принялась отрицать столь кошмарный навет, уверенная, что Джонатан терпеть не может таких девиц, как эта Сьюзен.
До чего же она была наивна!
— Так, значит, ты не пригласил эту чопорную жеманницу на банкет? — послышался голос Сьюзен.
Он расхохотался.
— Да, что ты! Держу пари, у тебя припасено кое-что потрясающее на сегодняшний вечер, признавайся, Сьюзи! Что-нибудь такое очень смелое и откровенное…
— Вот подожди — и увидишь! — лукаво откликнулась Сьюзен и добавила: — Конечно, ты всегда можешь заглянуть ко мне домой пораньше, чтобы увидеть все первым.
Они рассмеялись и, продолжая смеяться, двинулись прочь по коридору. А Николь все стояла в кладовке, по-прежнему охваченная отчаянием.
Верно, Джонатан не приглашал ее составить ему компанию на банкете в честь дня рождения его отца, но она была уверена, что это само собой разумеется… Она даже купила себе новое платье ради такого случая, заручившись сначала согласием и советом мамы, чтобы Джонатану не было стыдно за нее.
Это платье было очень изящным и скромным — из темно-синего бархата, с маленьким круглым воротничком и длинными рукавами. Внезапно Николь с горечью поняла, что и в этом платье она будет выглядеть «бесполой и скучной», как сказал о ней Джонатан.
Слезы затуманили ей глаза. От потрясения и отчаяния она чувствовала тошноту, обжигающий гнев овладел ее душой — гнев и желание доказать Джонатану, доказать
Позднее она много раз думала: не нашло ли на нее какое-то затмение, нечто вроде временного помешательства, и не оно ли заставило ее вести себя так странно? Ясное дело, никогда раньше она не поступала так, и едва ли можно было ожидать, что и в будущем решится на подобные выходки.
Все, что занимало в тот день ее мысли и чувства, — это боль и шок от падения с радужного облака, на котором она парила до тех пор.
Болезненный удар от соприкосновения с горькой реальностью, по всей вероятности, настолько выбил ее из привычной колеи, что разум оказался не в силах справиться с таким потрясением.
Празднование пятидесятилетия главного компаньона было событием немалой важности для скромной фирмы, каких в Сити насчитывается великое множество. Для такого мероприятия в центре города в одном из самых роскошных ресторанов был арендован банкетный зал. Гостей ожидали ужин и танцы.
Разумеется, на банкете должны были быть его родители и его сестры, и Николь, как самая, что ни на есть наивная дурочка, мечтала, что он представит ее своей семье… Вот они усаживаются поговорить, и все семейство благосклонно смотрит на нее, считая ее достойной невестой для Джонатана. А теперь она с ужасающей ясностью вдруг поняла, насколько глупыми были эти мечты и грезы наяву.
Ей было даже трудно разобраться, любит ли она по-прежнему Джонатана или же ненавидит жгучей ненавистью. Все, о чем она могла думать, так это о своей решимости продемонстрировать ему, как ошибочны были его циничные и жестокие замечания на ее счет; доказать, сколь желанной она может стать… Куда более желанной и привлекательной, чем Сьюзен Ходжес и ей подобные.
Убедившись, что Джонатан и Сьюзен уже достаточно далеко, Николь вышла из кладовки и поспешила обратно в машинописное бюро, прихватив с собой пачку бумаги.
Всю оставшуюся часть утра мысли Николь были далеки от работы. Она строила планы, принимала важные решения и, как только ее отпустили, подхватила пальто и почти выбежала на улицу.
Фирма располагалась в центре Сити, где было немало банков и множество других компаний, однако, всего за несколько минут можно было дойти до торговой зоны.
Благодаря наставлениям родителей у Николь уже был приличный счет в банке, и, к счастью, выходя утром из дому, она взяла с собой чековую книжку.
Ей было жарко, словно что-то жгло ее изнутри, как будто лихорадочная необходимость действовать все время подталкивала ее… Не давая себе времени одуматься, она поспешила в самый модный салон- парикмахерскую, который недавно открылся совсем, рядом с офисом фирмы.
