человек еще не достиг своего полного беспредметного плана, оставаясь в животном, предметном, техническом, практическом плане.
Человек видит в себе нечто большее механичного технического действия. В этом видении действительно мерцает нечто большее предметной задачи. Каждая идея полагает достигнуть блага, но само благо не благо, когда оно предметно.
Таких три в жизни, или три жизни благ. Первое благо — Религиозный дух, второе — <благо> Технической практической харчевой жизни, третье в Искусстве. Но они суть блага, когда достигнут Бог, когда достигнута вещь, когда достигнута красота, а все достижения как цели будут беспредметны. Я отношу к беспредметному только понятие о высшей жизни, <лишь в ней превосходство> над жизнью материальной харчевой.
Высшее не в предмете, не в благе, но в беспредметном.
[43] В беспредметном не может быть идеи как блага, в нем нет обстоятельств, создающих тот или иной вид идей. Всякая идея — результат сложения обстоятельств.
44. В природе нет идеи и обстоятельств, в силу чего что- либо возникало, в ней обстоятельств не может быть. Всё находится в целостном единстве как беспредметности (и в то же время нет его). Жизнь же человека целиком в причинах и обстоятельствах, отношениях, от чего возникают различия как предметы.
Стремление человека к чему-то другому, высшему, в большинстве случаев относится и принадлежит духовному, но не материальному; под <духовным> нельзя все же мыслить полную беспредметность.
Действия духа подчинены идее практического достижения, я не знаю до сих пор духа вне этого. Как бы ни была высока напряженность духовной силы, все же она сводится к простой практической пользе. Таков всякий святой и герой, уничтожающий себя и проповедующий благо.
Нет ни одной иконы, где бы изображен был бы нуль. Сущность Бога — нуль благ, и в этом в то же время и благо. Нуль как кольцо преображения всего предметного в непредметное.
Если бы герой и святые видели, что в благе будущего ноль благ, были бы смущены такой действительностью, и у героя и у святого молитва застыла <бы> на устах.
45. Ни одно из течений жизни не приблизилось к беспредметному, не пришло к плану человека. Все осталось в плане животной пользы и ее достижения, а идейность, в которой нужно было бы видеть нечто большее животной харчевой жизни, стала той же <пользой>.
Такова практическая харчевая идея, <от> чего хочет избавиться Религиозный дух и Искусство. Оба хотят делать то, чего не может делать животное. Оно — абсолют законченной практической харчевой идеи.
Искусство выбилось из этого плана. Правда, оно и считалось «высшим» практическим предметом в одном случае, в другом — только надстройкой.
В высшем нужно разуметь беспредметность не практическую, а эстетическую. Но эта беспредметность была в образе предметного, что нужно преодолеть и выйти к полной беспредметности вне эстетического и практического. Выйдя к беспредметному, должно выйти из Искусства, так как оно помогало связывать предмет с беспредметным эстетизмом. Когда же живописцу удалось выйти из предмета, Искусство для него стало ненужным.
Возможно, что у Природы нет Искусства, так как она не воспроизводит предметов на основе эстетического чувства, [она] остается жить без всего предметного и служит [для человека] познанием в ней мудрости, хотя мудрости в ней не существует, мудрость появляется от суждений и рассуждений самого человека о непостижимой Природе, что и считается мудростью.
[46]. Природа ничего не постигает, в Природе не существует ничего того, что нужно было бы ей познать. Нет ни цели, ни смысла, ни практичности. Возможно заключить, что нет в ней и жизни, поскольку жизнь человеком понимается в своих практических проявлениях — жизнь только потому жизнь, что существует мысль.
Я мыслю — значит, существую. Но могу не мыслить и существовать, жить. Нельзя сказать, что Природа не живет, не существует, несмотря на то, что существование ее той или иной действительности — есть моя мысль. В ней действуют проявления без цели, ума, рассуждения, знания и идеи, она вечное без- идейное биение, вне причин и обстоятельств, она <как> возбуждение в первом случае, во втором как беспредметность. Отсюда может существовать и то, что не мыслит.
