Щегол-пассажир показал ему средний палец.
Фрэнк ткнул сначала в него, потом в водителя. А затем показал на съезд с трассы. Оба кивнули.
Фрэнк довел их до выезда. Тормознул на светофоре. Щеглы за ним подождали. Затем он свернул вправо, щеглы — за ним. Он ехал, пока не увидел супермаркет. Заехал на стоянку. Отметил погрузочную эстакаду. Там было темно. Супермаркет закрыт. На эстакаде никого не было, стальные шторы опущены. Внутри — ничего, только штабеля пустых ящиков. Фрэнк подъехал к эстакаде. Вышел из машины, запер ее и поднялся по пандусу на эстакаду. Щеглы поставили свою колымагу рядом с его машиной и вышли.
Поднялись к нему. В обоих — не больше 130 фунтов. Вдвоем они были тяжелее его фунтов на 30.
Затем тот, который показывал ему палец, сказал:
— Ладно, говнюк! — И кинулся на Фрэнка, пронзительно взвизгнув, а руки при этом выставил плоско, будто в каком-то каратэ.
Крутнулся на месте, попробовал пнуть Фрэнка по ходу пяткой, промахнулся, опять оказался к Фрэнку лицом и заехал ему по уху ладонью. Шлепнул, не более того. Фрэнк вложил в хук справа ему в живот все свои 230 фунтов, и щегол сложился пополам и рухнул на эстакаду.
Второй щегол выхватил нож, щелкнул лезвием.
— Я, блядь, тебе яйца отрежу, — сказал он. Фрэнк дождался, когда щегол на него кинется.
Тот нервно перебрасывал нож из руки в руку. Фрэнк отступил к ящикам. Щегол надвигался и шипел. Фрэнк ждал, спиной прижавшись к ящикам. И когда щегол бросился, Фрэнк поднял руку, схватил один ящик и швырнул в него. Ящик попал щеглу в лицо, и Фрэнк тут же дернулся вперед и перехватил руку с ножом. Сталь звякнула о бетон, и Фрэнк закрутил щеглу руку за спину. Как можно выше.
— Не ломайте мне, пожалуйста, руку! — заверещал щегол.
Фрэнк его отпустил, но дал пинка под зад, сильно. Парнишка упал лицом вперед, держась за жопу. Фрэнк подобрал нож, закрыл лезвие, сунул в карман и медленно пошел к своей машине. Когда завелся, увидел, что щеглы стоят возле своей колымаги и смотрят на него. Они уже не болтали, не смеялись.
Он вдруг разогнал машину прямо на них. Щеглы прыснули в стороны, а он в последний момент свернул. Потом сбавил скорость и выехал с площадки.
Руки дрожали. Не день, а черт знает что. Он ехал по бульвару. «Фольк» бежал плохо, плевался, будто возражал против насилия над собой на трассе.
Потом Фрэнк увидел бар. «Удачливый рыцарь». Перед входом — стоянка. Он затормозил, вышел и вошел.
Сел, заказал «Бад».
— Где у вас телефон?
Бармен сказал. В глубине, возле сральника. Фрэнк сунул монетку и набрал номер.
— Да? — ответила Фрэн.
— Слушай, Фрэн, я припоздаю. Меня задержали. Скоро увидимся.
— Задержали? Тебя арестовали? Ограбили?
— Не, в драку ввязался.
— В драку! Да что ты мне рассказываешь? Ты и с зонтиком не совладаешь!
— Фрэн, я бы предпочел, чтоб ты больше не пользовалась стертыми оборотами.
— Но это же правда! Ты и зонтика не сложишь! Фрэнк повесил трубку и вернулся к табурету у стойки. Поднес ко рту бутылку «Бада» и хлебнул.
— Люблю мужчин, пьющих прямо из горла! С ним рядом кто-то сидел. Женщина. Лет 38, под ногтями грязь, обесцвеченные волосы небрежно присобраны на макушке. В ушах болтались два серебряных кольца, а рот был густо накрашен. Она облизнула губы — медленно, — потом сунула в этот свой рот «Вирджинию слимз» и закурила.
— Я Дайана.
— Фрэнк. Что пьете?
— Он знает… — Женщина кивнула бармену, и тот снял с полки ее любимый виски и двинул бутылку к ним. Фрэнк выложил десятку.
— Ваше лицо завораживает, — сказала Дайана. — Чем занимаетесь?
— Ничем.
— Вот такие мне и нравятся.
Она отпила, а по ходу прижалась бедром к его ноге. Ногтем Фрэнк медленно счистил со своей бутылки этикетку. Дайана допила. Фрэнк поманил бармена.
— Еще два.
— Ага, а вы что будете?
— Возьму ее.
— Ее возьмете? — переспросил бармен. — Ниче себе!
Все трое рассмеялись. Фрэнк подкурил, а бармен снял с полки бутылку. Вдруг показалось, что вечер ничего так себе.
Хоумран
Мне тогда было, наверное, лет 28. На работу я не ходил, но немного денег имелось — повезло на скачках наконец-то. Времени часов 9 вечера. До этого я долго сидел у себя в съемной комнате и бухал. Мне стало скучно, и я вышел побродить по улице. Дошел до бара через дорогу от моего обычного водопоя и, не понять, чего ради, заглянул. Там было гораздо чище и форсовей, чем в моем обычном баре, и я подумал: может, и склеится кто.
Я сел у входа, а через пару табуретов от меня сидела эта девушка. Одна сидела, а еще четверо- пятеро мужчин и женщин расположились у другого конца стойки. Там с ними болтал бармен, смеялся. Просидел я так минуты три-четыре. Бармен по-прежнему болтал и хохотал. Терпеть не могу это мудачье — пьют сколько влезет, чаевые получают, им перепихоны достаются, ими восхищаются, вообще все у них есть.
Я вытащил пачку покурки. Выколотил сигаретку. Спичек нет. На стойке тоже нет. Я посмотрел на дамочку.
— Прошу прощения, огоньку не найдется? Она раздраженно залезла в сумочку. Вытащила книжку спичек, швырнула, не глядя на меня.
— Оставьте себе, — сказала она.
У нее были длинные волосы и неплохая фигура. Сидела в шубке «под мех» и меховой же шапочке. Я видел, как она закидывает голову, затягиваясь. Выдыхала так, словно и впрямь что-то соображает. Из тех, кого хорошо ремнями пороть.
Бармен на меня по-прежнему ноль внимания.
Я поднял пепельницу фута на два над стойкой и уронил. Подействовало. Он подошел, скрипя половицами. Здоровый, может, шесть-два, фунтов 265. На пузе жирок отложился, но плечи мощные, мощная голова, могучие ручищи. На вид тупой, но симпатичный, пьяная прядка на глаз сбилась.
— Двойной «Катти Сарк» со льдом, — сказал я.
— Хорошо, что пепельницу не разбил, — сказал он.
— Хорошо, что услышал, — ответил я. Половицы заскрипели и застонали, когда он пошел делать мне выпивку.
— Надеюсь, не малинку мне смешает, — сказал я девушке в ложнонорке.
— Джимми хороший, — ответила она. — Джимми такого не делает.
— Никогда не встречал хороших парней по имени Джимми, — сказал я.
Джимми вернулся с моим стаканом. Я сунул руку в бумажник и бросил на стойку 50 долларов. Джимми поднял, посмотрел на свет и сказал:
— Бля!
— В чем дело, мальчик? — спросил я. — Никогда не видел пятьдесят долларов?
Он отошел, кряхтя половицами. Я отхлебнул. Нормальный такой двойной.
