Жозиана Морлеван рассмеялась, и смех разрядил атмосферу. Почувствовав это, г-жа офтальмолог решила пойти ва-банк: довериться судье как женщине.
— Я должна признаться вам, г-жа судья. У меня такое чувство, что само провидение послало мне этих детей. Вот уже три года мы с мужем пытаемся завести ребенка. Даже прибегли к искусственному оплодотворению. Но увы…
Лоранс склонила голову над досье. Ей-то беременность не грозила, не от шоколада же «Нестле».
— Мне тридцать семь лет, — продолжала Жозиана. — Время уходит…
Лоранс было тридцать пять.
— Понимаю, — холодно сказала она. — Но Барт более близкий родственник детям.
«Барт, она называет его Бартом!» Жозиана чуть ногами не затопала. Почему все больше любят брата? Так было с самого детства, с тех пор, как он влез между нею и матерью. Мать тоже его больше любила. Он всегда был всеобщим любимцем.
— А все-таки, г-жа судья, вы достаточно хорошо себе представляете, что такое Бартельми?
Давняя злость прорвала плотину, унося куда-то далеко пуловеры от Родье и хорошие манеры.
— Он ведь педераст, который снимает себе дружков в ночных клубах! Вы отдаете себе отчет, какой это пример для детей?
Лоранс все более непреклонно поджимала губы. Никто не смеет навязывать ей решения.
— Мадам, — ледяным тоном отрезала она, — я руководствуюсь интересами детей Морлеван. Ничего другого я не принимаю во внимание.
— Ну-ну, а вы не думали о том, что Бартельми попросту опасен для несовершеннолетних?
Намек был гнусный.
— Не говорите потом, что я вас не предупреждала, — заключила Жозиана. — Я, со своей стороны, тоже руководствуюсь интересами детей.
Она вышла, оставив судью, все это время не притрагивавшуюся к шоколаду, в состоянии жесточайшей ломки.
Но встреча ничего не дала. Она только настроила против себя судью. Оставалась социальная сотрудница.
— Я, должно быть, произвела на вас плохое впечатление при нашей первой встрече, — сказала Жозиана Морлеван, усаживаясь напротив Бенедикт.
Они договорились встретиться в одном из ресторанчиков XI округа.
— Да-да, знаю, я бываю невыносимой, — продолжала Жозиана. — Но у меня было чувство, что на меня оказывают давление. Я по натуре очень независима.
Бенедикт кивнула. Она и сама была такая.
— Но я не бесчувственная. Эта ужасная трагедия, которую сейчас переживают дети, глубоко меня взволновала, — добавила Жозиана. — Мне бы хотелось им как-то помочь.
Бенедикт попалась в ловушку. Добрые чувства — это была ее епархия. Она улыбнулась Жозиане.
— Нам действительно очень нужны люди, желающие помочь, чтобы составить семейный совет. Но Морлеваны вели такой уединенный образ жизни, что я пока никого не нашла, кроме няни маленькой Венеции. А эта женщина и читать-то едва умеет…
Жозиана не слушала, но выражение лица у нее было самое заинтересованное.
— Послушайте, а вам не кажется странным доверять детей такому человеку, как Бартельми?
— А? — отозвалась Бенедикт. — Да, я понимаю, что вы имеете в виду…
С судьей она не решилась поднимать этот вопрос. А сейчас попыталась укрыться за общими рассуждениями:
— Знаете, общество развивается, взгляды становятся шире. Есть уже PACS,[4] а скоро, по-видимому, гомосексуальные пары получат право на усыновление.
— Я тоже придерживаюсь широких взглядов, — поспешила заверить ее Жозиана. — И вообще, личная жизнь Бартельми никого кроме него не касается.
Бенедикт, окончательно очарованная, только утвердительно кивала. Терпимость, права всех и всяческих меньшинств — это был ее катехизис. Так что следующие слова Жозианы резко вернули ее с небес на землю:
— Проблема в том, что Бартельми заводит случайные знакомства в ночных клубах и водит к себе кого попало. Вы представляете, как это может повлиять на детей? На маленькую Венецию?
Расстроенная Бенедикт теперь качала головой отрицательно.
— Не надо сгущать краски, — пролепетала она. — Барт ведет себя с детьми вполне нормально. В воскресенье водил их на Диснея. Очень хорошо все прошло.
«И она называет его Бартом», — отметила Жозиана, закипая. Но она не дала воли ярости и приняла озабоченный вид.
— Дай-то бог, чтобы вы оказались правы, — она вздохнула. — Никогда не задумывалась, насколько щекотливое положение у социальных работников. Ведь, в сущности, случись что с детьми — моральная ответственность ляжет на вас.
После этого ободряющего замечания Жозиана расплатилась за кофе и предложила взять на выходные Венецию.
— У меня вилла в Довиле. Девочке хорошо бы проветриться.
Она совсем заморочила Бенедикт голову, и та пообещала поговорить с малышкой.
Дети Морлеван не подозревали об опасности, угрожающей братству. Они узнали только, что Жозиана собирается пригласить Венецию в гости. В субботу директору приюта Фоли-Мерикур позвонил Барт. Венеция забыла у него одну Барби, а Симеон — «Общественный договор». Барт предложил занести их в приют.
— Поцеловать! — приветствовала его Венеция, вскинув руки как ведущая актриса на подмостках.
Все трое Морлеванов набились в каморку девочек, чтобы без помех пообщаться со старшим братом.
— Ничего так семейный склеп, — пошутил Барт. — Держи, одаренный, вот твой талмуд.
Симеон по своему обыкновению сидел на полу спиной к стене. Он протянул руку за книгой. Бартельми уселся на кровать, отодвинув плюшевые игрушки. На другой кровати по-турецки сидела Моргана и пыталась делать уроки. На подоконнике Венеция разложила пятерых Барби.
— Держи, дурилка, вот твоя Барби, — сказал Барт и кинул куклу Венеции.
— Спасибо, — девочка поймала ее на лету. — Она будет заниматься любовью вот с этой, которая без пары.
— Oh, boy! — воскликнул Бартельми, только сейчас заметив, что все Барби лежат парочками. — Ну вы, девчонки, не теряетесь!
— Кена-то у меня нет, — объяснила Венеция.
— Что ты можешь сказать о сестре? — спросил Барта Симеон.
Тот улыбнулся своей чарующей улыбкой с ямочками. Ему ужасно нравилась Венеция.
— Симпотная, — сказал он.
— Я спрашиваю про твою сестру Жозиану, — уточнил Симеон.
— Не симпотная, — припечатал Барт.
— Она хочет взять Венецию на выходные в Довиль.
— Стремно, — поморщился Барт.
— Ты можешь хоть иногда говорить по-человечески? — прикрикнул на него Симеон.
— Есть, босс. Жозиана просила у Деда Мороза мужа, телик с плазменным экраном, виллу в Довиле и белокурую дочурку. А Дед Мороз список не дочитал.
Жозиана терпеть не могла брата, и Барт платил ей тем же.
— От нее и киднеппинга можно ожидать, — предрек Барт, который был не таким идиотом, как могло показаться.
— А что такое киднеппинг? — спросила Венеция.
Моргана подняла глаза от тетрадки.
— Это когда детей похищают и держат в плену.