Возможно, что мысль создает жизнь, создает определенные формы как признаки жизни. Человек, забравшись в глубь природы, где нет никаких предметов, говорит — там нет жизни.
Там нет мысли, там нет <ни> книг, ни движения. Что же тогда там существует? Беспредметность, беспредметная природа. Появление человека в таком обстоятельстве вносит новую реакцию, которая выражается творением предметов, т. е. установление<м> понятий. Реализация таковых понятий создает вещь, предметы. Создается то, что называем жизнь.
Так создается предметная жизнь понятий, осознаваний, но сущность беспредметная фактически остается незыблемой. Для человека существует пустынная природа, но такой природы нет, там только звери дикие. Это доказывает, что поджизнью человек понимает свою природу понятий и отношений. Природа могла тоже сказать — там исчезла часть моя, в ней только пустыня человеческих понятий.
Существует, таким образом, две жизни, предметная как удовлетворение и беспредметная вне удовлетворения, не знающая его пустыня; идея как удовлетворение и безыдейность.
От идеи удовлетворения происходит восхождение совершенства ее идейных вещей и поведения, собирающихся стать единым и равным вне различий ничто. В беспредметности нет таковых, нельзя ничего выделить и различить, как нельзя ничего вынуть из живописного холста.
Таким образом, беспредметность явление, остающееся вне физического. Но так как все должно быть полезным, то живописное произведение стало художественным. Новая форма полезности <была объявлена> как эстетическая, целью которой и стало развитие человека в художест<венную> эстетич<ескую> ценность, [что служит для] удовлетворения <его> той стороной вещи, которой нельзя удовлетвориться физически.
Художественное и эстетическое, возможно, служат для познания эстетической стороны вещи, а также и явлений природы. Искусство может быть средством для разрешения этой стороны, т. е. той области исследования, которую не могут познать другие средства (Науки, Религия). Таким образом, вещь познаваемая может считаться завершенной, когда все понятия, в нас существующие, будут в ней доказаны существующими, и не только одни соединения химических случаев, но и эстетических и религиозных. И поскольку <может быть найден> исчерпывающий ответ, постольку будет удовлетворение. Полное познание вещи завершается эстетическим познанием, подобно нашей жизни вещей, которые завершаются художественной стороной. В этом все идеи познавания.
Таким образом, через познавание образуется предмет, вещь, законченное различие. Но если через познание выносится вещь, то оно появляется вне творчества, так как я не творил, а познавал. Творчество вне познания и представления, в действии слепом — но и то может быть отнесено к творчеству при условии, если акт только действие вне всех воздействий окружающих меня обстоятельств.
Познание — действие, превращающее неизвестное, или беспредметное, в предмет познания. Если неизвестное не сделаем предметом, не можем его познать. Все же познанное будет настолько верно, насколько неизвестное обращено б предмет познания исследования.
Исследования строятся исключительно на предположениях о неизвестном, устанавливаются границы различий. «Опыт» как выраженный результат, с моей точки зрения, не будет доказательством того, что выразили в опыте предмет. Оно будет только предположением о неизвестном, только суждением в физическом опыте. А раз предположение, то и творчество исчезает, оно <предположение> не подлинность, оно не может сотворить подлинность, оно только идея о неизвестном как представлении. На идеях строится жизнь практическая, предметная, существующее в ней Искусство противоположный полюс — в одном идея предмет, в другом беспредметность, что жизнь хочет воплотить в единую предметную идею9.
Отсюда составить из трех путей единое целое творческое нельзя. Всё же до сего времени существующее единство трех — простое насилие, искусственное соединение сильного царствующего харчевого экономизма Государств; <это> искусственное примирение духа религиозного, и материи, и
