в сотни локтей, испещренные рисунками стены.
– Что это было такое, алхимик? – пропыхтел Бенеш, когда они обогнули Дом Ничтожества и оказались перед главным входом, похожим на огромную алчную пасть. – В тех шариках.
– Особая смесь, изобретенная лично мной, – не без самодовольства ответил Арон-Тис. – Так, всего понемногу. Кое-какие ядовитые травы плюс запал из вспыхивающих веществ, что горят при соприкосновении с воздухом.
– Тихо вы, не до болтовни сейчас. – Саттия остановилась, поскольку дорогу преграждали ворота.
Исполинские, точно щиты великанов, створки уходили вверх, к причудливо изогнутому козырьку, напоминавшему надбровные дуги над тремя глазами. Из царившей под ними тьмы словно и вправду кто-то смотрел, холодно и недружелюбно. Поверхность ворот, до отвращения похожая на покрытую оспинами кожу, шевелилась и вспучивалась, по ней пробегали и прятались бугры.
А в самом центре, где створки сходились, висело кольцо из черного металла.
– Ключ надо приложить сюда. Надеюсь, что нас впустят. – Саттия подняла чашу, шагнула к воротам.
Створки задрожали, их поверхность покрылась множеством выпуклостей, словно наружу пытались вырваться круглоголовые твари. Лишь внутри кольца остался островок спокойствия.
Когда чаша коснулась лоснившейся, изрытой «оспинами» поверхности, раздался глухой, еле слышный рокот. Дом Ничтожества встряхнулся, точно проснувшаяся собака, створки ворот дрогнули и медленно поплыли в стороны. Открылась щель, сначала шириной в волос, затем в руку, в локоть…
– Внутрь, – скомандовал Олен, – а то они скоро будут здесь.
Ничуть не удивился, когда первым, мазнув хозяина хвостом по ноге, в храм проскользнул Рыжий. Забегавшие по шерсти кота золотые огоньки вырвали из мрака невероятно высокий, но при этом очень узкий проход, черные каменные стены и блестящий пол.
– Явился, мохнатый, – буркнул Гундихар. – Где только пропадал, пока мы отважно, ха-ха, сражались?
Кот не удостоил гнома ответом.
– Жаль, что ворота не закроешь, – проговорила Саттия, когда все оказались в коридоре.
– Это верно, – вздохнул Олен.
Внутри Дома Ничтожества не было ни гнилостного запаха, ни ощущения жуткого страха, ни стражей- изваяний. Главное святилище уттарнов защищали только ворота, а тот, кто смог их открыть, считался достойным находиться здесь.
Через десяток шагов коридор вывел в точно такой же, как и в Доме Смерти, зал, но без статуй и без дыры с огнем в центре. Гостей встретили голые стены, двери в них и слой пыли на полу.
– Стойте, – проговорил Олен, с трудом проталкивая слова через пересохшее горло. – Дальше я пойду один.
– Это почему? – нахмурился Гундихар, а Бенеш часто-часто заморгал.
– Вряд ли вы сможете помочь мне там… – Олен ткнул в сторону ближайшей двери. – Тьма могущественна, и то место, где она вливается в наш мир, несет смерть всему живому. Но я-то смогу там уцелеть благодаря Сердцу Пламени и ледяному клинку. А вы нет…
– И я? – с вызовом спросила Саттия.
– Тот, кто умеет плавать, не выживет в водопаде, – покачал головой Олен. – Кроме того, кто-то должен прикрыть меня, не допустить слуг Харугота внутрь храма. Если займете оборону тут, то получите хорошие шансы продержаться.
Он всем сердцем, всей душой чувствовал, что дальше имеет право идти только в одиночестве. В глубине Дома Ничтожества находилось нечто намного более опасное, чем ловушки Дома Смерти. Незачем подвергать зряшному риску тех, кто ничего не претерпел от Харугота и его подручных.
Кроме того, здесь, у выхода, Саттия и остальные будут иметь лучшие шансы выжить, если Олен добьется успеха и храм рухнет. А он добьется – в этом уроженец Заячьего Скока не сомневался.
