раз очнулся из-за того, что не мог вдохнуть. Я выпучил глаза и стал стучать рукой по кровати. Это был единственный орган, которым я мог двигать. Аппарат справа от меня хрипло вздохнул и в меня пошел воздух. Потом он долго не выходил, я опять стал колотить рукой. Дежурный врач сказал:'Ну, не колоти - не колоти!', и я снова провалился.

Очнулся. Сижу. Вокруг врачи. Видимо вытащили интубационную трубку. Бьют по спине, я кашляю и откуда-то струей хлещет кровь. Я провалился, умер. Последнее ощущение - меня хватают и куда-то несут... Затем снова свет. Врач. Я спрашиваю:'У меня что, шов разошелся?'. 'Да нет, ты что!' Провал.

На лице кислородная маска, во рту трубка толщиной с палец. Из маски идет холодный пар. Я прошу разрезать мне лимон и открыть бутылку. Выдавливаю в Боржом лимон и пью. Вкусно! Снова надеваю маску. Провал. Потом еще наливаю, и еще. По-моему, я выпил обе бутылки, или одну... Одну-то уж точно.

Очнулся, другая палата. Большая. Справа лежит мужик. Очень толстый и почему-то совершенно желтый. Дальше на кровати сидит какая-то женщина. У двери дежурный пост. Меня садят. К великой радости врачей почки у меня срабатывают нормально.

Очнулся. Опять другая палата. Как это меня возят туда-сюда незаметно для меня самого? Повернул голову налево. Там лежит Наташка. Я отворачиваюсь. Потом думаю:'Э, так ведь это Наташка!' Снова поворачиваюсь и говорю:'Давай в шашки сыграем?'. Она:'Прямо щас?'. Наташке делали операцию на день позже меня и мы в шутку договаривались встретиться в реанимации, взять с собой шашки и сыграть здесь.

ОПЯТЬ НА 9-М ЭТАЖЕ

Перелажу на свою кровать с каталки. Рядом Славка.

- Это какая палата? - Десятая.

Славка все время меня будит: 'Володька! Не спи!' Я частично в сознании. Приходит медсестра и обрабатывает шов.

В первые дни после операции я большей частью спал. Я не спал только когда меня будили. Как только меня переставали будить я засыпал снова. Чувствовал себя очень плохо, так плохо, что мне было уже все равно, плохо мне или хорошо. Аппетита вообще не было, даже плохого. Часто заходил Славка. Я ему говорил слабым голосом: 'Слава, иди поиграй, что тебе тут сидеть? Скучно ведь.' Славка не давал мне спать.

Через 2 или 3 дня я встал и сходил 'строго на север порядка 50 метров'. После этого Славка стал водить меня по коридору. Он брал меня за руку и мы наматывали с ним круги (коридор замкнут в кольцо) время от времени меняя направление, чтобы, как говорил Славка не закружилась голова. Причем я заметил, что по часовой стрелке идти было почему-то легче.

В первые дни после операции мне снились яркие цветные сны. И даже днем, закрыв глаза, я мог вызвать по желанию любой образ. Причем изображение было удивительно четким и подробным. Часто мне виделась стена выложенная из золотых кирпичей. Вернее, это был кусок стены, как бы висящий в воздухе. При желании я мог поворачивать его вокруг горизонтальной или вертикальной оси. И стена медленно разворачивалась, сверкая отполированными гранями кирпичей. Захватывающее зрелище. Я часто жалел, что окружающие этого не видят. Еще запомнился образ какого-то старого города. Этот образ был в движении. Я летел по кривым, усыпанным желтыми листьями, улочкам Города на очень небольшой высоте. Примерно сантиметров 15-20 от земли. Все это происходило на хорошей скорости, изображение было цветным и объемным.

Я теперь лежал в одиночной палате. Но так как я был в тяжелом состоянии, со мной в палате постоянно находилась тетя Зина, Мамина сестра. Первую неделю - полторы меня мучила жажда. Это происходило из-за потери крови и я это понимал, но от этого мне было не легче. В день мне разрешали выпить 400 грамм воды. Больше пить нельзя. Полтора стакана. Я все это выпивал за 5 минут и все остальное время мне снились горные реки, талые ручьи, водопады, фонтаны и маленькие лесные роднички. В рту было ощущение, что ты нажевался какой-то тухлятины и закусил ее туалетной бумагой. Каждые полчаса я вставал, чистил зубы, полоскал горло и потом долго сидел у раковины набирая воду в рот и, с сожалением выпуская ее обратно. Тем временем тетя Зина выжимала через марлю гранатовый сок. Получалась кислая мутная жижа, пахнущая кухонной тряпкой, но тем не менее я с жадностью ее выпивал. Зубы от гранат у меня стали совсем черные.

Аркадий приходил почти каждый вечер. Он где-то раздобыл и принес литровую банку черной икры. Но я не мог есть даже ее. Еще потом была красная икра.

Я взял обязательство надувать каждый день по 30 шаров, считая вздохи. Первые дни я надувал по 15-20 шаров за примерно 60 вздохов. Затем скатился до 5 шаров в день, но врачам говорил, что надуваю по 15 шаров. Тетя Зина, зная истинное положение вещей, всплескивала руками, но молчала.

