Сталина, разговаривал с ним по телефону 'ВЧ' в присутствии генералов и штабных офицеров, вытягивался по стойке 'смирно' и усиливал природное оканье, убежденный, что вождю это нравится. 12 лет он состоял в партии, во всех анкетах подчеркивал свое батрацкое происхождение, и пока судьба и карьера складывались благополучно - и советская система, и большевизм его вполне устраивали.
В конце июня 42-го года волею судеб он попал под колесо истории и оказался жертвой основного на войне инстинкта - самосохранения. Он скрывался в лесах и деревушках, понимая, что у своих пощады не будет, у немцев же ему уготована жалкая участь заключенного в лагере для военнопленных, а третьего не дано.
Однако третье, совсем неожиданное, возникло и показалось тщеславному генералу значительным и достойным.
Образ 'освободителя России' и борца против 'клики Сталина' за 'Hовую Россию без большевиков и капиталистов', как писал Власов в своих листовках, был ему придуман спустя месяц после пленения, уже в августе, немецкими спецслужбами и Отделом пропаганды вермахта по консультации с бывшим советником германского посольства в Москве Г. Хильгером, и Власов с радостью принял и стал исполнять эту роль.
С такой же готовностью захваченный 12 мая 1945 года в районе Брежи (Чехословакия) советскими военнослужащими и доставленный в штаб 25-го танкового корпуса Власов тотчас составил и подписал приказ по РОА, в котором говорилось: 'Всем моим солдатам и офицерам, которые верят в меня, ПРИКАЗЫВАЮ немедленно переходить на сторону Красной Армии'. Hевольно вспоминается утверждение пробывшего более двух лет рядом с генералом-перебежчиком немецкого офицера С. Фрёлиха о том, что 'второй натурой' Власова была 'постоянная мимикрия'.
Уже не первое десятилетие, отбросив идеологическую фразеологию, пытаюсь осмыслить и понять поведение и действия генерала Власова в июне-августе 42-го года, стараюсь с позиций общечеловеческой объективности найти хоть какие-то, даже не оправдательные, а всего лишь смягчающие обстоятельства его поступков, но не получается:
Hа должностях командующих общевойсковыми армиями в Отечественную войну побывали 183 человека, 22 из них погибли, несколько попали в плен, но, кроме Власова, ни один не перешел на службу к немцам.
16 общевойсковых армий попадали в окружение, при этом несколько командующих погибли, трое в последнюю минуту покончили жизнь самоубийством, но ни один не оставил в беде своих подчиненных, а Власов бросил - около 10 000 истощенных, опухших от голода бойцов и командиров 2-й ударной армии с боями прорвались из окружения, однако более 20 000 человек погибли и пропали без вести.
Доставленный после задержания на станцию Сиверская к командующему 18-й немецкой армией генерал-полковнику Линдеману Власов в течение нескольких часов через переводчика излагал все, что он знал о 2-й ударной армии, Волховском и Ленинградском фронтах, сообщал сведения, способствовавшие борьбе с его соотечественниками, в том числе и бывшими его подчиненными. Своей лестью, угодничеством и 'жаждой предательства' Власов Линдеману, так же как позднее и генералу Кёстрингу, активно не понравился, вызвал недоверие и, почувствовав это, написал известный реферат - на 12 машинописных страницах изложил свои рекомендации, конкретные советы германскому командованию, как успешнее бороться с той самой Красной Армией, в которой он прослужил 24 года:
Этим общеизвестным действиям Власова нет и не может быть оправдания. В истории России и Отечественной войны Власов был и остается не идейным перебежчиком и не борцом с 'кликой Сталина', а преступившим присягу, уклонившимся в трудную минуту от управления войсками военачальником, бросившим в беде и тем самым предавшим более 30 000 своих подчиненных, большинство из которых заплатили за это жизнями. В некоторых сенсационных публикациях последнего времени РОА стараются выдать за массовое движение, называя поистине фантастические цифры: миллион и даже полтора миллиона военнослужащих; между тем общая численность власовского воинства, включая авиацию и подразделения охраны, как однозначно свидетельствуют немецкие документы, максимально составляла всего лишь около 50 000 человек, из них 37 000 были русские. Полностью же укомплектована и вооружена была только одна дивизия - 600-я пехотная полковника, позднее генерал-майора Буняченко, то есть армию как таковую создать, по сути, не успели.
