невольно залюбовался картинкой. Потрогал фантик концом веника, потом прошелся по нему жестче, но веник не брал словно бы приклеенную к полу бумажку, Ф. поддел край фантика совком, яркий крокодильчик изогнулся, как змея, готовящаяся к броску, и обертка жвачки спружинила, на этот раз приклеившись к двери ванной комнаты. Крайне раздраженный, с гудящей головой, подступающей то и дело к горлу тошнотворной волной, тяжело дыша, Ф. схватил неподатливый, словно бы издевающийся над ним фантик двумя пальцами и швырнул в совок. Когда Ф. ссыпал содержимое совка в мусорное ведро на кухне, взгляд его задел часы на стене - четверть второго. Ф. вымыл тщательно руки и завалился спать; протянув слабеющую, вялую руку, он нащупал выключатель ночника у изголовья и щелкнул им. Квартира погрузилась в тьму, и почти однов ременно с этим Ф. погрузился в сон. Точнее впал в сон, тут же, сразу, захлестнутый волной отчаянной усталости.
К редкому потрескиванию паркета и мебели в кромешной тьме квартиры, вскоре, среди глубокой ночи, вдруг присоединились невнятные, посторонние, неквартирные звуки: что-то вроде тихого шороха и легкого, еле различимого царапания, исходившие, казалось, из угла кухни где находилось мусорное ведро. Через некоторое время шорох и царапанье сделались слышнее, а вскоре - гораздо слышнее и явственнее. Становилось ясно, что кто-то, а вернее, что-то возится там, под полиэтиленовой крышкой полупустого мусорного ведра. Неожиданно ведро зашевелилось, стало потихоньку раскачиваться, постепенно все сильнее и сильнее, будто бы плясало на одном месте, с каждой секундой все больше входя в раж, и вдруг, не удержав равновесия, упало, повалилось на бок, поехало в одну сторону, в другую и застыло. Крышка откатилась и мягко, почти бесшумно улеглась на коричневый линолеум кухонного пола. Мятые бумажки, пустые пачки из-под сигарет, огрызки яблок, окурки высыпались из опрокинувшегося мусорного ведра, а вслед за этим из него осторожно, тыкаясь острым носиком в воздух, опасливо вылез... грязно-зеленый крохотный крокодильчик. Он, шустро перебирая тоненькими лапками, юркнул в еще более сконцентрированную тьму под кухонным шкафом, слегка пошумел там чем-то, как разыгравшаяся мышь, и когда выбирался из-под шкафа, был уже гораздо крупнее. Крокодильчик лениво походил по кухне, вырастая с каждым ударом сердца, увеличиваясь, делаясь все больше, все крупнее, все свирепее. Подняв морду, он смахнул со столика объедки вместе с посудой и сожрал все на полу, проглотив заодно и два пластмассовых стаканчика. Грязные, страшные когти не перестающего расти пресмыкающегося, царапали линолеум, оставляя на нем глубокие следы без видимых усилий мощных бородавчатых лап, мокрая слюнявая морда бронированного чудовища тыкалась туда и сюда, опрокидывая в темноте стулья, толстое, тяжелое туловище мягко елозило по полу, огромный хвост бил по стенам и шкафу, из-под которого он всего лишь несколько минут назад вылез таким маленьким, беспомощным, теперь же крокодил не умещался на кухне. Под очередным ударом хвоста дверца шкафа вдруг распахнулась, обнаружив свое содержимое. Крокодил резко, как молния, изогнулся, метнулся на звук дверцы, сунул в шкаф свою морду, опрокинул трехлитровую банку с рафинадом и стал пожирать сахар с пола. Теперь уж это был крупный, сильный самец, пресмыкающееся с мгновенной реакцией и могучими челюстями, гроза зверей, посмевших напиться из его воды. Крокодил лениво, хотя и мучимый голодом, однако никак не подгоняемый им и сохранявший чувство собственного достоинства, вышел из кухни, пополз по квартире, поводя мутным, сонно-болотным взглядом вокруг, и вскоре обнаружил спящего, как убитый, пьяного Ф. Крокодил медленно, мягко подполз к нему, раскрыл зловонную пасть и перекусил Ф. руку, свисавшую с края кровати, и тут же стал заглатывать свою жертву, стал проталкивать тело Ф. в свою пасть, в свое темное чрево.
Пронзенный чудовищной, парализовавшей все его существо, болью, от которой из ушей его хлынула кровь, глаза выскочили из глазниц, а крик застрял в сузившемся спазматическом горле. Ф., уже переставший быть Ф., до этого мгновения видел во сне изумрудную лужайку, залитую ярким летним солнцем, далеко, далеко отсюда, где-то на неизвестном никому острове.
