разлуки это первый верный случай, когда мне можно поговорить с тобой непринужденно о многих вещах, которые я не решался передать с фельдъегерем, зная из достоверного источника, что все наши письма вскрываются. Почта по прибытии в Петербург доставляется к Вязмитинову, где так просматривается, что просто восторг. Состояние печатей на твоих письмах, получаемых от тебя, доказывает мне, что и им тоже не слишком посчастливилось. А потому умоляю тебя, не касайся политики или по крайней мере того, что можно передавать лишь при самой надежной оказии. В этом отношении сейчас подозрительны больше, чем когда- либо, чему я имел много доказательств с тех пор, как я прибыл сюда.
Мое личное положение по- прежнему прекрасно, несмотря на довольно сильную стычку мою с канцлером Румянцевым, в которой победа осталась за мной, чего он не простит мне вовеки. Здоровье его не слишком хорошо ни в физическом, ни в нравственном отношении. Но этот вид агонии, как в той, так и в другой области, может еще долго тянуться. Его друг Аракчеев лучше, чем когда-либо, принят при дворе и вернется, вероятно, на свое прежнее место (19). Фельдмаршал Гудович подал в отставку(20), и его заменит Ростопчин. <...>
Вести из Германии самые миролюбивые, и говорят, что Великий Муж(21) принявший так хорошо все, что доставил ему Сердобин, только затем и прибыл в Дрезден, чтобы заключить мир. Внуши ему небо подобное намерение, и ничто никогда не помешает ему его осуществить. <...>
М. Д. Нессельроде - мужу.
16 мая. С.-Петербург <
...>Я никуда не выезжаю вечерами, кроме как по приглашению царственных особ. Вчера, сверх ожидания, был прием у императрицы Елизаветы. У нее давали русский спектакль - водевиль по поэме Шаховского (22), сюжет которого очень подходит к нынешним обстоятельствам. Он относится ко временам Петра Великого, но можно увидеть намеки на нашего императора. Говорится о Полтавской битве, о славе наших войск; на сцене появляются гвардейцы в старой форме, и это доставляет удовольствие. Все просто, но вместе с тем и благородно. Много в пьесе о некоем Кочубее, бывшем в то время полковником в одном из казачьих полков. Он действовал очень доблестно, но в конце концов попал в руки Мазепы, который велел его казнить за отказ перейти на его сторону. Всего этого в пьесе нет, но мне потом рассказали. Мелодии арий подобраны восхитительно - они чисто народные. Это представление растрогало меня и доставило много удовольствия. Остаток вечера прошел однообразно и очень натянуто. После скоро поданного ужина мы откланялись. До 11 часов все уже кончилось.
Н. Н. Раевский - А. Н. Самойлову.
17 мая. Бельцы <
...>По почте кроме как о погоде и здоровье писать не должно. Движение армии нашей - причиною отправления жены моей восвояси. Скажу вам причину оному [движению], и что как у нас делается. Вам уже известно, что главная квартира первой армии - в Вильне(23), коей фланг примыкал к морю. На пятисотой дистанции, нас(24) разделяющей от ней, был корпус Эссена, в двух дивизиях состоящий, в Пружанах против Бреста. Позади его - болота непроходимые. Здравый рассудок всякому скажет, что неприятель, сосредоточив свой правый фланг, опрокинув слабый корпус Эссена, соединенными силами может напасть на первую армию прежде, нежели вторая до половины дороги дойдет к ней на помощь, [и] превосходными силами истребить ее может. Но, видно, что они или не готовы к войне, или не были хорошо о сем извещены, или также, будучи люди, ошиблись, [но] не [вос] пользовались нашим невыгодным положением. Теперь есть известие, что несколько полков показались на правый берег Вислы, и мы спешим исправить погрешности наши, до чего можно нас не допустить, буде имеют они сие намерение. Итак, корпус мой, Дохтурова и дивизия сводных гренадер Воронцова выступают, а другие [уже] выступили к Пружанам. Каменского корпус остается на месте и входит в состав армии Тормасова, а Эссенов корпус заменяет его в нашей. Тормасова главная квартира, говорят, будет в Дубно. С турками мир(25), вам должно уже быть сие известно. Теперь любопытно знать, что будут делать с Кутузовым и его армиею?<...>
Прошу вас, милостивый государь дядюшка, о неоставлении жены и детей. При всех верных случаях буду уведомлять вас обстоятельно, а по почте писать редко и лаконически <...>.
А. А. Закревский - М. С. Воронцову
23 мая. Вильно <
...> Приближение ваше к нам есть самое нужное в нынешних обстоятельствах, а без того все силы наши были раздроблены так, что не имели мы способа, в случае неприятельского на нас нападения, соединиться в массу, а поодиночке наши армии не в состоянии будут драться с большими французскими силами. Жаль только, что сие прежде не было обдумано. <...>
Вы изобильны будете теперь артиллерийскими генералами - из трех сделайте одного хорошего, так и будете им довольны. А у нас - только два: Кутайсов и Ермолов. Конечно, жаль, что сего последнего употребили при пехоте гвардейской тогда, когда его с пользою можно употребить в другое место. У нас здесь о сем мало думают, [а так как] вы сим более занимаетесь, то и все дела у вас идут славно, а у нас с большою остановкою и медленностью.<...> Я уверен, не только артиллерия, но и все части у вас во время дела пойдут гораздо лучше и с пользою, нежели у нас. Но что же касается [того], что в России не умеют ценить людьми, теперь нужными, то вы сами знаете, что это не ново. Воинова и Остермана для пользы службы надо вызвать, но у нас думают, что лучше и достойнее их есть довольно, но как посмотришь в генеральский список, так и увидишь - ни одного. От нынешней войны зависит, можно сказать, целость нашего государства, а потому и нужно взять по всем предметам все предосторожности. <...> Письмо сие по прочтении сожгите.
