– Что-то не сходится в этой логике, – сказала Молли.
Девочка растерянно окинула взглядом стол.
– Мама хочет сказать, что ценить можно только то, что ты сам испытал, – сказал Дэвид. – Но я – живое свидетельство того, что все не так.
– Если ты хочешь сказать, что у тебя не было нормального дома, – отреагировала Молли. – Так это просто чушь.
– У тебя их было два, – сказал Джеймс.
– У меня была комната, – сказал Дэвид. – Моим домом была
– Что ж, мы, конечно, благодарны тебе за это признание. Я вот и не догадывался, что ты чувствовал себя обделенным, – сказал Фредерик.
– Никогда не чувствовал – у меня была своя комната.
Молли и Фредерику осталось только пожать плечами и усмехнуться.
– Насколько я могу заметить, вы еще даже не думали, какого труда стоит дать им всем образование, – сказала Молли.
Тут обнажилось различие, которое столь успешно сглаживалось порядками этого дома. Без слов стало ясно, что Дэвид учился в частной школе.
– Люк в этом году пойдет в местную школу, – сказала Гарриет. – А Хелен – на будущий год.
– Ну, если это вас устраивает… – сказала Молли.
– Мои три ходили в обычную школу, – не спустила Дороти, но Молли не приняла вызов. Она продолжила:
– Так что, если только Джеймс не предложит помощь… – давая этим понять, что они с Фредериком помочь не могут или не хотят.
Джеймс промолчал. Он не позволил себе Даже иронического вида.
– Еще пять и шесть лет до тех пор, как придет пора думать о следующем этапе образования для Люка и Хелен, – сказала Гарриет, снова слишком сварливым тоном.
А Молли настаивала:
– Дэвида мы записали в школы, едва он родился. И Дебору тоже.
– И чем, – спросила Дебора, – я с моими расфуфыренными школами лучше Гарриет или кого-нибудь еще?
– Точно, – сказал Джеймс, который платил за расфуфыренные школы.
– Да ничего не точно, – сказала Молли.
Уильям вздохнул и продолжал ерничать.
– Несчастные мы, остальные. Бедный Уильям. Бедная Сара. Бедная Бриджит. Бедная Гарриет. Скажите, Молли, если бы я ходил в престижные школы, была бы у меня теперь нормальная работа?
– Не в этом дело, – ответила Молли.
– Она хочет сказать, что с хорошим образованием ты был бы не так жалок без работы или на паршивой работе.
– Простите меня, – сказала Молли, – но государственное образование кошмарно. И становится все хуже. Дэвиду с Гарриет нужно выучить уже сейчас четверых детей. И это, видимо, еще не все. Откуда вы знаете, что Джеймс всегда будет вам помогать? В жизни все может произойти.
– И постоянно происходит, – с горечью сказал Уильям и рассмеялся, чтобы смягчить свои слова.
Гарриет огорченно завозилась на стуле, отняла Пола от груди, спрятав ее от чужих глаз с ловкостью, которую все заметили и восхитились, и сказала:
– Я не хочу продолжать этот разговор. Такое хорошее утро…
– Я помогу, конечно, насколько смогу, – сказал Джеймс.
– Ах, Джеймс… – сказала Гарриет, – спасибо… спасибо вам. Как мило… а может, нам пойти погулять в лес?… На обед можно устроить пикник.
Утро пролетело. Наступил полдень. Солнце зажгло края отчаянно-желтых штор, превратив их в густо- оранжевые, бросив оранжевые ромбы гореть на столе между чашек и блюдец и вокруг вазы с фруктами. Дети спустились с верхнего этажа и играли в саду. Взрослые подошли к окнам посмотреть. Сад оставался в запустении; на него никогда не оставалось времени. Лужайка местами заросла, по ней были разбросаны игрушки. В кустах пели птицы, не обращая внимания на детей. Крошка Джейн, сидевшая подле Дорога, заковыляла к остальным детям. Те шумно играли вместе, но Джейн была еще слишком мала и блуждала среди них в своей собственной вселенной двухлетнего ребенка. Они ловко переиначили игру для нее. Неделю назад, в пасхальное воскресенье, в саду были спрятаны крашеные яйца. Чудесный был день, дети отовсюду несли волшебные яйца, на раскрашивание которых Гарриет, Дороти и школьница Бриджит потратили целую ночь.
