Душ, древний клинок, который был подарен Айдену одним эльдаром, следопытом, сражавшимся в арьергардном бою против остатков тиранид, которые преследовали Каэлор в течение нескольких лет до начала Династических Войн.
Те битвы против тиранид принесли много выгоды Дому Тейрту, включая доверие ясновидца, и этот большой меч одновременно был символом военного мастерства Айдена, и являлся грозным оружием сам по себе.
Легенда гласила, что он был сделан из органического материала, полученного из хитинового панциря убитых тиранид, и затем странствующий костопев Юрильж покрыл его снаружи слоем призрачной кости, придав клинку такие свойства, что, казалось, он оживал при прикосновении своего владельца. В действительности изящный клинок был полностью сделан из призрачной кости, но его внешний вид был настолько близок к костяным мечам тиранид, что слухи о его чужеродном происхождении начали жить своей жизнью. Это само по себе было доказательством мастерства Юрильжа. Один или два раза Айден даже заставал Морфрэна, разговаривающим с клинком, словно тот был живым существом.
Быстрым шагом Айден отошёл от алтаря и, спускаясь в проход, развернулся под тяжестью клинка. Дамашир-дра со свистом пронёсся сквозь тёмный воздух, оставляя след психической энергии на своём пути. Затем, когда вопль Айдена превратился в отрывистый крик, клинок обрушился прямо на основании Четырёхгранного Алтаря, вызвав вспышку тёмного света, который распространялся от алтаря пульсирующими расходящимися ударными волнами.
Несмотря на свою выдержку, Ориана закричала от потрясения и страха, увидев эту безумное исступление в душе старого воина, впервые вырвавшееся на волю. Затем она повернулась и, сжимая ребёнка, бросилась вон по проходу, убегая к свету Площади Ваула, как утопающий стремиться к поверхности.
Тяжело дыша, с длинными волосами, висящими поверх его лица подобно порванной пакле, Айден наблюдал за побегом Орианы. Его вздымающийся плащ был усыпан осколками разбитой призрачной сети, и по святыни пронёсся сильный порыв фаэрула, который словно убегал вместе с Орианой. Даже когда он смотрел через проход за двери на плотную толпу на площади, Айден всё ещё удерживал раскалённый и потрескивающий от психической силы меч позади себя прижатым со стороны алтаря к тому месту, куда он ударил. Точно под остриём клинка, на по-прежнему безупречной поверхности алтаря, лежал сломанный и расколотый вдребезги рунический символ Пауков Варпа.
Холодея от гнева, Айден смотрел мимо своего сына прямо на укрытое тело Айони и сказал, словно обращаясь к умершей:
- Запомни, Пауки Варпа заплатят за осквернение этого священного дня, и если я обнаружу, что старый атесдан ясновидец совершил ту же самую ошибку, что сделал и его сын, не будет никого, кто станет умолять о милосердии у моих ног. И даже ты не сможешь спасти его от моего клинка, моя потерянная госпожа.
ПОСОХ ИЗ ДЕРЕВА умбала сверкнул тугим полумесяцем, образуя дугу прямо около головы Найса. Он уже много раз имел возможность убедиться, что бессмысленно блокировать посох – у посоха два конца, и ты не можешь заблокировать их оба – он поднырнул под верхний конец и резко взмахнул своим собственным посохом позади себя, ускоряя удар на половине пути. Немного переоценив свои силы, Силти почувствовал, что теряет равновесие. Это была новая тактика Найса, но Силти не собирался поддаваться на дешёвый трюк. Он позволил себе потерять равновесие, и затем, почти на грани падения, он подпрыгнул, и, сделав сальто, перелетел через упавшее тело Найса.
Оба начинающих бойца вскочили на ноги одновременно, немедленно поворачиваясь лицом друг к другу, свои посохи они держали перед собой, словно мечи, определяя дистанцию удара. Их глаза встретились, и взгляды остановились друг на друге, когда они кружили один вокруг другого, словно хищники, выжидающие оплошность противника или брешь в защите для следующей атаки. Они делали ложные выпады и финты, крутили посохи разными способами, которые они выучили за годы тяжёлых тренировок, но, казалось, ни один не мог получить преимущество. Каждый жест одного бойца вызывал безукоризненное противодействие другого, таким образом, ни один не был в состоянии победить соперника.
Внезапно Найс остановился и опустил свой посох, так что его конец упал в тонкий слой песка на твёрдом полу. Он расслабил плечи, пару раз повёл ими, чтобы снять напряжение, но в его серебристых глазах по-прежнему светилась угроза, когда он следил за фигурой Силти, которая продолжала двигаться.
Физические эти два воина были схожи. Они были похожего сложения, у обоих были выбритые головы служителей храма, но Силти был на голову выше своего младшего кузена, и его плечи были шире. Свой посох он носил скорее как оружие, чем игрушку, и его яростные глаза говорили о сильной жажде битвы, которая ещё не была ведома Найсу. Словно жажда смерти уже прикоснулась к его душе кровавой рукой.
Он медленно кружил, отвернув вполоборота лицо от Найса так, чтобы держать свою жертву на грани видимости, поймав в фокус более чувствительными рецепторами периферийного зрения. Найс оставался неподвижным. Его голова была наклонена к земле, но блеск глаз выдавал настороженное внимание. Конец его посоха описывал крошечные, незаметные круги на песке, словно бы он рассеянно рисовал. Несмотря на физическое превосходство Силти, Найс не выказывал признаков тревоги. Он просто ждал, зная, что его старший кузен должен сделать свой ход.
Силти завершил круг и остановился, разглядывая небрежную позу Найса, словно изучал не производящего впечатление, но доставляющего неприятности слабака. Его лицо мягко скривилось, и во взгляде промелькнула вспышка разочарования, заставляя его моргнуть. На мгновение он отвёл глаза к краю небольшой арены. Он увидел высокую, стройную фигуру арахнира Адсулаты, которой поручили наблюдать за его обучением. Она молча стояла в тени серповидных дверей. Рядом с ней на яркой красной подушке сидела поистине жуткая персона, Эла‘Ашбэль со своими мягко сияющими в полутьме голубыми глазами.
