Саввов Вячеслав
Беспроигрышное пари
Вячеслав CABBOB
БЕСПРОИГРЫШНОЕ ПАРИ
'Шерлок Холмс - это я'.
Артур Конан Дойл.
Из автобиографии
'Воспоминания и приключения'.
НЕОБЫЧНЫЙ ПОСЕТИТЕЛЬ
Спор продолжался уже более получаса.
- Нет, нет и нет! - воскликнул высокий человек с залысинами, вислыми усами и добрыми проницательными глазами. Звали его Артур Конан Дойл. Сегодня ему исполнилось сорок два года.
- Но послушайте же, сэр Артур, - взмолился другой участник спора, бледный мужчина с черной клиновидной бородкой и тонкими беспокойными пальцами. Он упорно не называл себя, а представился как Изобретатель. Одно это слово, написанное с большой буквы, стояло даже на его визитной карточке. Собственно говоря, поэтому Конан Дойл и согласился принять очередного посетителя. Теперь писатель сожалел, что впустил его к себе в дом. Изобретатель казался банальным поклонником Шерлока Холмса и умолял продолжать писать о Холмсе. Сэру Артуру подобные разговоры смертельно надоели, он хотел только, чтобы посетитель поскорее ушел и не омрачал ему день рождения. Между тем Изобретатель не унимался:
- Разве вы не видите, что другие ваши книги не так успешны, как рассказы и повести о Холмсе! Ни 'Родни Стоун', ни 'Изгнанники', ни другие исторические или фантастические романы и мечтать не могут об известности ваших произведений детективного жанра.
- Ну и пусть, - отмахнулся писатель. - Это еще не значит, что другие хуже.
- Конечно, нет, - поспешно согласился Изобретатель, - но поймите - люди ждут возвращения Холмса.
- Так ведь это низкопробная литература. Вы знаете, почему я начал писать о Шерлоке? Сидя в пустой приемной в ожидании пациентов, которые не шли к молодому, никому не известному врачу, я решил написать исторический роман. Но, смекнув, что на это у меня уйдет года два, не меньше, я понял, что умру с голоду, так и не увидев своей книги. Тогда я стал писать детективы...
- Что вам блестяще удалось, - вставил Изобретатель.
- Не льстите,- недовольно нахмурился Конан Дойл. - Разве вы не читали Эдгара По! Холмс - это же чуть приближенный к жизни Дюпен. Та же трубка, тот же аскетизм и даже сходный метод расследования. Я только и сделал, что назвал его дедуктивным. Потом не раз совесть грызла меня. В конце концов от одного имени Холмса меня стало мутить, как от паштета из гусиной печенки, которым я в детстве объелся.
- Согласитесь, - смягчился вдруг Изобретатель, поняв, что писатель волей-неволей прислушивается к его доводам. - У человека никогда не иссякнет потребность в чтении детектива.
- Пусть их сочиняют другие, - отрезал Конан Дойл.
- Но у других не получится так, как у вас. Возьмите современный детектив. Ни доктора Торндайка, ни Арсена Люпена нельзя поставить рядом с Шерлоком Холмсом.
- Тут вы правы, - согласился Конан Дойл, уминая в трубке табак. - Но через двадцать лет люди благополучно забудут и Люпена, и Торндайка, и моего Холмса.
- Вы ошибаетесь, сэр Артур. Вам удалось главное: создать личность, характер, достойный уважения. Вы и сами полюбили Холмса. В этом ваше счастье и горе. Вы единственный человек на земле, не прочитавший ни одной новеллы о Холмсе впервые. Вам не дано испытать волнения, которое испытываем мы, читатели, погружаясь в атмосферу загадок и тайн, которыми окутаны 'дела', столь блестяще распутываемые Холмсом. Вам не дано все это, потому что Холмс это вы сами. Ведь каждый детектив пишется с конца, не так ли! Садясь за очередной рассказ, вы уже знаете развязку. Но читатели платят вам за это сполна. Сколько вы получаете писем с просьбой о возрождении Холмса! Сотни!
- Тысячи, - буркнул Конан Дойл, но в его глазах Изобретатель прочитал что-то похожее на любопытство. Он бросился в атаку.
