Видно было, что народ с умыслом останавливался перед домом Коснячко, потому что с каждою минутою все громче произносилось его имя.
Вскоре кто-то подошел к оконцу в частоколе воеводы и начал громко кричать:
- Эй!.. Вы... Отоприте ворота!..
- Позовите сюда воеводу - заячью шкурку!.. - крикнул другой. - Пусть идет на совет... Народ просит его.
- Пусть даст нам коней и мечи, и мы сами прогоним половцев!
- И без дружины обойдемся!
Толпа росла, шум увеличивался.
Людомира в испуге послала отрока к окошечку в частоколе и велела сказать, что воевода уехал на княжий двор.
- Неправда! - крикнули за воротами. - Мы видели, как отсюда выходил тысяцкий Берестова. Значит, воевода дома!
- Вышата не застал воеводы, - отвечал отрок из окошечка.
- В таком разе мы найдем его... Если он воевода, так пусть ведет рать на половцев, а не сидит дома, словно заяц в лесу.
Волна народа приближалась и становилась опасной.
- Пойдем к князю! - послышались голоса.
- Пойдем!
- Нам не таких надо князей, которые пируют на наши куны... Мы найдем таких, которые будут отстаивать нашу жизнь и добро в открытом бою...
Неисчислимая масса пешего и конного народа все увеличивалась, волновалась и шумела.
Но вдруг из толпы выехал всадник и, махая собольей шапкой над головою, закричал:
- Братцы, други милые, давайте разделимся! Пусть одна половина идет на княжий двор и требует от князя коней и мечи, а другая пойдет к темнице, в которой заперт князь Всеслав... Если Изяслав не хочет княжить над нами, то мы освободим Всеслава и посадим его на княжий стол. Пусть княжит и защищает нас!
Речь эта, по-видимому, понравилась народу, так как, словно по мановению жезла, толпа разделилась на две половины. Одна половина двинулась за двор Брячислава через мост и ворота Святой Софии к Княжескому концу, а другая поворотила назад и отправилась к месту заключения князя Всеслава.
Изяслав знал о начавшемся волнении народа, но, имея при себе дружину, не боялся киевлян и пренебрегал ими; он не ожидал, что бунт примет такой грозный характер.
На всякий случай князь послал воеводу Коснячко к митрополиту Георгию с просьбою поспешить на княжеский двор и помочь усмирить народ.
Едва воевода успел уехать, как перед воротами княжеского двора стал собираться народ, и вскоре уже он толпился, выл и шумел, как разъяренное море.
Великокняжеский двор был обнесен таким же частоколом, как и хоромы воеводы Коснячко; фасадом он был обращен к Десятинной церкви и Бабьему Торгу, а задки его примыкали к каменным стенам Перевесища. Стоя на высоком холме неподалеку от дороги, ведшей от Боричева оврага, он казался вполне обособленным.
Изяслав сидел со своею дружиною в сенях, когда услыхал какие-то дикие крики на дороге. Один из бояр выглянул через окошечко в частоколе и отскочил с испугом. Внизу и на площади вокруг Десятинной церкви собрался весь Киев.
- Княже! - сказал он, задыхаясь от страха. - Народ пришел с веча!
Изяслав, окруженный дружиною, вышел из сеней с намерением подойти к калитке. Ему загородил дорогу его сын Мстислав.
- Не гоже тебе вести речи с бунтовщиками, - сказал он, - останься с дружиною, а я пойду к ним...
- Да, останься, князь, - молвили дружинники.
- Пусть Мстислав поговорит с ними! - настаивали другие.
Изяслав вернулся на рундук и стал о чем-то говорить с дружинниками; по-видимому, речь шла о том, что делать с бунтовщиками. Он размахивал руками и явно выходил из себя.
Мстислав выглянул через оконце в частоколе и замер на месте: весь Бабий Торг и вся площадь вплоть до церкви Святой Софии были заполнены народом, и княжеский двор казался окруженным со всех сторон.
Кто-то из толпы заметил Мстислава, выдвинулся вперед и крикнул нахально:
- Княжич! Половцы почти каждый день делают набеги на наш город, и никто не защищает его. Дошло до того, что никто из нас не может показаться в Предславине и на Шулавке...
- А разве мой отец не ходил на половцев к Альте? - в свою очередь спросил Мстислав.
- Ходить-то ходил, да проку из этого никакого. Не князь победил половцев, а они победили князя. Он вернулся домой, а они за ним следом.
- Где же половцы? - с гневом спросил княжич.
- С рундука не видно! - отвечали ему.
- Спроси дружину! - кричали иные.
- Князь держит дружину не для нас, а для дударей да плясунов, пошутил кто-то.
Мстислав побагровел.
- Чего вы кричите, бараньи головы... Не вам, дубье, приказывать князьям! Не ваше это дело!
- Наше, потому как он княжит у нас; когда он не будет княжить, тогда мы перестанем приказывать ему.
- Пусть даст нам коней и оружие, и мы обойдемся без князя и дружины.
Спор народа с Мстиславом принимал угрожающий характер, и разгневанный княжич вернулся к отцу, с которым начал о чем-то говорить, посматривая через ворота, не едет ли митрополит, чтобы успокоить чернь.
Между тем мятежники, не получая никакого определенного ответа от Изяслава, оскорбляемые княжескими отроками и дружинниками, выходили из себя; они неистовствовали и напирали на ворота княжеского двора.
- Дело принимает скверный оборот! - заметил князю его приближенный Чудин, всегда неразлучно при нем находившийся. - Народ остервеняется. Пошли караулить Всеслава.
Изяслав посмотрел вперед и увидел новую громадную толпу, приближавшуюся к Княжескому концу.
- Ну, вот и митрополит с крестом! - радостно заметил он.
А народ все громче ревел:
- Князь, давай коней и оружие или веди нас на половцев!
Гул голосов раскатывался громом.
- Плохо, князь, - сказал Чудин. - Пошли отроков в темницу и прикажи им сразить мечом Всеслава!.. Потому как он-то и есть причина всего зла.
Толпа, замеченная Изяславом вдали, приближалась к воротам; впереди ехал всадник без шапки и корзна, в грязном выцветшем кафтане, с густою бородою и длинными усами; позади него - верхом на лошадях и пешим ходом толпа народа.
Изяслав еще раз взглянул в направлении всадника и толпы и вдруг нахмурился и побагровел.
- Это не митрополит! - воскликнул он. - Уж я знаю этого воеводу!.. Он служит не мне, а вечу...
Князь узнал ехавшего.
- Теперь уж поздно посылать отроков в темницу, - шепнул ему на ухо Чудин. - К тебе едет в гости Всеслав.
Лицо Изяслава налилось кровью, он теребил свою бороду.
- Не долго натешится! - вымолвил он и, выхватив меч из-за пояса, начал грозить им в сторону Бабьего Торга.
- Я вам покажу себя! - воскликнул он гневно. - Будете валяться во прахе у моих ног и просить прощения.
Голос князя дрожал, на губах показалась пена.
