двухэтажного постоялого двора, тоскливый собачий вой сменился яростным лаем и лязгом цепи: пес носился по двору. Легко соскочив из седла на землю, Свори обнажил меч и велел вооружившимся арбалетами оруженосцам следовать следом. Жерар, настороженно озираясь по сторонам, вытащил из петли боевой топор, настоятель, бормоча себе под нос молитву, начал перебирать чётки.
– Жди здесь, – кинул я поводья Звёздочки Эдвину, который попытался всучить мне взведённый арбалет и, достав пару метательных ножей, отправился вдогонку за уже заглянувшим в распахнутые ворота рыцарем.
– Эй ты! Брось меч! – рявкнул на кого-то Свори, когда хриплый лай цепного пса резко оборвался и послышался жалобный скулёж. – Живо!
Заскочив во двор вслед за оруженосцами рыцаря, я успел заметить, как молодой парень в накинутом поверх кольчужной безрукавки длинном сером плаще разжал руку и уронил тяжёлый полесский меч рядом с уже затихшим кобелем.
– Что здесь происходит? – указав Рони на конюшню, Свори начал медленно приближаться к неподвижно замершему парню таким образом, чтобы не перекрыть линию стрельбы второму своему оруженосцу – Анри.
Внимательно приглядевшись к хранившему молчание рыжеволосому парню, по лицу которого катились крупные капли пота, я решил, что на местного уроженца он не похож. Скорее уж это подданный герцога Йорка. Там все через одного рыжие и конопатые.
– Вы кто такие?! – видимо, заслышав чужие голоса, выскочил на крыльцо постоялого двора худой старик в серой хламиде, подпоясанной обычным обрывком верёвки. За его спиной в двери мелькнул ещё один вооружённый человек.
– Что здесь происходит? – уже спокойней повторил вопрос Свори, который моментально приметил и розовую кляксу родимого пятна на подбородке старика, и печатку с крупным рубином. Приметил, но команду опустить арбалеты оруженосцам так и не дал.
– Ваше преподобие! – заскочив во двор, замахал руками отец Густав. – Всё в порядке, это мы!
– О! Дорогой друг! – старик, оказавшийся тем самым преподобным Карлом Арнсоном, как-то не очень уверенно, будто был немного пьян, спустился с крыльца.
– И всё же, что здесь происходит? – совсем спокойно, тихо и скучно вновь поинтересовался седоусый рыцарь. Что обычно следует за таким обращением, мне было прекрасно известно, а потому я отступил к забору и перевёл взгляд на дверной проём. Как бы сейчас заварушка не началась.
– Разбойники напали на постоялый двор, – впервые удосужил его ответом старик. – К сожалению, мы опоздали и смогли спасти только дочку хозяина.
– Где она? – Свори подошёл к крыльцу, не обращая внимания на охранника настоятеля арлийского монастыря, который уже поднял с земли меч.
– В доме. – Церковник жестом велел второму своему охраннику освободить рыцарю дорогу и отвернулся от подскочившего к нему отца Густава. – Только прошу, не мучайте её расспросами, у девочки небольшое помутнение рассудка и она почти не говорит.
– Хорошо, – кивнул Свори и зашёл в дом.
Прикинув, что ничего интересного во дворе в любом случае уже не случится, я спрятал метательные ножи и поспешил за ним. Гнало вперёд меня не столько любопытство, сколько трезвый расчёт – на постоялом дворе наверняка найдётся что-нибудь перекусить, а у меня во рту с утра маковой росинки не было.
Впрочем, все мысли о еде сразу же испарились, стоило ударить в нос тяжёлому запаху смерти. Первый труп валялся прямо у порога: одному из охранников церковника чем-то тяжёлым размножили голову. Крови было столько, что пропитавшийся ею серый плащ казался в тусклом освещении чёрным.
Всего в обеденной зале оказалось семь трупов – меж перевёрнутых и порубленных столов лежали ещё два церковника и четверо плохо одетых мужиков, вооружённых дубинками и топорами. Залётные разбойники? Скорее всего. Местные смерды тоже, конечно, пошаливают, но напасть на постоялый двор у них кишка тонка.
Свори подошёл к ведущей на второй этаж лестнице и, ухватив за волосы, приподнял голову ничком лежавшего на ступеньках крепкого сложения парня, у которого оказалось перерезано горло.
