Коню я изодрал бока ударом шпор
И поскакал в поля. Я мчался как безумный,
И ветер бил в лицо, неистовый и шумный…
Но наконец без сил, измучен, истомлен,
Весь окровавленный, я рухнул. Вижу – склон,
А выше – огонек: там хижина жилая,
Там голоса слышны. Стучусь я, заклиная:
«Во имя короля, откройте поскорей!» –
И, захрипев, без чувств свалился у дверей.
Я весь закоченел, потратя крови много…
Не знаю, долго ли лежал я у порога,
Но на постели и в тепле очнулся я.
Собралась вкруг меня крестьянская семья:
Ко мне склонились все в сочувственной печали
И – не очнусь ли я – с тревогой ожидали.
И вижу вдруг: среди бретонских мужиков,
Как птичка дикая средь вялых индюков,
Стояла девушка. Шестнадцать лет! Ребенок!
Но вся – изящество! Стан небывало тонок!
Прелестное лицо и нежный шелк волос,
Под чепчик спрятанных. За пару этих кос
И королева бы отдать богатства рада.
А ножки! – для графинь и зависть и досада!
Да, в добродетели мамаши до конца
Я не был убежден: на месте бы отца
За право авторства не спрашивал я много!
Но как она мила! А взор, глядевший строго
И целомудренно!.. Три ночи и три дня
Малютке привелось выхаживать меня.
И я за ней следил: вот только села – встанет,
Неслышно отойдет; молитвенник достанет
И молится, О ком? Не обо мне ль, больном?
Иль о другом? Скользнет по комнате потом
Такими легкими, бесшумными шагами
И взглянет на меня янтарными глазами.
Цвет глаз – как у орла – прозрачно-золотой,
И та же гордость в них с бесстрашной прямотой.
Впервые встретив вас, я вновь нашел нежданно,
Такой же самый взор, маркиза! Как ни странно,
Янтарный этот цвет (как будто луч насквозь
В глаза проник) у вас найти мне довелось…
Была она такой прелестной и невинной,
Что, сам не знаю как (три дня ведь – срок недлинный!),
Влюбляться начал я… Тут утром, как назло,
Орудий дальний гул и грохот донесло.
Хозяин мой вбежал весь бледный, потрясенный:
«Беда! там Синие! Видны уж батальоны!
Спасайтесь!» И хоть слаб еще я был тогда,
Но надобно спешить; вскочил я без труда:
Как конь, что весь дрожит, сигнал заслышав к бою,
Так я был весь взбодрен тревогой боевою.
Спешу, но у крыльца – стоит и ждет она,
Вся в черном, капли слез в глазах, бледна, грустна,
И держит мне коня. Готов лететь карьером,
Я все ж, с коня склонясь любезным кавалером,
Превесело ее поцеловал. Тогда
Она отпрянула, зардевшись от стыда,
И – молнии в зрачках, вся выпрямясь надменно:
«О сударь!» – молвила. Тут понял я мгновенно:
Она совсем не то, кем я ее считал!
Ее манеры! Вид! Как я впросак попал!
Дворянской девушке нанес я оскорбленье,
Из рода знатного! Малютку, без сомненья,
Скрывала старых слуг почтенная семья,
Пока ее отец сражался там, где я.
Признаться, в глупое попал я положенье!
Но – Дон-Кихот в душе (к тому ж воображенье
Полно романтикой наивных старых книг) –
Я соскочил с коня и перед нею вмиг
Колено преклонил: «Мадмуазель, простите
Безумный мой порыв! Поверьте и поймите,
Что этот поцелуй – не лгу я никогда! –
Не ветреником дан. Вы верите мне? Да?
И коль позволите, – он дан в знак обрученья.
Я вновь сюда вернусь, лишь кончатся сраженья,
Чтобы залог любви, что отдан вам, найти». –
«Пусть так, – она в ответ, – счастливого пути!
Прощайте, мой жених! – шлет поцелуй воздушный, –
Готова я вину простить вам простодушно,
Но, незнакомец мой, вернитесь поскорей!»
И тут я ускакал…
Маркиза
Вы не вернулись к ней?
Граф
Увы!.. Но почему – мне не найти ответа!
Я думал: любит ли меня малютка эта?
Ведь виделись мы миг! А я люблю? Я сам
Не знал. Не мог решить. Ну, я вернусь, но там –
Что я найду? – Ее в замужестве счастливом,
Любимую другим, в кругу детей шумливом…
Что ж, предложение поспешное глупца
Скользнуло без следа по ней, как бред юнца;
Воспоминания, возможно, и остались…
Да и найти ль ее мне там, где мы расстались?
Не обманулся ль я? Не сохранить ли мне
Воспоминание нетронутым вполне,
Чтобы жила она в моих мечтах такою,
Какой ее видал?.. Вернуться к ней? Не скрою, –
Боялся, что, взглянув, разочаруюсь я…