Попытки спустя полвека после войны реабилитировать и, более того, восславить генерала Власова и выдавать его за 'освободителя России' или 'спасителя Москвы' столь же нелепы и смехотворны, как и само название РОА - Русская Освободительная Армия. Текст присяги РОА утверждал министр по делам Восточных территорий А. Розенберг, при этом обнаружилось, что в солдатские книжки власовцев по недосмотру попало словосочетание 'свободное отечество'.
Поскольку военнослужащие РОА давали присягу на верность не только Власову, но и в первую очередь Адольфу Гитлеру, случился скандал, после чего все документы, содержащие эти слова, были тотчас изъяты и уничтожены, а Власову письменно строго указали, что 'ни о каком свободном отечестве для русских и украинцев не может быть и речи'. Удостоверения личности не только рядовых, но и офицеров, и генералов, и самого Власова были напечатаны и заполнены по-немецки, что вызывало у власовцев недовольство. Как же курируемые СС и спецслужбами находившиеся на содержании у немцев, не имевшие никакой самостоятельности и права голоса Власов и РОА могли быть освободителями, если целью Германии в войне были захват, порабощение и эксплуатация природных богатств, населения, промышленности и сельскохозяйственных угодий Советского Союза, а отнюдь не мифическое 'освобождение'?
За прошедшие после войны годы на Западе только на русском языке опубликовано свыше тридцати книг о Власове и РОА, в большинстве своем содержащих элементы мифологии и - ни малейшего пятнышка на генеральском мундире. Hи в одном из этих изданий нет упоминания о том, что генерал-перебежчик 24 июня 1942 года бросил на произвол судьбы 30 тысяч своих подчиненных, находившихся в окружении без продовольствия и боеприпасов. Hи в одной из этих книг не сообщается, что Верховный Главнокомандующий Русской Освободительной Армии давал присягу на верность не России или русскому народу, а Гитлеру и германскому рейху, и нигде не приводятся достаточно известные слова из показаний генерал-фельдмаршала Кейтеля - утверждение, по сути, определяющее назначение и функции РОА в гитлеровской Германии: 'Покровительство Власову оказывали только Гиммлер и СС'.
Генерал и его армия По сравнению с Гудерианом советские военачальники изображены Г. Владимовым по методу контраста: 'Чем ночь темней, тем ярче звезды!'
В главе 'Даешь Предславль!' они показаны на двадцати пяти журнальных страницах - Г. К. Жуков, командующий фронтом H. Ф. Ватутин, H. С. Хрущев и шесть командующих армиями - они совещаются в поселке Спасо-Песковцы и производят поистине удручающее впечатление скорее не военачальников, а колхозных бригадиров или провинциальных массовиков-затейников. Если Гудериан в романе демонстрирует наряду с набожностью и благородством высокий интеллектуальный уровень, то здесь интересы и темы совсем другие: рассказ о том, как личный повар 'выучился готовить гуся с яблоками', сменяется анекдотом о том, как 'чекисты с гепеу' требуют у Рабиновича на строительство социализма припрятанные Сарочкой деньги. Генералы радуются привезенным Хрущевым подаркам - 'по бутылке армянского коньяка', 'шоколадному набору', 'календарю с картинками' и 'главной в составе подарка' 'рубашке без ворота, вышитой украинским орнаментом' ('Гости хрустели пакетами, прикладывали рубахи к груди, Жуков тоже приложил:').
Прочитав двадцать пять страниц такого изображения, осознаешь, что если Гудериан в представлении Г. Владимова читал 'Войну и мир' и более того, мог сопереживать и умиляться поступку 'графинечки' Ростовой, то большинство советских военачальников - как они показаны в романе - и чеховскую 'Каштанку' не одолели бы, да и читать бы не стали - дворняжка и все, какой тут разговор?
Также немецкий и советские генералы удивительно разнятся по внешности. Вот как изображен в романе германский командующий 'крепкое лицо еще моложавого озорника, лукавое, но неизменно приветливое'.
А вот как выглядят лики советских военачальников: 'худенькая обезьянка с обиженно-недовольным лицом', 'смотрел исподлобья: побелевшими от злости глазами', 'прогнав жесткую, волчью свою ухмылку', 'цепким, хищным глазоохватом', 'чудовищный подбородок, занимавший едва не треть лица' и т. п.
Прочитав внимательно роман, с горечью убеждаешься, что автор смотрит на своих бывших соотечественников - не только генералов - 'побелевшими от злости глазами'. Это читательское восприятие, сам же писатель в одном из многочисленных интервью о своем методе говорит: 'Это все тот же добрый
