удачным хотя бы потому, что он имел возможность присмотреть за детьми. Джош уже школьник, но Кристен пойдет в школу только осенью, поэтому она проводила дни в магазине. Он устроил ей местечко для игры за прилавком, и его умница-болтушка осталась очень довольна. Хотя ей было всего пять лет, она уже научилась управляться с кассой и отсчитывать сдачу. Она становилась на табурет, чтобы дотянуться до кнопок, и Алекса забавляло выражение лиц впервые заглянувших в магазин покупателей, когда Кристен начинала пробивать их покупки. Однако это нельзя было назвать идеальными условиями для ребенка, пусть малышка и не знала ничего другого.
Про себя Алекс признавал, что дети и магазин отнимают у него все силы. Иногда ему казалось, что он просто зашивается — нужно было собрать Джошу завтрак и отвезти его в школу, заказать товары у поставщиков, встретиться с оптовиками и обслуживать покупателей, одновременно забавляя дочку. Вечером было вообще не присесть. Он честно старался уделять детям максимум внимания — ездил с ними на велосипедах, запускал змеев и удил рыбу с Джошем, но Кристен обожала играть в куклы, рисовать и мастерить всякие поделки, а в этом он был не силен. Добавьте сюда приготовление обеда и уборку комнат, и сразу станет понятно, что он едва справлялся. Даже уложив детей спать, Алекс не мог расслабиться — всегда ждали какие-то дела. Он уже не верил, что сможет когда-нибудь отдохнуть.
Дети засыпали, но остаток вечера он проводил в одиночестве. Хотя в городке он знал практически всех, настоящих друзей у него было мало. Дружба с семьями, к которым они с Карли ходили бывало на барбекю или обеды, постепенно сошла на нет. Отчасти, конечно, от того, что работа в магазине и заботы о детях забирали все время. Однако Алекс чувствовал еще одну причину — знакомым с ним некомфортно, он стал ходячим напоминанием о том, что жизнь непредсказуема и страшна и что все может разлететься в одну секунду.
Его жизнь состояла из работы на износ с изрядной долей самоизоляции, но его поддерживали мысли о Джоше и Кристен. Ночные кошмары, мучившие детей после смерти Карли, стали гораздо реже. Когда малыши с плачем просыпались ночью, отец брал их на руки и баюкал, шепча, что все будет хорошо, пока они снова не засыпали. Дети посещали психолога, рисовали картинки и рассказывали о своих чувствах, но помогало это меньше, чем ожидал Алекс. Время от времени, когда он раскрашивал альбомы с Кристен или ловил рыбу с Джошем, дети вдруг притихали, и Алекс знал — они скучают по маме. Кристен иногда говорила об этом детским дрожащим голоском, и слезы катились по ее щечкам. В такие минуты у него разрывалось сердце, потому что он ничего не мог изменить. Психолог заверил, что дети быстро оправляются от горя и, если окружить их любовью, ночные кошмары постепенно прекратятся и слезы станут реже. Время показало, что врач был прав, но теперь Алекс столкнулся с другой стороной потери, не меньше надрывавшей ему сердце. Дети приходили в себя, но их воспоминания о маме неуклонно слабели, словно выцветали. Они были совсем маленькими, когда не стало Карли, — четыре и три года; значит, неизбежно придет время, когда мама превратится в зыбкое воспоминание. Этого не избежать, но Алекс не мог перенести, что сын и дочь не будут помнить смеха Карли, нежности, с которой она держала их младенцами, то, как глубоко она их любила.
Он не любил фотографировать, это Карли не расставалась с фотоаппаратом, вот и остался целый ворох снимков его и детей, и только на нескольких была она. Хотя Алекс, рассказывая детям о маме, всегда листал фотоальбом, его не покидало чувство, что рассказы превращаются… просто в рассказы. Связанные с ними чувства теряли форму, как песочные замки, смываемые волнами. То же случилось и с портретом Карли, висевшим в его спальне. В первый год после свадьбы он настоял сделать студийный снимок супруги, несмотря на ее протесты, и остался очень доволен. С фотографии смотрела красивая, независимая, волевая женщина, пленившая его сердце, и ночью, когда дети давно спали, он порой не сводил взгляда с лица жены со смятением в душе. А Джош и Кристен проходили мимо.
