Кроули Алистер
Завещание Магдалины Блэр
Алистер Кроули
Завещание Магдалины Блэр
ЧАСТЬ I
I
На третьем курсе в Ньюнхеме я уже была любимой ученицей профессора Блэра. Позднее он потратил немало времени, восхваляя мою изящную фигуру, привлекательное лицо и большие серые глаза с длинными черными ресницами, но поначалу его привлек только один мой талант. Немногие мужчины, (и вряд ли хоть одна женщина), могли состязаться со мною в бесценном для научной работы навыке, - способности воспринимать краткосрочные колебания. Моя память крайне слаба, даже необычайно; мне было вообще довольно сложно поступить в Кембридж. Но я умела наладить микрометр лучшего любого студента или профессора и прочитать показания нониуса с точностью, на которую никто из них не был способен. Вдобавок я отличалась производившей жутковатое впечатление способностью к бессознательным вычислениям. Если мне приходилось выбирать промежуток между, скажем, 70 и 80 градусами, мне даже не нужно было смотреть на термометр. Автоматически я определяла, что ртуть подходит к отметке, оставляла другую работу и, не задумываясь, поправляла бунзеновскую горелку.
Что еще примечательней, когда какой-то предмет клали на мою скамью без моего ведома, а потом убирали, я могла, если меня спрашивали несколько минут спустя, описать его в общих чертах, особенно контуры основания и степень восприимчивости к теплу и свету. По этим данным я легко могла определить, что это был за предмет.
Эти мои способности не раз проверялись с неизменным успехом. Причиной, очевидно, была моя особая чувствительность к мгновенным колебаниям тепла.
Мне также неплохо удавалось чтение мыслей, еще в те времена. Другие девушки страшно меня боялись. И совершенно напрасно: у меня не было ни желания, ни сил как-либо использовать мои способности. Даже сейчас, когда я обращаюсь к человечеству с этим посланием о проклятии, столь ужасном, что в двадцать четыре года я превратилась в увядшую, сломленную, высохшую старуху, я остаюсь совершенно бесстрастной, совершенно безразличной.
У меня сердце ребенка и сознание Сатаны, летаргия от неведомой болезни; и уже, слава Б... - ох! Нет никакого Бога! - близка развязка: я хочу предупредить человечество от следования по моему пути и затем взорвать во рту динамитную шашку.
II
На третьем курсе в Ньюнхеме я каждый день проводила четыре часа в доме профессора Блэра. Все прочие дела я забросила, занималась ими автоматически, если вообще занималась. Произошло это постепенно, и первопричиной послужил несчастный случай.
В химической лаборатории были две комнаты: одна маленькая, которую можно было полностью затемнить. В тот день (был летний семестр второго курса) эта комната была занята. Шла первая неделя июня, стояла жара. Дверь была закрыта. Внутри студентка проводила эксперимент с гальванометром.
Я была занята своей работой. Вдруг я встрепенулась. 'Быстрее, - сказала я, - Глэдис сейчас упадет в обморок'. Все в комнате уставились на меня. Я сделала несколько шагов к двери, тут раздался грохот падающего тела, и в лаборатории началась истерика.
Дело было только в жаре и духоте; Глэдис вообще не стоило работать в такой день, но она быстро пришла в себя и приняла участие в последующем бурном обсуждении. 'Откуда она знала?' - этот вопрос волновал всех, и все были убеждены, что я знала заранее. Ада Браун (Athanasia contra mundum1) все высмеяла; Маргарет Лечмир решила, что я, возможно, услышала то, чего не уловили другие, занятые работой: может быть, крик; Дорис Лесли говорила о ясновидении, Эми Гор о 'родстве душ'. Все эти теории утопали в бесконечных догадках. Профессор Блэр появился в самый жаркий момент обсуждения, успокоил всех за пару минут, еще пять выспрашивал детали, а потом пригласил меня на ужин. 'Думаю, дело в вашей теплочувствительности, - сказал он. - Вы не против немножко поэкспериментировать после ужина?'. Его тетка, занимавшаяся домашним хозяйством, пыталась было протестовать, но, в конце концов, была назначена Главным Надзирателем за моими пятью чувствами.