– Все ты говоришь верно… – сказал Арон-Тис и ожесточенно поскреб гребень на голове. – Но чем-то твой план мне не нравится. Идти внутрь Дома Ничтожества совсем одному, без помощи и поддержки…
– Почему одному? – Олен посмотрел на Рыжего. – Вот он явно не захочет остаться с вами.
– Мяу, – подтвердил оцилан.
– А вдвоем нам не страшен никакой враг, так что… – грудь почему-то стеснило, – мы все сделаем и вернемся. А вы, главное, не пустите внутрь шустрых парней, что присланы из Безариона.
Спутники глядели на Рендалла одинаково – с подозрением, печалью и еще какой-то обреченностью. Похоже, они понимали, что их обманывают, что шансов победить не так и много, но другого пути, ведущего к легкому успеху, просто нет и быть не может…
– Мы постараемся, – пообещал Гундихар. – Но только ты обязательно вернись. А то мне и пива не с кем выпить будет… – гном хлопнул Олена по плечу и страдальчески закряхтел.
– Ну, пусть будет твой путь удачным, да. – Бенеш грустно улыбнулся. – А уж мы тут как-нибудь… э, отобьем атаки…
– Я верю в тебя, – просто сказал Арон-Тис.
– И я, – кивнула Саттия. – Хотела бы пойти с тобой, но… – она заколебалась, – но это тебе не поможет… Отправляйся один…
Олену до боли в сердце захотелось, чтобы девушка шагнула вперед, обняла его, шепнула на ухо что- нибудь ласковое. Но Саттия этого не сделала, так и осталась стоять, лишь отвела предательски заблестевшие глаза.
– Хорошо. – Он судорожно сглотнул. – Увидимся. Пошли, Рыжий.
И, повернувшись, Рендалл зашагал к ближайшей двери. Кот обогнал его, первым толкнул створки из черного дерева. Те тихо качнулись, пропустили оцилана и человека, после чего вновь замерли. Спутники исчезли из виду, наследник трона Золотой империи остался один.
– Ну и хорошо, – прошептал Олен, давя в себе обиду, – так даже лучше. Не о чем будет переживать, нечего терять…
Он вытащил из ножен ледяной клинок и попытался выкинуть из головы все мысли о Саттии. Постарался сосредоточиться на том, что необходимо выжить в храме, некогда возведенном неведомыми уттарнами, дойти до истока Тьмы и заткнуть его так, чтобы не осталось и следа.
Пустынные коридоры ветвились, Олен шел дальше и дальше.
Качнулись и неподвижно повисли закрывавшие проход створки из темного дерева. Саттия закусила губу, давя рвущийся из глубины души крик – ну зачем он отправился на верную смерть? Что будет делать она, если Олен не вернется из недр Дома Ничтожества? А он, скорее всего, не вернется.
Ведь оттуда не возвращался еще никто. Хотя никто и не заходил туда.
С самого военного лагеря у Ла-Малады, когда сельтаро признали ее своей, Саттия давила в себе чувства, недостойные представительницы гордого народа эльфов. Пыталась убить позорящую ее страсть к человеку, и ей время от времени начинало казаться, что она близка к успеху. Что Рендалл ей вовсе неинтересен, даже неприятен…
Легче всего стало в хижине старого Хранителя, когда она приняла в себя груз темного, страшного знания. Научилась призывать разлитую в этом мире силу Тьмы и обращать ее себе на пользу. От обретенного могущества не закружилась голова, но простые эмоции и желания, какими живут роданы Алиона, отступили в сторону. На нее навалилось серое облако равнодушия, в котором белым огнем горела одна-единственная цель.
Разрушить святилища, не дать Тьме уничтожить мир.
Умирающий ли Хранитель вложил в свою наследницу это стремление, или она сама прониклась им, познав истину о том, что происходит на Теносе, – это было не так важно.
Но сейчас, когда Олен пошел умирать, чувства вернулись. Нахлынули с такой силой, что Саттия едва не забыла о том, где они находятся и что происходит. Ей в одно и то же время захотелось рассмеяться, заплакать, выругаться и осушить большую кружку крепкого пива, чтобы только заглушить боль в душе…
– Эй, ты в порядке? – от переживаний ее отвлек вопрос Арон-Тиса.
Гоблин смотрел уроженке Ланийской марки прямо в глаза, и взгляд его был до отвращения