Это заведение ничуть не походило на парикмахерскую, к которой она привыкла дома, здесь не было и намека на розовые тона, интерьер был выполнен в строгой серо-черной гамме, наводившей тоску и леденящей душу; стены были увешаны сильно увеличенными и потому малопонятными фотографиями, изображавшими, по-видимому, различные типы причесок.
У девушки, принимавшей заказы, были очень короткие, ужасающе розовые волосы и крайне высокомерный взгляд.
Торопливо, словно опасаясь передумать, Николь сделала заказ. Спустя десять минут она уже сидела перед мастером, который задумчиво поинтересовался:
— Вы действительно уверены, что хотите именно…
Николь ощетинилась, догадываясь, что хочет он сказать. Вероятно, что столь «скучной и бесполой особе» не подходит современная, сногсшибательная прическа…
— Ну, если вы с этим не справитесь… — вызывающе начала она.
Он нахмурился.
— Я, конечно, справлюсь, но, видите ли, это столь резкая перемена стиля… — Он бросил на нее какой-то странный взгляд и спокойно добавил: — Послушайте, это, разумеется, не мое дело, но с такими красивыми волосами… Может быть, они немного старомодны — сейчас ведь прямые волосы не очень в моде, — но делать химическую завивку…
Николь сжала зубы. Ей было отлично известно, чего именно она хочет.
Она вдруг вспомнила одну из фотографий в витрине какой-то парикмахерской, которую видела несколько дней назад по дороге на работу. На ней была изображена девушка, такая же темненькая, как Николь, но на голове у нее красовались слегка растрепанные непокорные кудри, благодаря которым, — даже, по мнению неопытной в таких делах Николь, — девушка выглядела столь соблазнительно и сексуально, что все мужчины смотрели на нее прямо-таки ошарашено. Ни одну девушку, ни одну женщину с такой прической не назовут «скучной и занудливой» или вовсе «бесполой».
— Да, я так решила, — с отчаянием ответила она парикмахеру.
Три часа спустя, недоверчиво глянув на свое отражение в зеркале, Николь почувствовала, как у нее упало сердце. Она едва узнала себя, а уж при мысли о том, что скажут родители, ей и вовсе стало плохо… Неужели у нее такое худенькое, такое маленькое личико, что оно просто теряется в пышной гриве кудрявых волос, завитых так сильно, что они стоят шапкой?
Она мрачно рассматривала свое отражение, стараясь не замечать, какое бледное у нее лицо и какими громадными кажутся теперь глаза.
Сохраняя такое же мрачное молчание, Николь уплатила по счету, накинула пальто и вышла.
На улице она почувствовала легкое головокружение и слабую тошноту, но мужественно не обратила на это никакого внимания, направившись в ближайший магазин женской одежды и косметики.
Девушка, стоявшая за прилавком с самой модной косметикой, слегка поджала губы и критическим взглядом окинула Николь, едва услышала, что та хочет приобрести.
— Красная помада… Да, разумеется, ярко-красная помада… У вас такие губы, что она будет смотреться просто потрясающе… В этом году бледность в моде, так что можете считать, что вам очень повезло, а еще надо, как следует подчеркнуть цвет ваших глаз.
Полчаса спустя макияж был готов, и Николь с трудом сдерживалась, чтобы не облизать губы и не смыть тяжелую липкую помаду, которая, похоже, была нанесена слоем в несколько дюймов толщиной.
Бросив взгляд на свое отражение в ближайшем зеркале, она резко остановилась и посмотрелась еще раз, с трудом узнавая себя в миниатюрном создании с дико растрепанными кудряшками, обведенными синевой глазами и хищно-алым ртом.
Неужели я по-прежнему бесполая? — серьезно вопрошала она себя, поднимаясь на этаж женской одежды.
Твердо решив, игнорировать отделы, в которых прежняя Николь купила бы себе новый наряд, она уверенным шагом отправилась в секцию «авангардной одежды для особых случаев».
