что он ей скажет. Поэтому он все откладывал и откладывал объяснение, и никто с него этих объяснений не требовал, даже Дольмаэро.
Публий проснулся и стал размахивать руками.
– Император всего! – завопил он. – Всего!
Он судорожно вздохнул.
– Руиз? – его голос вдруг стал удивительно и внезапно разумным. – Руиз? Я знаю кое-что, чего ты не знаешь. Хочешь, скажу?
– Почему бы и нет? – сказал Руиз.
Он надеялся, что Публий не начнет вопить. Это бы разоблачило их роль скромных Жертвенников, которые направляются к священным полям самоубийства. Публий, если уж вопил, делал это весьма величественно и вовсе не скромно и униженно.
– Ха! Ты ведь даже не спрашивал меня про мою тайну… а придет время, когда ты пожалеешь, что не спросил, все об этом пожалеют. Но я тебе не скажу мою Великую тайну. Ты и сам скоро все про нее узнаешь и остальные узнают тоже. – Публий улыбнулся с таким же мощным злорадством, как и всегда. – Я могу сказать тебе маленькую тайну, а ты взамен будешь хорошим мальчиком и принесешь мне медицинскую прилипалу или, по крайней мере, попить.
– Нет, – сказал Руиз.
– Ладно, – сказал в ответ Публий. – Я тебе все равно скажу. Почему бы и нет? Мой Юбере, прежде чем ты его убил… он мне как раз говорил, что один из твоих рабов побывал у генчей.
Руиза внезапно затошнило. Он затрепетал, но сказал совершенно безразличным голосом.
– Естественно, император Публий. Который из них?
Публий растянул губы в страшной пародии на улыбку.
– Вот в этом-то самое смешное, Руиз. Ты его убил прежде, чем я мог узнать, который! Ха-ха-ха-ха-ха!
Тут он снова потерял сознание.
Нет, подумал Руиз. Наверняка это было неправдой. Просто хитрая ложь Публия, рассчитанная на то, чтобы отомстить Руизу, поскольку это был единственный оставшийся ему способ. Вполне возможно, что фальшивый Юбере мог получить такие сведения от своих людей, между тем временем, когда Руиз условленным паролем снова вернул ему волю и их прибытием в крепость… Только зачем ему было сообщать об этом Публию?
Нет, это почти наверняка была ложь.
Наутро третьего дня Публий умер. Руиз почувствовал укол раздражения, поскольку он надеялся использовать влияние Публия среди Лезвий Нампа для того, чтобы сделать их побег гладким и без приключений, спокойно покинув Суук.
Но, когда он перевалил тело через поручни в океан, его самым сильным чувством было облегчение.
