Самым удивительным образом дети избегали моего взгляда, и это было особенно заметно, потому что Эмилия уставилась на меня широко раскрытыми глазами.
Когда молчание стало уж очень напряженным, Николас спросил меня, наморщив лоб:
— Вы кого-нибудь видели или слышали перед тем, как упали? Только правду, Ливия! Не бойтесь ничего.
Я с удивлением заметила, что Пен сильно покраснел и уставился в свою тарелку.
Несмотря на внутреннюю напряженность, я спокойно ответила:
— Нет, я не видела никого. И не слышала тоже никого. И я даже не знаю: то ли я ударилась о дверь, то ли дверь ударила меня по голове.
— А бриллианты? — настаивала Эмилия.
— Я обнаружила их в старинном стуле с шелковой обивкой, который стоит наверху, в одной из камер. Одна из драгоценностей, вероятно, вылетела из окна, когда я разбила его стулом, и кто-то, проходивший через сад, поднял ее. Кто-то… — я замолчала, не зная, уверить ли мне о накидке, а затем продолжила, — … кто-то в огромной накидке.
Все были удивлены, когда Роза засопела и, наконец, разревелась, а Пен дал ей подзатыльник.
Я встала между детьми, положила руку Розе на плечо и спросила:
— Пойдем в твою комнату?
— А что же случилось с человеком в накидке? — не терпелось узнать Эмилии. — Это мог быть только тот чудовищный старик. Он наверняка украл драгоценности, пока вы были без сознания. Все правильно, — он повернулась к Николасу, — они одного поля ягодки. Не забывай, Ник, что именно она нашла это существо. И нужно ли нам об этом знать что-нибудь еще? Подумай только о ее прошлой жизни и ее преступлениях; о Габриэлле…
— Замолчи! — закричал Николас прежде, чем я успела что-нибудь сказать. — Мисс Ливия ни в чем не виновата. Ты поняла? О, хотел бы я, чтобы со всеми мне было так же спокойно и надежно, как с ней.
Его яростная речь в мою защиту наэлектризовала детей, как, впрочем, и меня. Мы смотрели на удаляющуюся в гневе Эмилию. Она остановилась у двери в кухню.
— Я тебе это докажу, — заявила она уверенным тоном. — Этот старик еще заговорит, когда я возьму у Тиссо топор для разделки туш.
Этот выпад Эмилии вызвал у Николаса только злую улыбку. Так как мы с детьми удивленно смотрели на него, он пояснил:
— Я только что разговаривал со стариком Жиро. Если он и взял драгоценности, то во время моего допроса их у него не было. Хотя это ни о чем не говорит, — добавил он после паузы.
— Вы действительно думаете, что Жиро в чем-то замешан? — спросила я удивленно.
— Я уверен, что человек, ответственный за все происшествия в «Голубых Болотах», виновен и в смерти Габриэллы. И при всей моей фантазии я не могу себе представить, что могло быть между Жиро и Габриэллой.
Я думала так же.
— Сэр, я полагаю, нам нужно запереть на ночь все двери, а завтра утром продолжить разговор, — предложила я.
— Вероятно. Но в любом случае мне нужно проводить эту чертову бабу в подвал, иначе она проломит себе череп.
Дети направились к лестнице. Я последовала за ними, но Николас встал передо мной и прошептал на ухо, хотя я была уверена, что Пен все слышал:
— Я желаю увидеть вас еще раз перед сном.
— Если вам угодно, сэр…
— И не называйте меня постоянно сэром, черт побери. Вы будете называть меня сэром и после нашей свадьбы?
Я даже улыбнулась от такого оригинального признания в любви.
— Раз уж такое дело, сэр, я буду называть вас так, как захотите, — ответила я задорно.
Я не знаю, что понравилось ему больше: моя улыбка или мой ответ, но он поцеловал меня, хотя Пен и Роза с каменными лицами наблюдали за нами. Я не сопротивлялась, и меня совсем не удивило, когда он резко отпустил меня. Грубоватость была в его натуре.
— Идите, моя девочка. А я провожу эту идиотку по подвалу. Иначе она наверняка сломает себе шею.
Несмотря на все неприятности, я поспешила за детьми, счастливо улыбаясь. Они были непривычно молчаливы. Роза выглядела очень подавленной, хотя поток слез у нее уже иссяк.
— Ливия, можно нам с вами поговорить? — неожиданно спросила она меня, схватив за руку. — Мы должны. Мы не можем больше молчать. Пен утверждает, что мы еще можем, но я говорю: нет. Я не могу больше, не могу, дорогая Ливия!
Она бросилась в мои объятия и уткнулась лицом мне в грудь. Я обняла ее с материнской нежностью.
Пен, тоже находясь в сильном возбуждении, прокричал:
— Вот ты это и сделала, дура! Все предала!
— Идите оба в мою комнату! — сказала я строго, продолжая держать Розу за руку.
Может быть, я теперь узнаю их тайну? Как ни странно, я не была взволнованна так, как ожидала. Я просто не могла и подумать, что они желали зла своей матери и тем более что они виновники ее смерти. И за все происшествия в доме мне не хотелось делать их ответственными.
Я закрыла за нами дверь и разожгла в камине огонь, чтобы сделать атмосферу более уютной.
— Ну, давайте! Если вы хотите, я обещаю вам, что никто не узнает о нашем разговоре.
Их лица заметно просветлели.
— Мы… Речь пойдет о нашей матери, — объяснила Роза и съежилась, когда Пен перебил ее:
— Правильнее сказать — об отце.
Казалось, Роза не знает, что говорить дальше, а Пен сердито вздохнул, но его глаза просили о понимании. Я попыталась поддержать его улыбкой.
— Ливия, вы действительно хотите стать женой нашего отца? — спросил он напряженно.
Я покраснела и не ответила.
— Она будет, — сказала Роза убежденно.
— А почему вы не хотите, чтобы я стала женой вашего отца? Вы боитесь, что я отниму у него любовь к вам? И место в его сердце? Это просто невозможно…
— До матери нам нет никакого дела, — перебила Роза возбужденно. — Она говорила, что меня она совсем не хотела. Все дело в том, что мы вас любим. И мы не хотим, чтобы с вами случилось то же самое, что и с нашей матерью. Я думаю… Ей с нами не повезло. Мы это поняли. Но если с вами случится что- нибудь… Мы будем ненавидеть нашего отца, ведь правда, Пен? Да, будем его ненавидеть.
— Бог мой, о чем вы говорите?
Я была уверена, что неверно поняла слова девочки, и посмотрела на Пена, ища у него поддержки.
— Ваш отец не имеет ничего общего со смертью вашей матери. Он же был в это время в плавании, когда ее убили.
— Вы тоже знаете, что она была убита, — пробормотала Роза и вновь захныкала. — Но это было неумышленно. Она его так довела, что у него больше не было сил терпеть. Он ударил ее, и она упала с кресла-каталки. Он опрокинул на нее кресло и исчез.
Это просто кошмарный сон, убеждала я себя. И откуда и у них такая уверенность?
— Вы видели, — мой голос задрожал, — вы видели сами, как он ее убил? Почему он ее ударил? Почему? Говорите!
Пен начал говорить.
— Мать сказала, что с нее довольно терпеть эту жизнь на болоте. С ним и двумя проклямыми озорниками. И что между ними все кончено. Поэтому отец ее и ударил. А мы хотели навестить мать тайно, без ее ведома. Но мы не могли пройти к ней, потому что родители спорили. То есть спорила она. Он был в своей морской форме и выглядел так, словно в большой спешке доскакал из Плимута в Лондон.