Сначала проверке был подвергнут мой слух, его признали нормальным. Затем мне завязали глаза, и тетка пущей предосторожности ради встала между мною и профессором. Обнаружилось, что я могу описать его малейшие движения, но только пока он находится между мною и западным окном; стоило ему отойти, и я ничего не могла сказать. Это соответствовало теории теплочувствительности, но в других случаях результаты полностью ей противоречили. В общих чертах итог был весьма примечательным и весьма загадочным; два часа мы провели в бесплодном теоретизировании. В конце концов, тетка, грозно нахмурившись, пригласила меня провести летние каникулы в Корнуолле.
Эти месяцы мы с профессором работали над изучением истинной природы и пределов моих способностей. Результат, по большому счету, был нулевой.
Во-первых, эти способности проявлялись всякий раз по-новому. Кажется, я делала все, что обычно, чтобы ощущать мгновенные изменения, но потом обнаруживалось, что аппарат восприятия у меня совершенно изменился. 'Один исчез, другой пришел на смену', - говорил профессор Блэр.
Те, кто никогда не проводил научных экспериментов, не подозревают, насколько бесчисленны и неуловимы источники ошибок, даже в простейших вещах. В таких же неясных и неизведанных областях нельзя доверять результату, пока он не перепроверен тысячу раз. В нашей области мы не обнаружили ничего постоянного, одни лишь варианты.
Хотя в нашем распоряжении были факты, каждый из которых, казалось, мог перевернуть все существующие теории о средствах общения между различными сознаниями, у нас не было ничего, совершенно ничего, что можно было положить в основу новой теории.
На самом деле, невозможно даже дать общее описание хода наших исследований. Двадцать восемь полностью исписанных тетрадей, относящихся к этому периоду, находятся в распоряжении моих душеприказчиков.
III
Когда я училась на третьем курсе, внезапно тяжело заболел мой отец. Узнав об этом, я помчалась на велосипеде в Питерборо (мой отец был каноником местного собора), совершенно позабыв о своей работе. На третий день я получила телеграмму от профессора Блэра: 'Согласитесь ли вы стать моей женой?'. До этого момента я никогда не думала о себе, как о женщине, а о нем, как о мужчине, и только тут поняла, что люблю и всегда любила его. Это был случай, который можно назвать 'Любовь с первой разлуки'. Мой отец быстро шел на поправку, я вернулась в Кембридж, в мае мы поженились и сразу же уехали в Швейцарию. Позвольте опустить описание столь священного для меня периода моей жизни, но все же один случай не могу не упомянуть.
Мы сидели в саду возле Лаго-Маджоре после чудесной прогулки от Шамоникса через Коль дю Жеан к Курмайеру, оттуда к Аосте, а потом спуска к Палланце. Очевидно, увлеченный какой-то идеей, Артур встал и принялся ходить взад-вперед по террасе. Неожиданно что-то заставило меня повернуть голову, чтобы убедиться в его присутствии.
Вас, читателей, это, возможно, не впечатлит, если вы лишены подлинного воображения. Но представьте себе, что вы разговариваете с другом при свете дня и внезапно тянетесь вперед его пощупать.
- Артур! - крикнула я. - Артур!
Отчаяние в моем голосе заставило его подбежать ко мне.
- Что случилось, Магдалина? - крикнул он, беспокойство в каждом слове.
Я закрыла глаза.
- Двигайся! - попросила я. - (Он стоял между мной и солнцем).
Он повиновался, изумленный.
- Ты... ты... - Я запнулась. - Нет! Я не знаю, что ты делаешь. Я ослепла!
Он поднял руку, опустил. Бесполезно; я совершенно утратила чувствительность. Этой ночью мы провели десяток экспериментов. Все провалились.
Мы скрыли разочарование, и оно не омрачило нашей любви. Влечение даже стало острее и сильнее, но не больше, чем обычно бывает между мужчинами и женщинами, любящими друг друга всем сердцем и любящими бескорыстно.
IV
В октябре мы вернулись в Кембридж, и Артур увлеченно принялся за работу в университете. Потом я заболела, и надежды, которые мы питали, были омрачены. Хуже всего, что течение болезни потребовало провести все операции, которые способна вынести женщина. Не только прошлые надежды, но и будущие были уничтожены.
Во время моего выздоровления произошло самое важное событие в моей жизни.
Однажды днем меня мучили сильнейшие боли, и я решила позвать врача. Сиделка пошла в кабинет
