ещё, как Эрвин спросил:
— Теперь мы чертовски богаты, правда?
И резкий голос мачехи издалека что-то ответил. До Тима долетело:
— …сорока тысяч…
«Ну, — подумал Тим с холодным спокойствием, — теперь я наверняка им больше не нужен».
Он вышел из чулана, неслышно открыл и закрыл входную дверь, пробрался, прижимаясь к стене, под самыми окнами своей квартиры и бросился бежать со всех ног в сторону кладбища, на восточную окраину города.
Только когда толстый усатый кладбищенский сторож спросил его у входа, какой номер могилы ему нужен, он сообразил, что ошибся: мраморную плиту для отца надо было, наверное, заказать заранее где- нибудь в другом месте. И всё-таки Тим решил хотя бы что-нибудь разузнать.
— Не могу ли я заказать у вас мраморную плиту? — вежливо спросил он сторожа.
— Мраморные плиты у нас не разрешаются, только каменные! — буркнул усатый. — Да и вообще ты обратился не по адресу. Но мастерская надгробных памятников всё равно по воскресеньям закрыта!
И вдруг Тиму пришла в голову отчаянная мысль.
— Давайте спорить, что на могиле моего отца уже лежит мраморная плита! И на ней золотыми буквами написано: «От твоего сына Тима, который никогда тебя не забудет».
— Ты проиграл пари, мальчик, ещё не успев его заключить!
— Всё равно, давайте спорить! На плитку шоколада! (Он ещё раньше заметил плитку шоколада на подоконнике сторожки.)
— А у тебя хватит денег на плитку шоколада, если ты проиграешь?
Тим вытащил из кармана свои ассигнации.
— Ну как, спорим?
— Более дурацкого пари и не выдумаешь! — пробормотал кладбищенский сторож. — Ну что ж, давай!
Они ударили по рукам и побрели по громадному, похожему на парк кладбищу, туда, где находилась могила отца Тима.
Уже издали они заметили троих рабочих в комбинезонах, возившихся у могилы. Толстый кладбищенский сторож ускорил шаг.
— Да ведь это… — Он фыркнул, как морж, и бросился бежать к могиле.
На могилу как раз положили новую мраморную плиту. На ней золотыми буквами были написаны имя и фамилия отца и даты его жизни. Внизу стояла подпись: «От твоего сына Тима, который никогда тебя не забудет».
Рабочие не обратили ни малейшего внимания на крик сторожа. Они показали ему какие-то бумаги, подтверждавшие, что плита эта положена на могилу вполне законно. Среди документов было даже специальное разрешение на замену каменной плиты плитой из мрамора. Сторож, как выяснилось, клевал носом, когда рабочие проходили мимо его сторожки, и им не хотелось его будить.
— А заплатить за всё это, — добавил один из них, — должен некий Тим Талер.
— Верно, — сказал Тим. — Вот деньги. — Он достал из кармана ассигнации и, сосчитав их, передал одному из рабочих. Теперь у него осталось всего пятьдесят пфеннигов.
Кладбищенский сторож, ворча, поплёлся обратно к сторожке.
Рабочие собрали инструменты, приподняли на прощание кепки и тоже пошли к выходу.
Тим, зажав в кулаке монету в пятьдесят пфеннигов, остался стоять один у могилы отца. В другой руке он держал свою фуражку, за подкладкой которой был спрятан странный, непонятный контракт. Он рассказывал тому, кого давно уже не было в живых, всё, что ему так хотелось бы рассказать хоть одному живому человеку.
Наконец он умолк, ещё раз осмотрел новую мраморную плиту и нашёл её очень красивой. Потом негромко сказал:
— Я вернусь, когда снова смогу смеяться. До скорого свидания! Но вдруг запнулся и прибавил: — Надеюсь, что до скорого…
Проходя мимо сторожки, он взял у рассерженного сторожа плитку шоколада. На последние деньги он купил трамвайный билет.
Куда он едет, он и сам не знал. Он знал только, что ему надо найти господина в клетчатом и вернуть проданный смех.
Лист девятый
ГОСПОДИН РИКЕРТ
Трамвайный вагон был почти пуст. Кроме Тима, здесь сидел только кругленький, небольшого роста пожилой человек с весёлым лицом, немного похожий на добродушного мопса.
Он спросил мальчика, куда тот едет.
— На вокзал, — ответил Тим.
— Тогда тебе придётся сделать пересадку. Этот трамвай не идёт к вокзалу. Это я знаю точно: я и сам еду на вокзал.
Тим держал свою фуражку на коленях и, ощупывая пальцами подкладку, слушал, как шуршит под его рукой сложенный вчетверо контракт. И вдруг ему пришло в голову, что теперь он должен стараться как можно чаще заключать самые невероятные пари. Может быть, какое-нибудь он и проиграет. Ведь тогда он вернёт свой смех!
И он сказал:
— Держу пари, что этот трамвай идёт к вокзалу!
Кругленький человечек рассмеялся и сказал то же самое, что и кладбищенский сторож:
— Ты проиграл пари, ещё не успев его заключить! — И добавил: — Ведь это «девятый»! Он ещё никогда не шёл до вокзала.
— И всё-таки я держу с вами пари! — сказал Тим с такой уверенностью, что человек с удивлением замолчал.
— Что-то уж чересчур ты в этом уверен, малыш. Так на что же мы будем спорить?
— На билет до Гамбурга, — быстро ответил Тим. Он и сам был обескуражен своим поспешным ответом. Эта мысль так неожиданно пришла ему в голову! И всё же она пришла не случайно. Ведь он давно уже решил отправиться в плавание.
— А ты что, собираешься ехать в Гамбург?
Тим кивнул.
Приветливое лицо «мопса» расплылось в улыбке.
— Тебе незачем спорить, малыш! Дело в том, что я тоже еду в Гамбург и взял два билета в двухместном купе. А тот господин, который должен был ехать со мной, задержался. Значит, ты можешь составить мне компанию.
— И всё-таки мне хотелось бы заключить с вами пари, — серьёзно ответил Тим.
— Хорошо! Давай поспорим. Но предупреждаю: ты проиграешь! А как тебя зовут?
— Тим Талер.
— Хорошее имя. Звучит, как звон монет.[1] А моя фамилия Рикерт.
Они пожали друг другу руки. Так они одновременно и познакомились и заключили пари.
Когда по вагону прошёл кондуктор, господин Рикерт спросил его:
— Скажите, пожалуйста, этот трамвай идёт к вокзалу?
Только кондуктор хотел ответить, как вагон качнуло, и он остановился. Тим чуть не упал на господина Рикерта.
Кондуктор побежал на переднюю площадку. Как раз в эту минуту на неё вскочил чиновник управления городского транспорта с серебряными нашивками на кителе. Он взволнованно сообщил что-то кондуктору,
