вызвался идти сумрачный молчаливый Сорджи.
Пока велись переговоры, поспело и угощение. После прохладного кумыса подали на большом блюде дымящуюся вареную баранину. Ни вилок, ни ложек не было. Есть мясо полагалось руками.
Алексей, знакомый с восточными обычаями, сел, скрестив ноги, на кошму у низкого круглого стола и вместе с монголами принялся за еду. Васю и Прохора тоже не пришлось уговаривать. Остальные эфовцы замялись.
- Ешьте, пока не поздно, а то потом пожалеете, - поторопил их Алексей.
Заметив, как быстро опустошается блюдо, Лева засучил рукава и подсел к столу.
- Лучше переесть, чем недоспать. А посему не будем медлить, - сказал он, вылавливая пальцами самый большой кусок мяса.
Игорь с Татой переглянулись и, отбросив щепетильность, тоже присоединились к 'общему котлу'.
Когда с бараниной было покончено, подали пиалы с крепким солоноватым чаем. Его заправили молоком и пили без сахара.
После сытного обеда Алексей стал расспрашивать аратов про Лу-Хото, но никто из них толком не знал об истории затерянных в песках развалин древнего города.
Дамба посоветовал спросить об этом старого ламу, живущего в кумирне на противоположной стороне озера.
Поблагодарив хозяев за угощение, друзья распростились с шофером Васей и отправились к берегу озера разбивать лагерь. Было решено сделать здесь остановку суток на двое, чтобы отдохнуть и хорошо подготовиться к выходу в пустыню.
Глава 4. Забытыми тропами
Слабый огонек светильника то вспыхивал, то затухал, словно ему было не под силу бороться с наползающим из углов кумирни густым мраком.
Тени метались по стенам. Красноватые блики падали на чуть видное в темноте изваяние Будды. В такие моменты каменная статуя как бы оживала. Халцедоновые глаза поблескивали, а плотно сжатые губы будто шевелились.
У ног Будды, на войлочном коврике, сидел высохший, как мумия, лама. Его поза точно копировала позу статуи. Старик, казалось, дремал. Но вот он медленно поднял веки. Тускло блеснули слезящиеся глаза.
Алексей с Татой низко ему поклонились.
- О, светоч разума! - заговорила по-монгольски Тата. - Прими, мудрейший, скромные подарки от тех, кто идет к мертвому городу Великого Дракона.
Почтительно склонившись, она подошла к ламе и положила перед ним шкатулку палехской работы, будильник 'Мир' и две банки сгущенного молока.
Глаза старика на миг оживились, но он тут же опустил веки и жестом пригласил гостей сесть.
Те опустились на кошму. Алексей заметил, что лама не такой уж безразличный и невозмутимый, каким хочет казаться. Из-под полуопущенных век он внимательно рассматривал нежданных посетителей.
Некоторое время никто не нарушал тишину. Затем раздался негромкий хриплый голос. По восточному обычаю лама начал спрашивать гостей: хорошо ли они себя чувствуют, здоровы ли их родственники и верблюды, удачны ли их дела?
Тата отвечала не спеша, степенно. Потом осведомилась примерно о том же. Когда с этим обязательным ритуалом вежливости было покончено, старый лама, по просьбе гостей, стал рассказывать о Лу-Хото. Тата тут же вполголоса переводила Алексею. Из слов ламы они узнали, что к этим развалинам путь нелегкий и опасный, что в Лу- Хото обитают души погибших от гнева Великого Дракона и встреча с ними не сулит ничего хорошего.
Когда же Тата спросила, далеко ли от Лу-Хото пещера Великого Дракона и как туда пройти, старик пришел в сильное возбуждение. Тревожить покой Великого Дракона - страшное святотатство! Каждый, кто попытается это сделать, неминуемо погибнет и навлечет несчастье на весь свой род. Из тех гор еще никто не возвращался живым.
Лама так разволновался, что не смог больше разговаривать на эту тему. Понимая, что расспрашивать его о круглоголовых и о других подробностях легенды бесполезно, Алексей попросил Тату распрощаться со стариком.
- О, мудрейший! Прими нашу благодарность за то, что ты снизошел и поведал об опасностях, подстерегающих нас в пути, - проговорила Тата и встала. - А теперь, о тень Будды на земле, разреши нам, недостойным, удалиться.
Она незаметно подтолкнула Алексея, потом молитвенно сложила руки ладонями внутрь и в полусогнутом положении попятилась к выходу.
- Фу, какая там духотища! - выйдя из кумирни, еле выговорила Тата. Потом спросила Алексея, что он думает о разговоре с ламой.
Алексей пожал плечами:
- Кто его знает? То ли старик действительно верит во всю эту чертовщину, то ли хочет нас запугать. - И предупредил: - Ты, вот что, особенно не распространяйся о болтовне ламы. Скажем ребятам, что он ничего толком не знает... Да оно так и есть на самом деле.
