О чем думал одиннадцатилетний мальчик, на глазах которого был убит человек, ставший накануне мужем его матери?
Убитого Ивкина Олег называл папой.
Да и как бы ни называл - он сидел справа и все видел своими глазами.
Ивкин и Федоров скончались на месте.
А Валентину Цыпленкову досталась другая судьба.
Он лежал в реанимационном отделении и очень, очень хотел увидеть Марину. Никого никогда в такое отделение не пускают - её пустили: должно быть, Валентин просил так, что ему не смогли отказать.
Он находился на искусственной вентиляции легких.
Войдя в палату, Марина увидела страшное зрелище - человека, которого соединяли с жизнью тоненькие проводочки...
Как знать, быть может, эти проводочки дотянули бы его до берега и ему суждена была жизнь. Но, увидев Марину, он, наверное, окончательно и бесповоротно понял какую-то последнюю в своей жизни тайну - быть может, заключалась она в том, что он не пожелал вымаливать у судьбы жизнь такой ценой, не захотел жить калекой. Когда она ушла, он выдернул все провода ударил по руке судьбу, которая сделала ему последнее предложение.
Предложение ему не подошло. На девятнадцатый день он умер.
У Марины осталась его записка. Я смогла в ней разобрать только два слова: 'Твой Валька'.
Последний выстрел Алексей Краузов оставил себе - но перекос патрона в патроннике сделал этот выстрел невозможным.
Свидетель И. Пунинский показал, что 2 июня около 14 часов 15 минут, когда проверял постовую службу, услышал по рации сообщение о выстрелах на Партизанской улице. Прибыв на автомашине по указанному адресу, он с водителем вошел в подъезд дома. На ступеньках лестницы первого этажа им встретился человек в форме старшего лейтенанта милиции и на вопрос о том, кто стрелял, ответил, что стрелял он.
Затем он отдал Пунинскому пистолет и вытянул руки для того, чтобы Пунинский надел на него наручники.
Четвертого февраля 1991 года приговором Военного трибунала Московского военного округа Краузов Алексей Викторович, 1959 года рождения, признан виновным по п. 'з' ст. 102 УК РСФСР и приговорен к исключительной мере наказания - смертной казни.
Два человека, от которых, как выяснилось, зависит жизнь и смерть Алексея Краузова, оказались на его пути не одни, а рука об руку с несчастьем. Марина - про Марину вы знаете. А вторым человеком оказался следователь Севрюгин. В то время, когда он вел предварительное расследование по делу Краузова, был убит его отец, прокурор Дзержинского района В. Севрюгин.
Как чувствовал себя следователь, у которого только что застрелили отца, в присутствии человека, пистолет которого замолчал только потому, что сломался?
Боюсь, что тень ещё одного убийства не добавила света к расследованию трагедии, разыгравшейся на Партизанской улице.
Так или иначе, но помощник военного прокурора Московского гарнизона капитан юстиции Е.В. Севрюгин подписал обвинительное заключение, в котором Краузов обвинялся в совершении умышленного убийства из хулиганских побуждений с особой жестокостью, способом, опасным для жизни многих людей, а также покушался на убийство несовершеннолетнего О. Ильичева.
Если перевести все это на язык, которым мы изъясняемся между собой, то обвинялся Алексей не только в том, что он убил трех человек, но сделал это как хулиган-садист, зная, что при этом присутствует мать Ивкина, жена Федорова, а также дочь Федорова и сын невесты, Олег Ильичев.
В судебном заседании пункты 'б', 'г' и 'д' отпали.
Статья же 102, п. 'з', осталась.
Предполагаю, что произошло это на основании заключения судебно-психиатрической экспертизы, в котором говорится:
'...Краузов находился в состоянии эмоционального напряжения, обусловленного значимой для него ситуацией.
...данная ситуация была хронической и носила психотравмирующий характер.
...испытуемый находился в состоянии эмоционального напряжения, которое оказало существенное влияние на его сознание и деятельность.
Состояние эмоционального напряжения, в котором находился Краузов в момент совершения правонарушения, однако, не достигло глубины физиологического аффекта'.
Поясню: если бы в заключении экспертизы значилось, что состояние Краузова достигло глубины физиологического аффекта, то суд мог бы квалифицировать содеянное Краузовым согласно статье 104 УК РСФСР, то есть убийство, совершенное в состоянии сильного душевного волнения.
Соответственно и наказание определено могло быть другое.
А может ли вообще идти речь о другом наказании?
Тут надо сразу определить, руководит ли нашими помыслами людоедства логика 'кровь за кровь' или мы все же претендуем на другое, а именно на глубоко осмысленное желание разобраться в происшедшем?
Эксперты утверждают, что состояние Краузова не достигло глубины физиологического аффекта.
Можно ли считать это суждение бесспорным?
Если он вполне отдавал себе отчет в том, что делает, значит, приехал на Партизанскую улицу, руководствуясь соображениями глубоко продуманными?
Но разве не было у него, человека, имеющего прямой доступ к оружию, более простой и верной возможности расправиться с тем, кого он мог считать своим обидчиком?
Если Краузов замыслил убийство соперника, то все, что он сделал в дальнейшем, можно назвать демонстрацией беспомощности - именно в связи с отсутствием самой простой логики.
Да, вооруженная беспомощность.
Изо дня в день боролся он с надвигающимся роковым для него распадом семьи. Наконец, благодаря его непростым усилиям, достигается желанная цель - жена соглашается вернуться. Причем договор носит отнюдь не платонический характер. Жена провела с ним неделю и сама - я это подчеркиваю - сама сказала, что разводиться не хочет.
Казалось бы, все. Жена, которую он любит, и дети, которых лелеет, все вернулось к нему.
В мгновение ока доверчивость его терпит безусловное поражение, когда он оказывается на пороге злосчастной квартиры на Партизанской улице.
Разрешилась ситуация, имевшая для него жизненно важное значение.
Еще раз спрашиваю: можно ли считать бесспорным утверждение экспертов, что состояние Краузова не достигло глубины физиологического аффекта?
Не знаю, как может вместить сознание убийство трех ни в чем не повинных людей. Не знаю, как Алексей Краузов с этим живет и как с этим вообще можно жить.
Но, хотим мы этого или не хотим, нам придется согласиться с тем, что это - дело его души, а наше дело - совсем другое. Или должно быть другим.
Почти все мы материалисты по убеждениям.
А судьи - профессиональные материалисты. Делом их жизни является способность оценить человеческий поступок. И материалистам ли не знать, что, не оценив намерений, поступок оценить КАК ДОЛЖНО не удастся.
Не удавалось ещё никогда и никому.
Ублюдок
Кто бы мне объяснил, для чего они уговаривали Федорова поехать с ними?
В голову приходит одна-единственная глупость: у Татьяны было шесть сумок. Две - Виктору, две - ей и две - как раз Паше, Павлу Федорову, сослуживцу, который 28 марта 1991 года приехал в контору отделения перевозки почты, чтобы получить компенсацию к зарплате, а заодно встретить Татьяну Вакуленко и Виктора Филина, которые вернулись из очередного рейса.
Татьяна работала заместителем начальника почтового вагона, а Виктор и Павел - проводниками- электромонтерами.
Федоров встретил их на перроне, все вместе они выпили в вагоне по случаю окончания рейса, а потом