Он часто думал о жене и скучал по общению с Карли — дружба была краеугольным камнем их счастливого брака. В глубине души Алекс знал — ему снова хочется этого. Он был одинок, пусть и не любил это признавать. Много месяцев после похорон он решительно не мог представить себе отношений с другой женщиной, не говоря уже о новой любви. Даже через год он гнал от себя подобные мысли — боль была слишком сильна, память слишком свежа, но несколько месяцев назад он возил детей в аквариум, и, когда они стояли у бассейна с акулами, Алекс заговорил с красивой женщиной, стоявшей рядом. Она тоже не носила обручального кольца и пришла с детьми. Малыши оказались ровесниками Джоша и Кристен, и пока вся четверка бродила вдоль стеклянной стенки резервуара, показывая пальчиками на акул, женщина засмеялась над шуткой Алекса и вдруг показалась ему привлекательной, живо напомнив о том, что когда-то у него было. Разговор вскоре сошел на нет, и они разошлись, но, выходя, Алекс увидел, что новая знакомая машет ему на прощание. Ему остро захотелось подбежать и попросить номер телефона, однако он остался стоять, глядя, как ее машина выезжает с парковки. Больше он эту женщину не видел.
Он думал, что вечером на него нахлынет сожаление и он станет упрекать себя за нерешительность, но ничего такого не случилось. Собственное поведение не казалось ему неправильным, оно выглядело… нормальным. Не попыткой самоутвердиться, не опьянением перспективами, а просто нормальным, и Алекс понял, что начинает приходить в себя. Он не был готов посвятить себя холостой жизни. Если больше не сложится, — значит, судьба. А если сложится? Алекс рассудил, что разберется, когда кто-нибудь появится, и готов был ждать, пока не встретит ту, которая вернет радость в его жизнь и будет любить его детей не меньше, чем он. Однако Алекс сознавал, что шансы найти такую женщину в Саутпорте ничтожны — городок слишком мал. Практически все, кого он знал, были либо замужем, либо на пенсии, либо ходили в местную школу. Не так много было кругом одиноких женщин и еще меньше тех, кто согласился бы пойти за вдовца с детьми, а другие варианты отпадали. Может, он и тяготится одиночеством, может, ему и не хватает общения, но детьми он жертвовать не станет — и без того они достаточно натерпелись. Сын и дочь всегда будут его главной заботой.
И все-таки Алексу казалось, что его дело небезнадежное. Его заинтересовала одна девушка, хотя он почти ничего о ней не знал, за исключением того, что она не замужем. С начала марта она заходила в магазин раз или два раза в неделю. В первый свой визит она показалась ему бледной немочью — он не взглянул бы на такую второй раз. Люди, приезжавшие в Саутпорт, часто заходили в магазин за колой, бензином или каким-нибудь сникерсом, и Алекс редко видел их снова, но эта девушка на них не походила. Она бесшумно бродила вдоль стеллажей, словно призрак в человеческом облике, низко опустив голову, всячески стараясь быть незаметной. Впрочем, ей это не удавалось: она была слишком красива. На вид ей можно было дать лет двадцать восемь. С самодельным коротким каре, без косметики, с высокими скулами и большими, широко расставленными глазами незнакомка казалась элегантной и хрупкой.
Когда девушка впервые подошла к кассе, Алекс увидел, что она еще красивее, чем казалась издали. У нее были зеленовато-ореховые глаза с золотистыми искрами, а короткая рассеянная улыбка таяла так же быстро, как и появлялась. На прилавок девушка выложила самые простые товары: кофе, рис, овсянку, макароны, арахисовое масло и кое-какие предметы гигиены. Алекс интуитивно понял, что попытка завязать разговор только создаст неловкость, поэтому пробивал покупки молча. И тут он услышал ее голос.
— А фасоль у вас есть? — спросила она.
— Простите, не бывает, — ответил он.
Складывая ее покупки в пакет, он заметил, что девушка смотрит в окно, рассеянно покусывая нижнюю губу. Отчего-то ему показалось, что она сдерживает слезы.
Он кашлянул.
— Если вы часто будете брать фасоль, я охотно ее привезу. Вы какую предпочитаете?
— Не хочу вас затруднять, — ответила она почти шепотом. Девушка расплатилась мелкими купюрами, взяла пакет и вышла.
К его удивлению, она пересекла парковку не задерживаясь, и когда он понял, что она пришла пешком, это еще сильнее подогрело его любопытство.
На следующей неделе в магазине появилась фасоль. Алекс привез три сорта — пеструю, обыкновенную и лимскую круглую, правда, всего по одному пакету, и когда девушка снова пришла, сообщил, что бобы можно найти на нижней полке в углу, возле риса. Она принесла к кассе все три пакета и спросила, нет ли у него лука. Он показал на сетки с луком в огромной корзине у двери, но девушка покачала головой.
— Мне только одну луковицу, — пробормотала она с неуверенной, извиняющейся улыбкой. Ее руки дрожали, когда она положила на прилавок деньги. И опять она ушла пешком.