- Скажите, мистер Конан Дойл, - с улыбкой спросил он, - почему вы не позволили Уотсону опознать тело Холмса? Может быть, потому, что в глубине души сами не были уверены, что Холмс должен погибнуть и вы оставили и ему и себе лазейку - возможность его возвращения? Разве я не прав? Не может быть, чтобы за эти семь лет, которые Холмс покоится на дне Рейхенбахского водопада, у вас не возникало желания возродить его.
- Зачем возрождать, если лет через двадцать его все равно забудут, повторил писатель.
Этих-то слов и ждал Изобретатель. И в ответ Конан Дойл услышал, очевидно, заранее заготовленную фразу.
- А если я сумею доказать вам, что Холмса не забудут и через столетие?
Сэр Артур громко расхохотался:
- Как вам это удастся! И сколько понадобится времени - век?
- Нет, хватит и десяти минут, - спокойно возразил Изобретатель и спросил: - Скажите, нет ли у вас хотя бы одного неопубликованного рассказа о знаменитом сыщике?
Наступила тишина. Изобретатель смотрел в глаза писателю и ждал, затаив дыхание. Наконец, сэр Артур отпер ящик стола и вынул небольшую красную папку.
- Рассказ есть, но я даже вам не позволю его прочитать, а тем более показать другим. Иначе издатели меня просто на куски разорвут.
- Я дам вам расписку в том, что ни один живущий сейчас человек его не увидит. Я готов заплатить любую неустойку, если нарушу свое обещание.
Только сейчас Конан Дойл понял всю нелепость ситуации:
- Вы всерьез хотите доказать мне, что Холмса будут помнить и через восемьдесят - сто лет? И считаете, что на это вам хватит менее четверти часа? Вы с ума сошли?
- Давайте заключим пари, - живо подхватил Изобретатель. - Если я сумею убедить вас в своей правоте, вы возрождаете Холмса. Если нет, - я берусь безвозмездно разбирать вашу почту.
'Этого еще недоставало, - подумал Конан Дойл. - Но надо же как-то отделаться от этого безумца'.
- Хорошо, - согласился он. - Пишите расписку, но она останется у меня в обмен на рассказ, - и добавил, уже про себя: 'Все равно никто не поверит, что рассказ мой'.
Через несколько минут они скрепили расписку подписями.
- Итак, - произнес Конан Дойл, взглянув на часы, - сейчас 14.25 22 мая 1901 года. Если в 14.35 вы не представите мне веских доказательств того, что мой герой бессмертен, вам придется надеть бухгалтерские нарукавники.
- Уверен, этому не бывать, - усмехнулся в ответ Изобретатель и, пожав великому писателю руку, вышел из его кабинета.
Придя домой, Изобретатель не спеша разделся и раскрыл папку. Он не торопился, у него была уйма времени. Он даже не потрудился прочитать ее, лишь взглянул на название, удовлетворенно хмыкнул.
'Прекрасно. Как раз то, что мне нужно', - и пошел в лабораторию с папкой под мышкой.
Сейчас мы оставим на время наших героев и позволим читателю ознакомиться с этой рукописью. Вот она.
БАНКИР ИЗ УАЙТХИЛЛ-КОТТЕДЖА
Много воды утекло с тех пор, как произошли события о которых я хочу рассказать, но известная деликатность не позволяла мне коснуться их в своих записках. Однако сейчас можно предать гласности случай, происшедший в Уайтхилл-Коттедже, который еще раз подтвердил правильность избранного моим другом аналитического метода раскрытия преступления. Это дело дорого мне еще и потому что в нем проявилось благородство характера Холмса, и я с радостью берусь за перо.
Многим запомнился август 1891 года. Стояли необыкновенно жаркие даже для такого времени года дни. Лето как будто из последних сил боролось с наступлением осени и давно давало повод для разговоров о капризах английской погоды.
Я исполнял обязанности врача, обливаясь потом, и, надо сказать, очень обрадовался, когда однажды утром, сидя за завтраком, получил записку от Холмса.
'Если вы не очень заняты, прощу вас составить мне компанию в поездке в Уайтхилл. Поезд от Чаринг- Кросс в 11.45.
Ваш Холмс'.