Н. М. Карамзин - брату.
28 мая. Москва
Слава богу, моя Катерина Андреевна родила благополучно дочь Наталью - это имя дали мы в память покойной нашей дочери, о которой и ныне проливаем слезы.
История Сперанского (26) есть для нас тайна: публика ничего не знает. Думают, что он уличен в нескромной переписке. Его все бранили, теперь забывают. Ссылка похожа на смерть.
Французские войска стоят по Висле, наши - от Галиции до Курляндии. Война кажется неизбежною. Наполеон в Дрездене(27) и скоро будет в армии. Дела его в Гишпании идут худо. Что будет - известно одному богу. Между тем каковы у вас хлеба? Здесь не хороши.
Наш князь Вяземский зовет в свою подмосковную. Мы желаем скорее выехать из города, но еще не знаем когда.
А. А. Меншикова - мужу.
2 июня. Москва
Вчера, милый друг, получила два твои письма, то, которое [было передано] с Брокером, не могла без слез читать. Мне кажется, что тебе в етом месте будет опаснее(28). Милый, любезный друг, побереги себя - это одна моя просьба, а меня ничего не может рассеять, и слухи об войне больно слушать. Г [раф] Ростопчин мне сказал, что посылает курьера в Вильну, то ето письмо к нему посылаю, теперь, милый, я могу об тебе чаще знать. Он, верно, будет часто посылать, а я буду иметь оказии писать. <...> Гагариных часто видаю, [Гагарина] вчера у меня была, мужу ее очень хочется быть адъютантом у г. Ростопчина, и хотел ехать его просить. Прости, мой друг, будь здоров, много раз тебя целую.
Л. М.
Пожалоста, напиши, не надо ли тебе прислать выходную лошадь, те не хорошо выезжены, я все боюсь, что они не годятся, так пожалоста, скажи - пришлю. <...> А маминька велела сказать, не надо ли тебе денег прислать, то пришлем. На тамошней дороговизне тебе твоих будет мало. Лучше лишние, чтоб не иметь нужды. Еще раз тебя целую.
А. Д. Балашов - Ф. В. Ростопчину.
4 июня. Вильно
Ваше сиятельство, честь имею поздравить с турецким миром, все подробности его еще не обнародованы, ибо еще здесь не документы получены, а только первоначальное донесение. Однако же, кажется, города: Измаил, Бендеры, Хотин, Аккерман и Килия нам принадлежащими останутся, и границу составит река Прут. Но, впрочем, кажется, тут и разницы для России мало, какая граница, а важно то, что мир и при каких же обстоятельствах! Кто бы ожидать мог, что во время так критическое мы укрепим свой союз с северным естественным неприятелем нашим(29) и восстановим разрушенный с южным.<...> Вас особенно, кажется, мне поздравить можно, что [ваше] начальство над столицею(30) начинается столь приятною для всех и счастливою для государя вестью.
А. А. Закревский - М. С. Воронцову.
6 июня. Вилъно <
...> Сердечно бы желал, чтобы вы побывали у нас и посмотрели по всем отношениям наши порядки и дела. После того, я уверен, вы бы при всем своем усердии кинули службу. Я, смотря на все, не надивлюсь, иногда с досады плачу. Никто не думает о отечестве, а всякий думает о себе. А станешь говорить правду - сердятся. Научите меня, что после этого остается делать. Видя все, я преждевременно могу вам сказать, что успеху нам не иметь ни в чем, ибо сами распоряжения то показывают. Больно о сем говорить, но никак не могу умолчать перед вами по благорасположению вашему ко мне дружескому.
С турецким миром вас поздравляю. Видите, что бог нас еще помнит, и теперь вся надежда на него, а без того пропадем, как собаки.
М. А. Волкова - В. И. Ланской.
7 июня. [Москва]
Вообрази, Ростопчин - наш московский властелин!(31) Мне любопытно взглянуть на него, потому что я уверена, что он сам не свой от радости. То-то он будет гордо выступать теперь! Курьезно бы мне было знать, намерен ли он сохранить нежные расположения, которые он выказывал с некоторых пор. Вот почти десять лет, как его постоянно видят влюбленным, и заметь, глупо влюбленным. Для меня всегда было непонятно твое высокое о нем мнение, которого я вовсе не разделяю. Теперь все его качества и достоинства обнаружатся. Но пока я не думаю, чтобы у него было много друзей в Москве. Надо признаться, что он и не искал их, делая вид, что ему
