Та моментально превратилась в кипящее облако камней и пыли, стремительно расширяющееся вверх. Ударная волна бросила многих наземь; тяжко содрогнулась земля.
К ногам Унэна упало, кружась, жёлто–оранжевое перо. Часть его была аккуратно срезана.
Монах поднял взгляд на противника, и чёрный огонь загорелся в глубине его глаз. После чего Унэн переломил посох и швырнул его под ноги; моментально вокруг противников вспыхнуло кольцо пламени.
— Дай! — рука потянулась к чернильнице. — Дай мне! Смотри, что он только что сделал!
— Я сама! — послышалось в ответ. Короткая схватка, и чернильница едва не падает на пол. Схватка завершается сильным ударом локтя и хныканьем.
Детская рука замирает над страницей, и, торопясь и время от времени ошибаясь, принимается дописывать.
— Ты думаешь, меня это впечатлит? — довольно усмехнулся Первый. — Я непобедим. Этот мир будем моим через несколько минут. Решай поскорей, на чьей ты стороне.
Земля вздрогнула под ногами.
И монах, и пришелец, и все остальные подняли взгляд туда, где только что была башенка.
Хлопок… и башенка возникла на прежнем месте.
Монахи ответили восторженным гулом.
Унэн повернулся к нежданному гостю, и улыбка мелькнула в его глазах.
— Чтобы добраться до Книги, — указал он на кольцо, — тебе сначала придётся справиться со мной.
— Это не так уж трудно, — хмыкнул Первый и набалдашник посоха указал на монаха.
Монах переживал это и раньше… но не думал, что этот раз случится так неожиданно. Обычно он привык смотреть смерти в лицо. В этот раз смерть ухмыльнулась ему в спину.
Чернота поглотила его.
Звёзды острыми иглами вонзались в тело со всех сторон; они кружились вокруг — плавно, неторопливо. Где–то рядом — свет, бесконечный и ярчайший. Вокруг этой благословенной точки — чернота, осязаемая и засасывающая.
Именно эта чернота звала его к себе. Монах некоторое время смотрел в кружащуюся звёздную карусель… и услышал голоса.
Голоса просили вернуться.
Туда, где его миссия ещё не завершена.
И, вздохнув, он безошибочно нашёл точку, из которой был столь бесцеремонно вышвырнут. Его Путь ещё не завершён.
— Теперь я! — рука выхватила перо, и предыдущая владелица его безропотно смирилась с потерей. Не было времени спорить.
Вновь строки легли на бумагу… неровные, корявые, детские.
И осталась всего одна страница.
Монах исчез… и возник вновь.
Первый в замешательстве попятился.
Вновь посох указал на несговорчивого Унэна.
Короткая пауза… и вновь он стоит перед врагом, улыбающийся и непобеждённый.
И тут часы стали бить полдень.
Шестой почти задремал в кресле (в нарушение всех договорённостей), когда дверь комнатки распахнулась и наружу вышел Норруан. Довольно смеющийся.
— Всё! — крикнул он вжавшемуся в кресло магу. — Всё, приятель. Я отказываюсь от власти над этим миром… А вы сейчас нахлебаетесь ею досыта. Прощайте, глупцы.
И, посмеиваясь, направился к выходу.
— Стой! — крикнул Шестой, стараясь, чтобы его голос звучал грозно, но взамен издав какое–то жалкое блеяние. — Стой, демон! Стой или умри!
Норруан продолжал идти, прекрасно зная, что сейчас произойдёт.
Огромного труда стоило не закрыть глаза.
Позади что–то тяжело вздохнуло… и наступила тишина.
Противник, раз за разом замахивавшийся на Унэна в бессильной ярости, вновь указал в сторону врага всемогущим, но бесполезным посохом и… испарился.
В тот же миг разом исчезли все семь значков на карте перед мрачными взорами представителей Совета.
А из окна кабинета Унэна высунулись две пары рук и два пронзительных голоса радостно закричали «получилось!»
Оглушительный дружный клич многих десятков глоток подхватил этот крик.
Настоятель, всё ещё ощущая ледяное прикосновение миллионов звёзд, улыбнулся всем вокруг и побрёл в сторону лестницы.
XXX
— Так–так, — заключил монах, входя вместе с сияющей Айзалой к себе в кабинет. Близнецы и не подумали покидать его кресло; беглого взгляда на Книгу было достаточно, чтобы понять, что и он, и Шассим во многом обязаны жизнью им. Им и Книге.
«Но башня вновь появилась на прежнем месте, и целитель Шассим–Яг в ней, живой и невредимый», смог разобрать настоятель.
Унэн резко перевернул несколько листов — список посвящённых был пуст. Ни одного имени не было в нём… и это было хорошо. Интересно, подумал Унэн, поверит ли кто–нибудь, если я скажу, что умирал сегодня восемь раз подряд?
Не поверят, скорее всего. Как обычно.
Ну что же… настоятель согнал близнецов с кресла и, немного подумав, написал на оставшемся листе всего одно слово. Поставил точку и захлопнул Книгу.
— Да… Во всяком случае, Шассим вам будет благодарен, — монах кивнул на довольного флосса, восседающего на любимой перекладине. — Если бы не вы, он бы погиб. Так что теперь, дорогой Шассим, никакой отставки.
— Да я и не… — начал было флосс, как вдруг дверь кабинета отворилась, и внутрь влетел… Шассим–Яг.
Ещё один.
— Кто сказал, что я погиб? — отозвался он весёлым голосом.
У него была аккуратно срезана половина левого «уха».
Флоссы долго смотрели друг на друга, не издавая ни звука.
После чего медленно и церемонно поклонились друг другу, и вновь прибывший, несколько раз взмахнув крыльями, уселся рядом на том же насесте.
Близнецы восторженно захлопали в ладоши.
— Ну вот, — удовлетворённо кивнул монах, который первым обрёл способность говорить. — Видишь, как всё здорово, Шассим. Теперь, когда я попрошу тебя присмотреть за ними, ты уже не сможешь сказать — я, мол, один, а их двое.
Все долго смеялись, включая обоих флоссов. А когда отсмеялись, выяснилось, что Книга