Дня через три - четыре меня повезли на рентген. Ветвицкий привез кресло-каталку, я погрузился и мы поехали. Спустились на рентгеновский этаж. Там меня завели в кабину и оставили стоять. Включили жесткое рентгеновское излучение. Краем глаза я увидел экран,на который передавалось изображение моих внутренностей. Я увидел темное колечко в области сердца. Колечко двигалось в такт ударам сердца. Тогда я понял, что мне действительно вшили искусственный клапан.

Аппетита нет никакого, и более того - организм не просто не требует пищи, он ее не принимает. Меня кормили творогом. Это была пытка. Творог был несладким и очень однородным. Я говорил:'Его и живому-то человеку есть невозможно, а полумертвому и тем более.' Я брал творог в рот и держал его там, собираясь с духом. Потом я делал глотательное движение стремясь протолкнуть творог по пищеводу. Пищевод стремился к обратному и когда, наконец, ложка творога оказывалась в желудке, я падал обессиленный этим противоборством. Потом пришла некая Рита с разными глазами и научила меня запивать творог морсом. Это была дельная мысль

Славка часто приходил ко мне со всей оравой - Абдулазис, Санька Зайцев, и т.д. Их очень трудно было выгнать, чтобы поставить например укол, и мои нервы иногда не выдерживали. Я начинал орать.

Когда я был еще наполовину без сознания, Славка обулся в мои тапки (44 размер) и, прийдя в столовую пожаловался своей маме, что она купила ему малые тапки и они ему жмут. Это потом рассказала мне его мама.

Дело идет на поправку.

Я шучу: нагреваю в стакане воду кипятильником и опускаю туда термометр. Хочу нагреть до 40 градусов и напугать Маму. В термометре что-то звонко щелкает. Я выхватываю его из стакана и снимаю показания. Ртуть конечно же зашкалила и термометр лопнул. Что делать? Я рассказываю все Маме. Она пытается стряхнуть распоясавшуюся ртуть обратно в резервуар. После двух энергичных взмахов лопнувший резервуар (это именно он щелкнул) разваливается и ртуть разливается по всей палате. Мы ее собираем и вытряхиваем в унитаз. Потом Мама тщательно, на несколько рядов моет пол и проветривает палату. Вот такие шутки.

Или - я, согбенный и немощный дряхло поднимаюсь с кровати, беру Славку за руку и направляюсь в столовую кушать. Возле двери я внезапно распрямляюсь и бодрым шагом выхожу из палаты. Мама с округлившимися глазами выскакивает следом. Я смеюсь: шутка. И не отрываясь от пола шаркаю дальше.

В палату заходит уборщица. Она моет пол и беседует с Мамой. Речь идет о нынешних продуктах питания, начиненных всяческой бытовой химией. Она уверяет Маму, что лесные дикие яблочки гораздо лучше этих красных, крупных, спелых садовых яблок. Мама соглашается. Уборщица уходит. Меня душит смех. Мама не понимает причину моего веселья. Я с трудом выдыхаю:'Яблочки...дикие...' Смеяться больно, от этого становится еще смешнее, я падаю на бок и задыхаюсь.

Приходит Ветвицкий. Садится ко мне на кровать и мы долго беседуем о клапанах и турбулентных потоках в устье аорты.

Через день мне ставили банки и горчичники. Однажды, вечером пришел медбрат Ваня. 'Готовься Савватеев, сейчас будем ставить горчичники!'сказал он и я сразу понял, что он навеселе. Хорошо, что в тот день пришла очередь горчичников, а не банок. Не то он бы поджег меня вместе с кроватью. Что-то напевая он налил в лоток воды и достал горчичники. Я сел к нему спиной и задрал майку (очень неудобно, когда из живота торчат провода). Ваня обмакнул горчичник и налепил его мне на спину. В следующую секунду я заорал ('И вскрикнул внезапно, ужаленный князь') и спину у меня свело от холода. Когда Ваня кончил смеяться он объяснил мне, что отключили горячую воду и он набрал той воды, которую не отключили, то есть холодной. Я отказался от таких горчичников и сказал, что лучше сам нагрею воду кипятильником. Ваня сказал:'Ну и неженка ты Савватеев!' и ушел.

В другой раз меня испытал на прочность медбрат Арсен. Это было еще до горчичников, в пору, когда я находился еще на грани вменяемости. Он должен был поставить мне две капельницы, одна с кровью, другая с каким-то лекарством. Несколько раз ткнув мимо вен, он наконец решил, что попал и удалился довольный собой, оставив меня в таком положении: в одной руке капельница с кровью воткнутая мимо вены, в другой руке капельница с лекарством и тоже мимо. Хорошо, что в это время ко мне зашел Славик. Я почувствовал как правая рука наливается распирающей болью. Лекарство давало себя знать. Я сказал Славке, чтобы он позвал медбрата. Славка, видя мое перекошенное лицо убежал за помощью. Ждать было невыносимо. Рука уже вся горела до самого плеча. От жжения у меня даже выступили слезы. В то же время другая рука была нейтрализована второй капельницей и не могла ничем мне помочь. Боль нарастала. Я шепнул:'Гады, фашисты!' (не помню всерьез или в шутку. 'Фашисты' - это я позаимствовал у Максима. Славка рассказывал, что когда Максиму ставили укол перед зондированием, он кричал:'Что же вы делаете! Пустите! Немцы, фашисты! Пустите!' и т. д.) Так вот я шепнул это и приготовился к переходу в пятое измерение. Помощь

Вы читаете Без названия
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату
×