Безымянные пули

с субъектами вроде Вольфа или Анджелино. Может, это просто приятель Вольфа, никак не связанный с его темными делишками? Наконец, поскольку другого лучика надежды не брезжит, и тем более я уже в Версале, решаю связаться с Ринксом. Думаю, действовать надо осторожно, так как я ступаю на совершенно неизвестную почву. Я подхожу к телефону и набираю номер Ринкса. Нежный голосок отвечает: - Алло? - Я бы хотел поговорить с месье Клодом Ринксом. Нежный голосок уверяет меня, что Клода Ринкса мужского пола не существует, а Клод Ринкс - это она. Только тут я осознаю, что имя Клод может носить и мужчина, и женщина. - О, простите!- говорю я.- Могу ли я с вами поговорить, мадам Ринкс? - Мадемуазель... А о чем? - Скажем, поличному делу. - Может, завтра? - Скажем, что личное дело еще и срочное... - Кто вы? Иду напролом: - Друг Вольфа... мое имя вам ничего не скажет. Молчание. - Кто такой Вольф?- спрашивает голос. В тоне моей собеседницы звучит искреннее удивление. Я говорю себе, что пошел неверным путем, и уже собираюсь извиниться и повесить трубку, но в моей черепушке начинает сильно звонить колокольчик тревоги. А когда он звонит, значит, мне пудрят мозги... - Могу я вам это объяснить при личной встрече?- отвечаю я на ее последний вопрос. Опять молчание. - Я в двух шагах от вас,- продолжаю я. - Ладно, приходите. Я живу на верхнем этаже... Дождавшись, пока она положит трубку, я вешаю на рычаг свою. Я задумчив, как роденовский 'Мыслитель'. Я так задумался, что забыл допить свой стаканчик... Заметив это на улице, возвращаюсь исправить оплошность, но уже слишком поздно: хозяин успел вылить остаток моего конь-яка назад в бутылку. Дом богатый. Монументальная деревянная лестница с медными перилами покрыта красным ковром. Взобравшись на четвертый этаж, я оказываюсь на конечной остановке перед широкой дверью, покрашенной в изумрудно-зеленый цвет. В тот момент, когда я протягиваю руку к звонку, дверь открывается. На мои плечи падает прямоугольник оранжевого света, а посреди этого прямоугольника стоит красотка, от которой просто дух захватывает. Она довольно высокого роста, стройная, хорошо сложена. Тяжелые золотистые волосы собраны сзади в длинную гриву а-ля Аттила Она кутается в синий атласный халат, черные глаза пристально смотрят на меня. Делаю усилие, чтобы проглотить слюну, и снимаю шляпу. - Мадемуазель Ринкс? - Она самая. Я кланяюсь: - Комиссар Сан-Антонио. Кажется, я поскромничал, уверив мадемуазель, что мое имя ей ничего не скажет. Она вздрагивает, и выражение ее глаз меняется от любопытства к настороженности. - Входите,-говорит она. Я вхожу в мастерскую скульптора, обставленную с безупречным вкусом. Во всех углах статуи, драпировки ярких цветов, мебель из лимонного дерева. В величественном камине из красного кирпича горят дрова. Она указывает на кресло. - О чем идет речь, господин комиссар? - О Вольфе... Я смотрю на нее. Она моргает. Я был прав, что пришел. Могу поставить истертую зубную щетку против тонны черной икры, что эта куколка знает Вольфа. Я решаю не давать ей времени соврать и, пользуясь своим преимуществом, начинаю блеф... - Вольф умер,- бросаю я. Она страшно бледнеет и шепчет: - Умер? - Погиб в конце дня от руки преступника, которого мы обложили в его логове... Детали вы узнаете завтра, из утренних газет... Она проводит рукой по лбу. Кажется, сейчас хлопнется в обморок. - С вами все в порядке? Она утвердительно кивает головой. Она сильная. Мне это нравится. Терпеть не могу девчонок, считающих своим долгом падать без чувств, чтобы показать глубину своей скорби. - Перед смертью Вольф, который был моим приятелем, прошептал: 'Навести... Клод Ринкс... Версаль...' Больше он ничего сказать не смог Вот. Я решил, что обязан приехать, понимаете? Я не знал, что вы женщина... Делаю паузу, чтобы она успела осмыслить сказанное. Потом задаю вопрос, щекочущий мне язык: - Почему по телефону вы мне ответили, что не знаете его? Она пожимает плечами: - Не знаю. Ваш звонок в такой час показался мне необычным... Я... Я не подумала... Я смотрю на нее, - Вы были очень близки с Вольфом? - Он был другом детства... Мы потеряли друг друга из вида, а два месяца назад я встретила его в Сен-Жермен-де-Пре... Мы узнали друг друга... провели вместе вечер. Через некоторое время он приехал сюда - заказать мне работу... - Работу? - Он хотел, чтобы я сделала копию бюста Монтескье... Мне приходится ущипнуть себя, чтобы убедиться, что я не сплю. Вольф, циник, мерзавец и предатель, Вольф, влезщий в грязные махинации, интересовался скульптурой и Монтескье. Обалдеть можно! Я смотрю на малышку Ринкс, чтобы убедиться, что она не издевается надо мной. Нет, сидит в своем кресле очень серьезная, грустная и красивая. - Бюст Монтескье?- бормочу я. - Да. - И вы его сделали? - Да. - Он просил его для себя? - Нет. Сказал, что это для одного из его друзей. - Копию? - Совершенно верно. - Копию чего? - Бюста работы Фийе. - А где этот бюст? - В Лувре... Не понимаю. Может, копия действительно предназначалась любителю искусства. В конце концов, я ничего не знаю ни о личной жизни Вольфа, ни о его знакомых. Я встаю... - Не понимаю, почему Вольф попросил меня приехать к вам...