бубнил что-то ровным монотонным голосом. Потом Пятаков вылезал и ел, что дадут, никогда не выказывая ни одобрения, ни недовольства. Гар же никогда не завтракал и не ужинал с нами. Валька обижалась, а Селезенкин со своей обычной усмешкой утешал ее.
— Он консервами питается. И только. Такой уж у него вкус.
Дни летели. В шевелюре леса стали появляться багряные и золотисто-желтые пряди, приближалась осень. Случилось так, что Пятаков вывихнул ногу и не смог выйти на маршрут. Они долго спорили с Сергеем Ивановичем, поглядывая в сторону палатки, в которой жил Гар. Наконец, Селезенкин твердо заявил:
— Пока что начальник здесь я. Гар завтра пойдет с Вяткиным.
Это значит — со мной.
Наутро мы отправились с Гаром в верховья ручья Лиственного, через гору Шести братьев и урочище Каменный дол. Не скажу, чтобы мне понравилось с Гаром. Как и в лагере, он все время молчал, на мои вопросы отвечал односложно. Хорошо еще, что он не очень загружал меня образцами. Но в его поведении было столько странного! Он постоянно наклонялся к самой земле, как собака, потерявшая след, нюхал, лизал породы. И жевал траву и листья. Жевал все время, без остановки. «Какой уж тут ужин! — недоумевал я. — Но как человек может переваривать всю эту дрянь? Он же не корова!..». Иногда Гар замирал, прикрыв один глаз. Уставится в одну точку под ноги и не отвечает на вопросы.
Вечером, когда мы втроем сидели у костра — Пятаков и Гар как обычно уединились в своей палатке, — я осторожно намекнул Селезенкину:
— Странный он какой-то, Гар. Ненормальный… С вами интереснее, Сергей Иванович.
Начальник отряда ничего не успел ответить, как в разговор встряла Валька:
— Глупости болтаешь, Вяткин. Совершенно он нормальный. Нечего на человека напраслину возводить. Сергей Иванович, если он не хочет, можно я пойду завтра с Севой?
Селезенкин пожевал губами и, не глядя на нас, невнятно произнес:
— Ладно, только без глупостей.
И вот мы снова пробираемся по тайге с Сергеем. Снова лазим по обнажениям, он делает зарисовки, фотографии, что-то пишет в пикетажке, отбирает образцы. И увлеченно рассказывает мне о Земле и о геологии.
А вечером…
Я вздрогнул от сердитого крика Пятакова:
— Я говорил! Я предупреждал! Черт его знает, что такое! Он выскочил из палатки на одной ноге, размахивая черной лентой. Сунул ее под нос Селезенкину. — Пусто… пусто… уважаемый Сергей Иванович! Вот так-то! А посмотрели бы вы, что творится с золотом. Можно подумать, что по всей дороге лежали самородки.
Сергей Иванович нахмурился, мельком взглянув на ленту и продолжал сосредоточенно есть кашу. Потом вдруг повернулся к Вальке. Шумно втянул воздух:
— Духи.
Изучающе оглядел ее.
— И помада. Сережки, небось, золотые? Возможно, и еще что-нибудь? По какому случаю парфюмерно-галантерейная выставка?
На глазах у Вальки навернулись слезы. Она вскочила, зло швырнула ложку и скрылась в палатке. Селезенкин позвал:
— Сева!
Гар вышел из палатки, подошел к костру. На его красивом лице застыло обычное бесстрастное выражение.
— Раздевайся.
Гар повернулся и скинул куртку. Сергей Иванович дотронулся до его плеча. Гар застыл и… вдруг его спина раскрылась. Я остолбенело глазел на бесчисленные ячейки, из которых состояло его нутро. Пятаков и Селезенкин, сблизив головы, рассматривали их.
— Блок экспресс-анализа элементов в растительном покрове кажется сегодня функционировал нормально…
— В чем же нарушения?
— Во-первых, анализатор запахов вышел из строя, вот этот, под механизмом рудоискательской лозы, которая работает на физиологическом растворе в электромагнитном поле…
— И всего-то, а вы поднимаете панику, Пятаков.
— Но и цветовые фильтры не в порядке, и с золотом…
— В общем, ничего страшного, Пятаков. Закройте его.
Сергей Иванович вернулся к своей каше. Случайно подняв глаза, увидел мое лицо. На нем, наверно, достаточно полно отражалось мое душевное состояние, потому что он, несмотря на мое молчание, пояснил:
— ГАР — это Геологический Автоматический Робот для самостоятельного изучения иных планет. Проходит испытания у нас. И вот обнаружились первые дефекты. Слабость к женскому полу — духам, помаде, украшениям.
Он криво усмехнулся. Добавил:
— Будем надеяться, что у марсианок вся эта парфюмерия и галантерея не в таком почете…
Экскурсия в палеозой
Команда нашего двора проигрывала. И тут неожиданно мяч оказался у Леньки. Он рванулся с ним к воротам противника, изо всех сил поддал ногой. Мяч высоко взвился и исчез за забором. Там что-то зазвенело. Игроки обеих команд облепили забор. По неписанному правилу загнавший за забор мяч должен был сам его и доставать. Ленька предварительно заглянул в круглую дырку от выпавшего сучка. В высокой траве мяча не было видно. Вздохнув, он с помощью Петьки вскарабкался на забор и спрыгнул в крапиву. Огляделся. Сначала увидел разбитое окно, а под ним высокого старика, с удивлением, словно диковинную птицу, разглядывающего их мяч.
— Здравствуйте.
Старик обернулся и озадаченно уставился на Леньку поверх очков.
— Ты как здесь очутился, мальчик?
Ленька неопределенно махнул в сторону забора:
— Я оттуда.
— Ну, заходи.
И старик пошел в дом. «Нотации читать будет», — уныло подумал парнишка. Пока поднимались по лестнице, успел все ему выложить:
— Это я разбил стекло. А мяч у нас общий. Его надо вернуть ребятам. На стекло я денег у отца попрошу…
В просторной светлой комнате старик водрузил мяч на стол.
— Давай знакомиться. Меня зовут Илья Онуфриевич Лаврентьев. А тебя?
— Леня.
— Учишься?
— В седьмом классе.
— А какие предметы тебе нравятся больше всего?
— География. И история. Я, когда вырасту, буду путешественником.
Лаврентьев задумчиво посмотрел на Леньку.
— «Машину времени» Уэллса читал?
— Ага. Интересная книга. Только нам учитель физики объяснил, что такой машины не может быть.
— Ну, если учитель говорит, то конечно. А хотел бы покататься на такой машине?