Тата молча кивнула, а Алексей поймал себя на том, что любуется ее пышной головкой, светящейся в лунных сумерках бронзовым оттенком.
Провожать караван собрались почти все жители сомона. На прощание Харагшан подарил эфовцам двух жирных баранов и несколько овечьих сыров.
С вечера все было готово к выходу, но сборы затягивались.
Чтобы друзья сами научились быстро сворачивать лагерь и навьючивать верблюдов, Алексей отказался от помощи аратов.
Непривычные к караванным сборам да еще побаивающиеся верблюдов, студенты суетились и невпопад старались помогать проводнику и погонщику. Араты, сидевшие в стороне, посмеивались, наблюдая за шумными сборами.
Шуму действительно было много. Дамба покрикивал на неловких. Сорджи недовольно ворчал. Верблюды орали противными скрипучими голосами. Собаки лаяли. Ребятишки визжали от восторга, глядя, как Лева с Игорем тащат отчаянно упирающихся баранов.
Наконец, верблюдов завьючили. Можно было трогаться.
- По коням, хлопцы! - весело скомандовал Алексей.
Лева с опаской подошел к своему верблюду, осторожно уселся между горбами и...
То, что увидели эфовцы, превзошло их самые худшие опасения.
Оказалось, что верблюд встает в три приема. По счету 'раз' он поднялся на передние колени. Лева, чтобы удержаться, обхватил его за шею. По счету 'два' верблюд рывком выпрямил задние ноги, и перепуганный наездник ласточкой полетел через его голову. По счету 'три' верблюд выпрямился полностью.
Выплевывая изо рта песок и нещадно чертыхаясь, Лева сгоряча заявил, что с него достаточно такой экзотики, и он лучше пойдет пешком, чем согласится еще хоть раз сесть на 'эту скотину'.
Сдерживая смех, Алексей принялся уговаривать расходившегося Леву, но тот стоял на своем.
Тогда Прохор, ни слова не говоря, схватил Леву поперек туловища и забросил на спину верблюда.
- Слезешь - пеняй на себя, - погрозил он кулаком.
Вытянувшись цепочкой, маленький караван тронулся в далекий и нелегкий путь. Первым, напевая что-то под нос, ехал Дамба, за ним остальные. Замыкали караван два барана, бегущие на поводу за верблюдом Сорджи.
Сидя в седле между верблюжьими горбами, Тата чувствовала себя далеко не сладко. Перегибаясь в пояснице, в такт широким шагам Барона, как она назвала своего верблюда за высокомерно-пренебрежительное выражение, Тата, чтобы не свалиться, крепко упиралась в короткие стремена. Она ехала вслед за Алексеем и с завистью поглядывала, как ловко, непринужденно держится он на спине животного. Ему-то что! Пока шатался по пустыням, привык ездить на ком угодно, а теперь посмеивается. Нет бы посочувствовать! Тата вспомнила, как Алексей на просьбу взять для нее лошадь, с которой все-таки пониже падать, довольно резко ответил, что не собирается ни для кого делать исключения. Потом, заметив ее обиду, пояснил, что лошади не могут долго обходиться безводы и пробавляться колючками, поэтому он выбрал для похода выносливых верблюдов. Кто знает, в какие 'переплеты' еще случится попасть!
Нельзя сказать, что после этих слов настроение Таты улучшилось. Ее совсем не привлекала перспектива попадать в 'переплеты'.
Хватит того, что приходится осваивать верблюжий транспорт, жариться на солнцепеке и пить противную соленую воду.
- Ой! - Тата судорожно схватилась за верблюжий горб. Сходя с высокого бархана, Барон, вслед за верблюдом Алексея, перешел на рысь. Он бежал, широко выбрасывая длинные ноги, и Тата, подскакивая в седле, так хлопалась о спину животного, что, казалось, отрывались все внутренности. На ее счастье, Дамба заметил плачевное состояние новоиспеченных 'кавалеристов' и перевел караван на спокойный шаг.
Постепенно Тата освоилась и стала с интересом поглядывать по сторонам. В пустыню она попала впервые. К ее удивлению, пески были совсем не такими безжизненными, как она думала. В низинах ютились высыхающие на корню травы. Чуть выше, у подножия бугров, разлапились колючие кусты. Кочки, образованные их корнями, были изрыты норками сусликов и песчанок. Высоко в небе парил беркут. Распластав крылья, он в поисках добычи плавно описывал широкие круги.
Солнце еще не успело подняться высоко, и воздух, настоянный на степных травах, был прохладен и душист. Забыв про дорожные невзгоды, Тата запела:
Мы идем по забытым тропам,
мы уходим в поход далеко.
В край, где солнце встает,
где высок небосвод,
нас пустынная даль зовет.
- Ого! - раздался позади густой бас Прохора. - Да ты поешь-то как здорово!
- Не мешай! - одернул его Алексей.
Замолчавшая было Тата продолжала:
Знойным летом в степях безводных
и зимой средь снегов холодных