- Я смотрю на Клод.- Простите меня, но вы были... - Его любовницей? Нет! Просто другом. Хорошей знакомой, и все... Девочка кажется мне искренней. Я мысленно говорю себе, что Вольф был придурком, если не пытался взять эту каравеллу на абордаж. Эта маленькая скульпторша именно такая девушка, ради которой я готов ходить по потолку. Я бросаю на нее такой пристальный взгляд, что он чуть не прожигает дыру в ее нежной коже. Малышка краснеет. - Я вас покидаю,- говорю.- Прошу вас, мадемуазель, простить мне этот поздний визит... - Напротив, вы были очень любезны, что приехали сразу...- бормочет она.- Я очень тронута... Я так расстроена... Хотите чего-нибудь выпить? - Готов согласиться,- отвечаю я ей. Она бледно улыбается. - Тогда садитесь... Я подчиняюсь. Она идет к бару и выбирает бутылку виски. - Вы это любите? - Обожаю. Мне его давали еще в колыбели, так что, как вы понимаете... На этот раз она откровенно смеется, Я констатирую, что мое присутствие доставляет ей то, что на кастрированном языке называется 'приятное отвлечение'. Мы разговариваем как добрые друзья... Нам хорошо, а я люблю, когда мне хорошо. - Знаете,- говорю я ей вдруг,- мне тоже нужно заказать вам бюст... - Правда?- спрашивает она.- А чей? - Угадайте... - Монтескье? - Нет. Ваш. Мне будет приятно поставить его на камин и по утрам, едва проснувшись, бросать на него первый взгляд... - Вы очень милый,- любезно говорит она. Запомните, ни одна красотка не может остаться равнодушной к удачному комплименту. Не знаю, заметили вы или нет, но этот к тому же и оригинален. - Отметьте,- добавляю я,- что, несмотря на весь ваш талант, вам не удастся превзойти природу. И обволакиваю ее бархатным взглядом. - По-моему, природа не схалтурила, когда лепила вашу грудь... Ой, простите... Она показывает мне свои перламутровые зубки, блестящие, как жемчужное ожерелье. - Вы умеете говорить, комиссар... - Чтобы молчать, видя вас, нужно залить язык гипсом... Как-видите, если в профессиональном плане мои дела стоят на месте, зато в личном скачут галопом. Мы выпиваем второй стаканчик, и жизнь становится розовой и красивой. Не знаю, понимаете ли вы, к чему я клоню. В тот момент, когда она берет мой стакан, наши пальцы соприкасаются, и это производит на меня такой же эффект, как если бы я положил лапу на провод под высоким напряжением. - По третьему?- спрашивает красавица.- Сегодня мне надо немного взбодриться. Мне было больно.. узнать эту новость. - Давайте по третьему, моя маленькая. Я нежно улыбаюсь ей. Я знаю, что такие улыбки сделали бы мне карьеру в Голливуде. - Вас не шокирует, если я буду звать вас Клод? - Думаю, что нет,- щебечет она и протягивает мне стакан, в который щедро налила виски. На этот раз я не ограничиваюсь прикосновением к пальцам, а сразу беру ее за лапку. - А если я вас поцелую, Клод, вы обидитесь? - Вы ужасный человек,- шепчет малышка, краснея. Лично я совершенно не могу устоять перед краснеющей девушкой. - Это не ответ... Она пожимает плечами. - Если я отвечу 'да', вы сочтете меня маленькой потаскушкой, так? Она не лишена здравого смысла. - Знаете что, Клод, давайте проведем опыт. Я вас поцелую без вашего согласия. Если вам не понравится, вы влепите мне пощечину, как в бульварных комедиях. Тогда я возьму свою шляпу и отвалю. Еще не договорив, я встаю, заключаю ее в объятия и одариваю крепким поцелуем, так долго не переводя дыхание, что ловец жемчуга мог бы сдохнуть от зависти. Она не только не приходит в ярость, но реагирует очень живо: ее ноги обвивают мои, как быстрорастущие лианы дерево. - Вы моя любовь,- бормочет Клод. Она чуть отодвигается, чтобы посмотреть на меня. Помада образует вокруг ее губ ореол, как на лубочных картинках. Ее губы блестят, глаза тоже. Я думаю, что жизнь полна неожиданностей. Если бы меня мог сейчас видеть шеф, он бы сказал, что я умею сочетать приятное с полезным. Клод, дрожа, снова придвигается и с таким неистовством прижимается ко мне, что разлепить нас можно только ножом для открывания устриц. - Ты сводишь меня с ума,- лепечет она. Мы снова целуемся. Я точно смогу побить рекорд по длительности пребывания под водой. Позвольте вас просветить: эта киска может внушить игривые мысли даже огородному пугалу. Мы собираемся завершить этот новый поцелуй единственно возможным образом, но тут неуместный звонок в дверь разделяет нас. Клод вздрагивает и отодвигается от меня. - Кто это может быть?- шепчет она. Звонок раздается снова, но в условном ритме. Он исполняет 'та-талада-гиди дзинь-дзинь'. - Это подруга,- говорит Клод. Она вытирает губы платком, приглаживает волосы и выходит из комнаты, послав мне воздушный поцелуй. Если вы никогда не видели долбанутого малого, смотрите внимательнее. Я так расстроен, что если бы послушался самого себя, то пошел бы крушить все вокруг. Возможно, особа, исполнившая соло на звонке