содержалось в чистоте и таком безупречном порядке, словно они покинули Англию не далее как позавчера.
- Открой сундук, - обратился он к юноше, едва они вошли в каюту. - Страшно хочется имбиря.
- Здесь только варенье из розовых лепестков, сэр. Очень полезно для кишечника. Не хотите? Не принимает желудок? Ага, вот тут есть немного корицы и сахар: замечательная добавка к хорошему вину. Имбиря не видать, сэр.
- Я вчера еще сосал корешок. Передай мне кожаную сумку. - В ней оказались только сушеные травы и лимонный сок, бесполезные при морской болезни. - Придется ограничиться корицей, Гус. - Мильтон вздохнул и откинулся на парусиновом ложе, набитом соломой. - Итак, это и есть тот самый край? Та самая почва, тот самый климат?
- Надеюсь, что так, сэр. Иначе мы проделали бы долгий путь в графство Пустошир в королевстве Ничегония.
- Никакого королевства, червяк, а новая земля. Королевские причуды здесь нам больше не указ.
- Рад это слышать. Сроду не терпел учительской указки.
Раздался громкий стук в дверь, и послышался голос капитана Фаррела.
- Доброе утро, сэр! Можно войти?
- Это управитель бренди и ячменного сахара, Гус. Будь добр, отвори дверь.
Мильтон подождал, пока капитан приблизится.
- Какие новости?
- Мы на якоре у мыса Энн. Если не заштилеем, то до Бостонской гавани всего несколько часов.
- Значит, под покровом ночи мы миновали Виниковет и устье Мерримака?
- Думаю, что так.
- А в какой именно точке мы сейчас находимся? - Джон Мильтон, словно и не был слеп, так ясно представлял себе всю карту местности, что мыслью осязал окружающее во всей полноте - любую бухту или изгиб прибрежной полосы. Новая Англия лежала перед ним подобно спящему, который вот-вот проснется.
Капитан уже был осведомлен об этой редкой способности.
- Сорок четыре градуса и тридцать минут северной широты, сэр.
- Итак, половина нашего Нового Альбиона позади. Но с юго-запада поднимается ветер, не так ли?
- Точно так.
- Значит, для дальнейшего продвижения мы должны придерживаться вест-норд-веста?
- Прекрасно! - От неподдельного удовольствия Гусперо хлопнул себя по коленям: проницательность Мильтона порой заставляла его верить в то, что хозяин не утратил зрения.
- Я отдал именно эту команду. В вас сильна струнка морехода, мистер Мильтон.
Когда капитан удалился на свой мостик, Мильтон принялся свирепо тереть себе глаза.
- Морехода, - пробормотал он. - Горе хода. В хоре года.
- Что, сэр?
- Я пробовал на слух колокола нашего языка. Если не ошибаюсь, с этой суши еще донесется мелодичный перезвон. Куда гармоничней наших надрывных нестройных песнопений. Но здесь, на дальней окраине, куда мы забрались, будет ли это по-прежнему наш родной язык?
- Я пока что понимаю вас, сэр, если только вы не говорите загадками и обходитесь без рифм.
- Только представь себе чудовищную водную стихию, которую мы пересекли. Девять сотен лиг.
- Темную, бездонную пучину.
- Волны с черным насупленным челом. Они высоко вздымались и широко разевали пасть, желая нас поглотить.
- Должно быть, мы слишком горькие на вкус. Нас в два счета извергли обратно.
- У разума, Гусперо, тоже есть свои океаны. Там свои течения и свои бездны. Ты частенько сообщал мне, что море спокойно и невозмутимо, но мой внутренний взор досягает до высочайших высот и до глубочайших глубин…
Гусперо скорчил перед слепцом гримасу: «Прямо-таки жутчайших высот».
- …Дабы вновь обратить людские мысли к ангелам или дьяволам.
Они немного помолчали, дружно посасывая корицу.
- Я слышал, - сказал Мильтон, - что Бостон очень приличный город.
- Говорят, будто улицы там вымощены булыжником.
- Кто это говорит? - Не дожидаясь ответа, Мильтон продолжал: - Там нет приходов, но есть три отличных церкви, где нас встретят с радостью. Как по-твоему - преподнести им мои новые переводы псалмов?
- Эхо будет щедрым подношением, сэр.
- Я ведь не нуждаюсь ни в представлении, ни в рекомендациях.
- Разумеется, сэр.
- Я вовсе не льщу себе. Лучше быть великим здесь, Гусперо, нежели служить посланцам зл? в Лондоне.
«Габриэль» продолжал следовать своим курсом: толпа пассажиров на правом борту обозревала отвесные береговые скалы, песчаные холмы и дикую растительность; в эту последнюю неделю июня на море опустился туман - и новая суша порой словно бы вздрагивала и исчезала в дымке. Кроме Англии, они ничего не знали: когда берег появлялся снова, казалось, будто из волн возникает заново рожденная их родная страна - безлюдная и незапятнанная, какой она была до тех пор, пока друиды не подчинили ее себе своим волшебством.
- Впереди бухта! - выкрикнул кто-то из матросов, и голос его донесся даже до каюты Мильтона. - Девяносто три морских сажени под килем!
Гусперо взял Мильтона за руку и, положив ему в карман корицу, повел обратно на палубу.
- Глаз у этого юноши на мачте как у циклопа, - заметил он.
- Оставь классические аллюзии. Что ты видишь?
- Белые скалы.
- Как в Дувре. Неудивительно, что наши отцы сочли их своим домом.
- Бухта в форме полумесяца, двумя концами к нам. - Когда корабль приблизился к береговой линии, Гусперо перегнулся через поручень палубы. - Берег крутой, сэр, хотя здесь немало и впадин. Я вижу три реки или потока, которые низвергаются с высоты.
- Это бухта наших надежд! - Джон Мильтон простер руки. - Привет вам, о счастливые поля! - По его лицу пробежала тень, и он приложил палец к щеке. - Что это было?
- Облачко. Оно явилось нас поприветствовать.
- С северо-запада?
- Как будто да.
- Черного цвета?
- Пепельное. Нет, серое, точно маринованная селедка, с пятнами потемнее.
- Тогда не сомневаюсь, что нашему доброму капитану вскоре придется нам кое-что сообщить. Замечаешь, что ветер поднялся снова?
- Вы заметили его раньше меня, сэр. Да, вот он и подул.
- Ветер с той стороны - плохой знак, Гусперо. Это герольд шторма.
- Герольд?
- Предвестник. Посланец. Первый бегун в состязании. Я должен быть твоим не только питателем, но и воспитателем?
- Если я служу вам зрением, сэр, то, конечно же, вы можете услужить мне речью.
- Довольно. Ты чувствуешь, что ветер становится все холоднее? Это завистливый ветер, Гус, обозленный бродяга.
Капитан Фаррел уже отдавал команды; вокруг Мильтона поднялась беготня, заставившая его то и дело поворачиваться в попытке уловить каждый выкрик. Пассажиры сгрудились возле фальшборта: мужчины придерживали шляпы, женщины потуже затягивали кожаные завязки своих капюшонов, так как палуба уходила из- под ног, а снасти начали колотиться о реи. Один из матросов запел старинный куплет о