Гарриет с ребенком на руках стояла у окна рядом с Дэвидом. Он приобнял ее. Они быстро переглянулись, слегка виновато – из-за своих безудержных улыбок, которые, как они догадывались, могут кого-то и рассердить.
– Вы неисправимы, – сказал им Уильям. – Безнадежны, – констатировал он для остальных. – Ладно, кого это не устраивает? Только не меня! Так почему мы не отправляемся на пикник?
Компания заняла пять машин, дети вклинивались между взрослыми или влезали на колени.
Так и проходило лето: два месяца миновало, и вновь родня собралась и разъехалась, и собралась снова. Бриджит была у них все время, бедняжка быстро прикипела к чуду семьи. Пожалуй, даже сильнее, чем Дэвид и Гарриет. Не раз, замечая лицо девочки: трепетное, даже благоговейное, постоянно внимательное, будто Бриджит боялась на миг ослабить внимание, чтобы не пропустить сошествие божества или благодати, они оба видели в ней себя. И даже с тревогой видели себя. Это было слишком… через край… Конечно, им приходилось говорить ей: «Послушай, Бриджит, не ожидай слишком многого. Жизнь не такая!» Но жизнь
Еще до того, как вся орда собралась к Рождеству 1973 года, Гарриет опять была беременна. К своему, и Дэвида, полному ужасу. Как это могло произойти? Они были осторожны, особенно осторожны после того, как решили некоторое время больше не рожать детей. Дэвид пытался шутить: «Это всё комната, клянусь, она настоящая фабрика младенцев».
Они решили пока не говорить Дороти. Все равно ее не было – Сара сказала, что это несправедливо, когда помощь достается одной Гарриет. А Гарриет просто не справлялась. Одна за другой у них сменились три девушки-помощницы; они только что закончили школу и не могли быстро найти работу. И помощи от них было не много. Гарриет казалось, что она заботилась о помощницах больше, чем те заботились о ней. Они могли прийти или не прийти по настроению, сидели, праздно попивая чай с подружками, пока Гарриет трудилась. Отчаянная, обессиленная… она брюзжала; срывалась; рыдала… Дэвид застал ее однажды на кухне: Гарриет сидела, подперев голову руками, и бормотала, что этот новый плод отравляет ее: Пол хныкал в коляске, забытый. Дэвид взял на работе двухнедельный отпуск, чтобы помогать Гарриет дома. Оба всегда понимали, как много обязаны Дороти, но теперь поняли это еще лучше – как и то, что, услышав о новой беременности Гарриет, Дороти очень рассердится. Очень. И будет права.
– К началу Рождества станет полегче, – плакала Гарриет.
– Ты, конечно, шутишь, – сказал Дэвид, закипая. – Разумеется, на это Рождество мы никого не сможем позвать.
– Намного лучше, когда здесь люди, мне все помогают.
– Хотя бы разок поедем к кому-нибудь из них, – предложил Дэвид, но идея не продержалась и пяти минут: ни один из этих домов не мог бы принять еще шестерых.
Гарриет плакала на кровати:
– Нет, пусть приедут, не отсылай их… ах, Дэвид, пожалуйста. По крайней мере, отвлекут меня от этого.
Дэвид сел на своей половине кровати, глядел на Гарриет тревожно, неодобрительно, но старался не подавать виду. По правде, Дэвид был бы рад избежать того, чтобы в доме три недели, месяц, толклась куча народу: это обходилось так дорого, а денег все время не хватало. Он постоянно брал дополнительную работу, а теперь и дома оказался нянькой.
– Просто тебе нужно взять кого-нибудь в помощь. Попробуй, возьми кого-нибудь из тех девиц.