– Вышибала, – узнал мертвеца рыцарь и, осторожно отпустив голову, вытер руки о штанину. – Девочка где?
– Она там, в комнате, – указал рукой на одну из дверей зашедший с улицы Карл Анрсон. – Я прошу вас, будьте помягче с бедным дитём.
Ничего не ответив, Свори распахнул указанную дверь, и оттуда тотчас выскочила светловолосая девчонка лет десяти. Невысокая, с двумя длинными косицами, в доходившем до колен ситцевом сарафане. И бледная, как мел. Обхватив руками церковника, дочь трактирщика уткнулась ему в балахон и затряслась в беззвучном приступе плача.
– Как всё произошло? – спросил Свори у прислонившегося к стене охранника, поняв, что из девчонки сейчас и слова не вытянешь.
– Мы зашли с улицы и на нас сразу же накинулись, – отвернувшийся парень промолчал, вместо него ответил настоятель арлийского монастыря. Он усадил захлёбывавшуюся слезами девчонку на стул, и та, спрятав заплаканное лицо в ладонях, тихонько заскулила.
Жерар и Эдвин, оставившие лошадей во дворе, заинтересовались рассказом и, обойдя стороной лежавший у входа труп, зашли внутрь. Отец Густав сунулся было следом, но тут же зажал рукой рот и выскочил наружу.
Решив не терять время на выслушивание всей этой ерунды, я отправился прямиком на кухню. Вот там-то меня и проняло по-настоящему. Хоть в портовых кабаках Альме частенько доводилось наблюдать весьма неприглядные последствия пьяных поножовщин, здесь всё оказалось намного жутче: именно на кухне налётчики расправились с семьёй и прислугой хозяина постоялого двора. И сделали они это с какой-то нечеловеческой жестокостью, не пощадив ни женщин, ни детей.
Ухватив первый попавшийся под руку жбан с пивом, я сделал несколько глотков и только когда крепкий хмельной напиток ударил в голову, перевёл дух. Зачем же всех убивать было?
Женщин – жену и старшую дочь содержателя постоялого двора разбойники задушили, двух сыновей зарезали кухонными ножами, а самому хозяину размозжили голову обухом валявшегося тут же колуна. Непонятно зачем притащенному сюда слуге Арнсона, опознанному мной по серому плащу, как и вышибале, перерезали горло, а какому-то старику в обносках сожгли лицо, засунув головой в растопленную печь.
Стараясь успокоить дыхание, я отвернулся к окну и вновь присосался к жбану с пивом. Тень! Теперь ночью кошмары сниться будут. И аппетит надолго пропадёт – залитая кровью кухня постоялого двора больше всего напоминала пыточную какого-то весьма неряшливого палача.
И всё же что-то меня здесь удерживало. Мешало уйти в обеденную залу или просто закрыть глаза. Заставляло раз за разом разглядывать распростертые на полу тела. Что-то во всём этом настораживало, но что именно – понять никак не получалось.
Испачкав подошву в залившей пол крови, я вытер сапог о тряпку и неожиданно для себя выругался. Могу, конечно, заблуждаться, но всех этих людей убили на кухне и никуда после смерти не перетаскивали – лужи крови не смазаны и натекли рядом с телами. А это уже кое о чём говорит…
Опустившись на корточки рядом со слугой Арнсона, я внимательно осмотрел его перерезанное горло, но не углядев ничего подозрительного, перешёл к старику с сожженным лицом. А вот с ним всё оказалось совсем непросто: обноски точно с чужого плеча, ногти аккуратно подстрижены, а на ладонях ни одной мозоли. И кроме того – на среднем пальце левой руки белая отметина от недавно снятого кольца.
Что бы это значило?
Выпрямившись, я покачнулся от ударившего в голову хмеля и выглянул в обеденную залу. Отказавшись от безуспешных попыток разговорить находившуюся в шоке от пережитого девочку, которая всё так же прятала лицо в ладонях, Свори у отрытого окна что-то втолковывал остававшимся во дворе оруженосцам.
Проверив заточку предназначенного для чистки и разделки рыбы узкого ножа, я наконец взял себя в руки и уже совершенно спокойно вышел в обеденную залу. Эдвин, учуяв свежий запах перегара, положил на стол арбалет, но я, даже не взглянув в сторону старого слуги, прошёл мимо. В голове было пусто, на душе тоскливо и только гнавшее по жилам кровь сердце разжигало начавший медленно захлестывать меня огонь
